Долбоеб

Несмотря на то, что многие дальние знакомые и некоторые поклонники считали его человеком загадочным и таинственным, самой большой и, пожалуй, единственной тайной Себастьяна Стэна на протяжении многих лет оставалось то, что он был долбоебом. Впрочем, даже это особой тайной не было. Будущий отчим, например, просек буквально сразу же. – Слушай, – сказал он как-то вечером, когда они остались вдвоем – мама была на гастролях, и за Себастьяном по очереди присматривали ее подруга и бойфренд. – Слушай, пацан. Я понимаю, я тебе не отец, да и поздно уже начинать твое воспитание, вон какой лоб вымахал. Но у меня есть к тебе предложение. – Это какое еще предложение? – хмуро спросил Себастьян, уже готовый, что его будут как всегда укорять и пытаться воззвать к совести. Ну какая совесть, когда тебе одиннадцать, и как бы ты ни пытался привести свою дурацкую жизнь в порядок, обязательно происходит какая-нибудь жопа? – Предложение очень простое. Ты стараешься меньше вляпываться, а когда все-таки вляпываешься, то сразу рассказываешь об этом мне, и мы вместе что-то придумываем. А я взамен ничего не рассказываю твоей маме. Идет? – Ха, – сказал Себастьян. Да вы смеетесь? Рассказать про весь этот пиздец какому-то левому чуваку? Вот так за здорово живешь? Ха. – Идет. Вы помните? Он всегда был долбоебом. Правда, отчим, надо отдать ему должное, действительно старался помогать и давать советы, проблема была только в том, что его советы плохо работали. Тебя дразнят мальчишки в школе? Будь выше этого, не пытайся лезть в драку, их же больше, ты будешь выглядеть глупо. Не обращай внимания, сами отстанут… Ну почему ты постоянно устраиваешь какой-то бардак? Нет, выкинуть в окно джинсы обидчика и бегать по партам, крича по-немецки "Иди ко мне, любовь моя!", пока тот гоняется за тобой в одних трусах – плохая идея. Да, я знаю, что это похоже на то, как говорят в немецком порно. Интересно, а ты откуда это знаешь? И как ты, черт возьми, ухитрился стянуть с него штаны?.. Учитель придирается, и вообще этот предмет какой-то идиотский, ты ничего не понимаешь, зачем тебе это все, ты не собираешься быть ядерным физиком? Не глупи, Себастьян, тут нет ничего сложного, давай сядем и разберем пару задач… ты что, плачешь? Что случилось? Эй, парень, да возьми себя в руки!.. Ну хорошо, выбери взамен тот предмет, что тебе нравится! Господи!.. Девочка, на которую ты положил глаз, не обращает внимания, заглядывается на самого популярного мальчика школы? Нет, флиртовать с этим мальчиком на глазах у девочки – не самая лучшая идея. По крайней мере, если ты действительно хочешь встречаться с девочкой, а не с этим качком-футболистом... Ах, ты передумал... Что?! Себастьян! Немедленно вернись!.. Отчим только через пару лет понял, что эта тактика была провальной, и перешел на устраивающую всех систему вычетов. Еще раз будешь ночевать на ступеньках у соседей, потому что «потерял ключи и не хотел будить звонком», никаких карманных денег на неделю. Еще раз воспользуешься фальшивой айди-картой, чтобы купить алкоголя, никакого нового велосипеда к лету. Еще раз устроишь в наше отсутствие вечеринку, после которой нужно делать ремонт в гостиной и объясняться с полицией, вызванной соседями, не отделаешься никакими «я наконец-то нашел друзей» и будешь месяц сидеть под арестом. Это отлично действовало. Не в том смысле, что Себастьян стал меньшим долбоебом, нет, просто теперь все было ясно и прозрачно, четкие расценки, никаких нудных разговоров и сетований на то, куда он катится. В конце концов, не так ему и нужен был этот сраный велик, а почувствовать себя запертым на хлебе и воде узником было даже прикольно. Особенно, когда пацаны пробирались под окна и по веревке передавали сигареты и шоколадные батончики, чтобы скрасить Себастьяну заключение. Особенно, когда приходил тот футболист. Вообще жара. Это, кстати, постоянно вызывало вопросы. Маму-то этот аспект волновал мало, она была человеком творческим и легким, а вот отчим да. Отчим нервничал. Первый раз на тему ориентации они поговорили, когда Себастьяну исполнилось тринадцать. Он еще почти ничего такого не делал, но отчим почуял уже, в каком месте тут будет веселье. Правда, тогда Себастьян так ему ничего толком и не сказал, потому что не сильно понял, чего от него хотят. Отчим сильно смущался. Во второй раз они поговорили уже пару лет спустя, уже оба не стесняясь в выражениях. По правде сказать, Себастьян никогда не считал себя геем, с чего бы? Ему девушки нравились. Они клевые. Сиськи. Ну, вы понимаете. И вообще. Но когда отчим начинал закипать и пыхтеть, это выводило из себя, черт, мы ведь живем в свободной стране, чувак, какого фига тебя интересует, с кем я обжимаюсь по углам? О чем ты волнуешься? У меня есть презервативы, если что, я умею ими пользоваться… Это было враньем, конечно, но оно того стоило. Просто посмотреть, какие станут у отчима глаза. В них было все, огонь Содома и Гоморры, страх одинокой старости и старательно подавляемое инстинктивное отвращение. Вот это чертовски подстегивало. В сущности, большую часть своих подростковых идиотств Себастьян устраивал именно для этого. Не тупо позырить, что будет, или словить краткосрочный кайф, а почувствовать вот это полузабытое с детства ощущение, когда начинается шторм, а ты по грудь в воде идешь ему навстречу. Даже если упадешь и захлестнет с головой – это не страшно. Вода солено-горькая до сладости. В ушах шумит от недостатка кислорода. Ты никогда не прогнешь меня, но попытайся сломать, у тебя может получиться. Этот футболист, его звали, кстати, Билли, был прикольным парнем. Не то чтобы он действительно сильно нравился Себастьяну в этом смысле, но пацан был стопроцентным геем, и он хотел. Это очень прикольно, когда тебя хотят. Особенно, когда тебе самому пятнадцать, у тебя щеки, как у хомяка, дурацкая прическа и стоит даже на хренов улей. Они занимались душеспасительным петтингом и чуть не до самого выпуска. Попутно Себастьян романтично и трогательно встречался с девушкой классом младше, но там не заходило дальше поцелуев. А в первый раз он полноценно трахнулся вообще с парнем, который работал в закусочной где-то в сраном Колорадо, куда они поехали навестить каких-то левых родственников отчима. Себастьян тогда видел этого чувака в первый и последний раз в жизни и вообще постарался побыстрей забыть это неловкое, торопливое и не особенно приятное действо. Нет, у него не было никакой травмы. Это просто было тупо и бессмысленно. Потом у него случался вот такой тупой и бессмысленный секс и с девушками. Это не приносило удовлетворения. Только ощущение себя долбоебом – раз за разом. Нафига, нафига я это делаю? – думал Себастьян где-то раз в месяц, морщась и глотая аспирин, держась за раскалывающуюся голову и с неприязнью разглядывая очередное тело в кровати. Какие-то люди, какие-то странные места, фу, нафиг, я хочу домой. Обычно после этого он уходил домой и пару недель старался делать вид, что не замечает трезвонящий телефон. Что ему могли сказать нового? Что он безответственный долбоеб и мудак? Спасибо, Себастьян был в курсе. И на самом деле не очень разделял эту точку зрения. То есть, разделял, но не полностью. То есть, конечно, полностью, но не окончательно. Давал себе еще шансы. Отчим, кстати, всю дорогу был уверен, что ничего путного из себастьяновой затеи с актерством не выйдет. Типа, ты, конечно, хорошо умеешь корчить из себя шута горохового, но это все-таки серьезная профессия, сынок. А ты не серьезный. Ты притворяешься серьезным, заинтересованным и даже умным, но, черт возьми, я ведь тебя знаю как облупленного. Ты такой милый, скромный, обаятельный пиздюк. Совершенно неуправляемый. Я не представляю, Себастьян, кем надо быть, чтобы заставить тебя делать что-то путное. Мной, думал Себастьян. Мной надо быть. Хочешь? Попытайся меня сломать, это будет прикольно, но вряд ли очень легко. Но прогибаться я буду только сам. Только под то, что меня прет самого и только до тех пор, пока прет. Перло долго. Сильно. Нет, конечно, Себастьян не перестал быть долбоебом. Это же целая жизнь. Море феерических красок. Пришел с работы – вот ты уже и долбоеб. Но какой-то процент нарывистого надрыва очень хорошо уходил в работу, так что большую часть времени он был уже долбоебом не мрачным и равнодушным, а долбоебом веселым и ласковым. Девчонки любят ласковых долбоебов. Парни любят веселых долбоебов. Долбоебы любят всех и очень долго не догоняют, что служебные романы – это вообще-то пиздец, особенно если долбоеб привык к определенному уровню приватности своей разнообразной, но все-таки личной жизни. – Может, притормозишь, Себ? – спрашивал у него время от времени лучший друг, тот самый бывший качок и очень бывший футболист. Они как-то без проблем закончили между собой всю эту половую благотворительность, оставшись хорошими друзьями даже спустя десяток лет. Себастьян притормаживал, потому что Билли плохого не посоветует, у него нюх на то, когда надо завязывать. Не даром их за три года в школе так никто ни разу не спалил, хотя они кувыркались, порой, в самых рискованных местах. И вот эта вся бодяга началась как раз тогда, когда Себастьян был в полной завязке. Так было проще сосредоточиться, да и вообще серьезная работа требует серьезных жертв. Он был не прочь время от времени чем-нибудь пожертвовать, от этого конечный результат выглядел еще более ценным. А тут Эванса поперло. С чего? Почему вдруг сейчас? Да и вообще. Бред какой-то. Не то чтобы он Себастьяну не нравился. Нравился – три года назад, блять, нравился. Но тогда у Эванса что-то ничего не вспыхнуло, он вообще какой-то отмороженный с Себастьяном был всю дорогу. В роль входил, наверное. Или кто-нибудь что-нибудь шепнул на ухо, а то и не раз, как тут очень любят делать. Постоянно такая фигня. Так что Себастьян пожал плечами и пошел к своим баранам. И забил вообще. А тут – получите, распишитесь. Какая-то странная возня и навязчивое дружелюбие. Прямо пугает. Эванс, кажется, вообще был первым человеком, которому Себастьян так четко сказал: «Я не гей». Обычно, если его спрашивали с умеренным любопытством, он отшучивался, а если брякали что-нибудь с возмущением, типа: «Ну ты ведь не гей?», он никогда не мог удержаться от искушения и ответить: «С чего это вы взяли?» Это была волна шторма, идущая навстречу. Как тут удержишься. И вот, понимаете, Эванс. Который прекрасно относится к геям. У него, знаете ли, даже брат – гей. И как жалко, что им по сценарию не поцеловаться. И давай пойдем на свидание. Волна пошла в другую сторону, и Себастьян чуть не обделался от испуга. Вот так – реально можно утонуть. Больно и насовсем. – Слушай, – в тот же вечер Себастьян позвонил Билли в Нью-Йорк. – Не знаю, как я так вляпался, кажется, господи, это первый случай, когда вляпался не я. Такое ощущение, что это Эванс в меня вляпался. Жуткое ощущение. Я ничего не понимаю, друг, его просто несет на меня. И я не знаю, что делать. – Трахни его, – посоветовал Билли из Нью-Йорка. – Я не могу! – Почему это ты не можешь? – Потому что… Я в завязке! Я работаю вообще. Ты же сам говорил, на работе… – Эй, – перебил его Билли, и у него был такой привычный надежный, домашний голос, что в стерильном воздухе гостиничного номера сразу запахло носками и пиццей. – Это же Крис Эванс. Ты видел его грудные мышцы? А задницу? Трахни его, говорю тебе, а то потом будешь всю жизнь жалеть. – Вот ты мудак, – укоризненно сказал Себастьян. – Только о ебле и думаешь. А потом что? Смотреть, как он от меня в ужасе бегает? Билли подумал. – Трахни его, а потом скажи, что залетел. Пусть ужас будет настоящим. – Придурок. – Долбоеб, – привычно отозвался Билли. – Ладно, не кисни. И трахни Эванса. Вернешься – расскажешь. Естественно, Себастьян не собирался ничего рассказывать. Он даже трахать Криса Эванса не собирался. Но мало ли чего он не собирался делать? Он же долбоеб, а у долбоебов все вечно выходит из-под контроля. – Я тут подумал, – сказал Эванс, когда они вернулись из отпуска, в его голосе внезапно, как лезвие на солнце, блеснула опасность, и Себастьян замер, затаив дыхание от холодного иррационального ужаса. – Я тут подумал, – сказал Эванс, лучезарно улыбаясь и хлопая его по плечу, – что пора уже познакомить тебя с родителями. Сколько мы встречаемся? Уже скоро год, – и добавил уверенно. – Мама будет рада. И в этот момент Себастьян почувствовал, что волна накрывает его с головой. Накрывает, легонько отрывает от дна и выносит на поверхность. Солнышко светит. Ветер бьет в лицо. Хлопья пены срываются со штормовых гребней… – Ладно, – сказал Себастьян, уже привычным жестом отпихиваясь. – Моя тоже будет рада. Она вообще твоя фанатка, ты в курсе? И отчим. Хотя, отчим, знаешь... он не то чтобы прямо гомофоб, но в целом, думаю, ты ему понравишься. Паника, мелькнувшая в глазах Эванса, стоила пары секунд утопления. Его неловкие и сбивчивые попытки замять тему стоили даже больше. Все-таки в этом что-то есть, когда твой парень в некоторых отношениях – еще больший долбоеб, чем ты.