Римский Рыцарь.

Коммод вызвал к себе Торригоса – начальника Четвёртого отряда преторианцев. Торригос, испанец по происхождению, отличался на редкость жестоким и свирепым нравом, равно как и его молодцы. Любое преступление, даже самое непостижимое для человеческого ума, являлось для него сущим пустяком. Торригос ценил людскую жизнь не более пары старых ботинок, которые пришла пора выбросить, а то и менее этого. - Что прикажете, господин? – спросил преторианец, входя в покои Коммода в императорском шатре. - Знаешь, где находится дом Максимуса? - Конечно, господин. Мы однажды побывали в тех краях вместе с вашим отцом. - Прекрасно. Мне нужно, чтобы к завтрашнему вечеру его семья, жена и сын, отправились туда же, куда и сам Максимус. Понял меня? В глазах Торригоса появился звериный блеск. - Да, господин. Зачем же Коммоду понадобилось убивать ни в чём не повинных людей? Он опасался, что если они узнают о смерти генерала и о её причинах, впоследствии у него могут возникнуть проблемы и немалые. Имя Максимуса слишком известно и почитаемо не только в Риме, но и во всей Империи. А проблем сыну Марка Аврелия ох, как не хотелось! К тому же, не всё ли равно, в каком из миров семья генерала встретится с ним?... Стояла тёплая безветренная погода. Над Техилло ослепительно синело небо, изредка его бездонную яркость нарушали белые облачка, легко проносившиеся мимо. Рожь уже поспела, за ней пшеница, - и теперь всё поле стало похоже на гигантское золотое покрывало. Валерия, жена Максимуса, с улыбкой наблюдала, как её восьмилетний сын Овидий играет с маленьким диким осликом, то и дело задорно смеясь. Ей очень не хватало мужа. За почти три года, что они не виделись, эта женщина ещё сильнее полюбила его и очень тосковала по долгим летним вечерам, когда они вместе бродили среди кустов жимолости в саду, слушая стрёкот кузнечиков в высокой траве, по их задушевным беседам. Никто, лучше Максимуса, не мог успокоить, сказать ласковое слово, поддержать в трудный час, когда кажется, что мир вот-вот рухнет. Овидий тоже скучал без отца, он, как и мать, очень любил его и гордился, что тот стал великим полководцем в армии самого императора. Мальчик всё время спрашивал Валерию о Максимусе. Каждое утро выбегал на дорогу, чтобы посмотреть, не появится ли его конь на горизонте. И каждый вечер, возвращаясь домой, грустил, потому что папы всё не было. Так они и жили. Работали днями, скучали по ночам… Однажды утром в конце просёлочной дороги, ведущей к дому, появилось облачко пыли, которое с каждой минутой становилось всё больше и больше. Вскоре завиднелся вооружённый отряд. Овидий, как всегда не спускавший глаз с дороги, радостно подпрыгнул на месте. - Мама, солдаты! – закричал мальчик и бросился к всадникам, - Папа! Папа! Валерия бежала следом за сыном со счастливыми слезами на глазах. Увы, это были не те солдаты! В мгновение ока Овидия смяли лошади. Валерия вскрикнула и кинулась к сынишке, но не успела она пробежать и метра, как тоже оказалась под копытами. - Зажигай дом! – приказал Торригос (а это был именно он) одному из своих подручных. Тот не замедлил исполнить поручение. И скоро усадьба полыхала вовсю. - Поднимите-ка эту сучку и её щенка! Бедняг, полумёртвых от ужаса, приволокли к начальнику. Оглядев Валерию, Тарригос осклабился: - А недурственная у него бабёнка, не чета тем шлюхам, у которых вы пропадаете ночами! Это несправедливо! Раз Максимус всё равно мёртв, можно порезвиться и с ней. Она ваша! То, что произошло после, было на редкость отвратительно. Бедную женщину пустили по рукам, избивали, издевались кто, как хотел, не обращая ни малейшего внимания на её отчаянное сопротивление, крики и мольбу. Овидий стремился помочь матери, но его не пускали. Вдосталь позабавившись, негодяи прибили Валерию с сыном к крестам, наспех сколоченным из оградных досок, облили их зажигательной смесью и подожгли, наслаждаясь их мучениями. Сделав «дело», удалились с сознанием выполненного долга, оставив после себя обгорелые трупы и дымящийся остов погибшей усадьбы. Проходя мимо покоев Коммода в императорском шатре, Луцилла случайно услышала доклад Торригоса о том, как он и его подручные поступили с семьёй Максимуса. Чувствуя, что сейчас упадёт, женщина прижалась всем телом к спинке стоявшего рядом просторного кресла и изо всех сил стиснула зубы, чтобы не закричать. Как могло так случиться, что однажды на свет появилось чудовище, монстр в человеческом обличье, именуемый её братом?! Разве возможна подобная несправедливость, что человек, который был для неё дороже жизни, погиб, а тот, кого она страстно ненавидит, остался жив?! Разве это правильно?! Слёзы разъедали Луцилле глаза, голова шла кругом, она с трудом воспринимала действительность, окружавшую её. Лишь одно радовало, если только подобное можно назвать этим словом, - то, что Максимуса нет в живых, и он никогда не узнает, что случилось с его родными… Максимус, как сумасшедший, мчался, направляясь к границе Рима и Испании. Ветер развевал его волосы и полы одежды, отчего казалось, что за спиной всадника выросли крылья, что, в сущности, было недалеко от истины. Немного успокоился генерал только тогда, когда вконец обессилевшая лошадь вынесла его на пустынную каменистую местность, окружённую горами, и замертво свалилась, едва не придавив собой самого Максимуса, вовремя успевшего с неё соскочить. Генерал обрадовался, узнав это место, где ему не раз доводилось бывать раньше. Отсюда до Техилло рукой подать. Скоро он будет дома. Дома! Генерал помчался бы туда хоть сейчас, но одна из его лошадей пала, а вторая просто физически не сможет одолеть сейчас весь дальнейший путь, каким бы коротким тот ни был. Да и его рана в плече начала давать о себе знать мучительной ноющей болью, от которой немела вся рука. Максимус решил сделать привал. Разведя костёр при помощи подручных средств, он снял с себя доспехи, оставшись в одной длинной тунике, благо, ночь выдалась тёплой, и можно было не опасаться холода. Генерал осмотрел своё плечо, оно всё ещё кровоточило. Ничего подходящего, чтобы приложить к ране, у него не было. Придётся пока оставить всё, как есть. Валерия потом что-нибудь придумает, когда он, наконец, доберётся до своей усадьбы. Валерия… Максимус с наслаждением произнёс дорогое имя и улыбнулся. Любимая моя, скоро я увижу тебя и сына и прижму вас к своей груди! «Благословенный Отец, охраняй моих жену и сына с мечом наготове! Благословенная Мать, скажи, что я люблю их! Всё остальное – лишь прах и ветер!» - мысленно молился он, засыпая. Едва розовый поцелуй солнца коснулся неба на востоке, Максимус продолжил свою дорогу на уцелевшей лошади. Он был измотан болью и усталостью, от мерной езды по ровной дороге генерала начало клонить в сон. Вдруг, словно что-то его толкнуло. Максимус встрепенулся, стряхивая с себя сонливую апатию, и погнал лошадь во всю прыть. Его сердце сжалось, как от дурного предчувствия. Вот он уже въехал в ворота своей усадьбы. До дома осталось всего ничего! Но у его лошади не хватило сил скакать дальше и животное, хрипя, с разлёту рухнуло в песок, увлекая за собой ездока. Максимус упал прямо на раненое плечо, но даже не почувствовал этого. Собрав последние силы, он поднялся на ноги и бегом, насколько подобное было возможным в его нынешнем состоянии, бросился вперёд. Добравшись до того места, где прежде стоял его дом, генерал остановился, поражённый страшной картиной, открывшейся его взору. От самого дома остался лишь дымящийся остов, обгорелые доски валялись рядом. Посреди двора стояли вбитые в землю два креста, а на них – распятые жуткие трупы. Валерия и Овидий. В первый момент Максимусу показалось, что он попал не туда, что он ошибся дорогой. Может, он спит и всё это ему только снится?... Может быть, эти два жутких тела – вовсе не его жена с сыном?... Но, увидев цепочку с обгоревшим медальоном на шее женщины, генерал всё понял. Этот медальон он подарил Валерии в день их свадьбы. Другой женщины быть не могло. И не было… Страшная тяжесть навалилась на Максимуса, придавив к земле. Казалось, само небо рухнуло на его плечи. Упав на колени, он уронил голову на руки и разрыдался. Да что же это?! За что?! Почему?! Максимус протянул руки к жене, словно она могла дотронуться до него, потом, с трудом поднявшись, шатаясь, приблизился к кресту и припал губами к почерневшим ногам. Генералу казалось, что у него заживо вырвали сердце из груди, забрав заодно и душу, и оставили лишь жалкое бренное тело. - Милая, - беззвучно шептали его губы, - Родная, бесценное моё сокровище! Что же они с тобой сделали?! Зачем мне жизнь, если в ней не будет тебя и Овидия?! Максимус чувствовал, что сходит с ума. Ещё никогда прежде ему не было так плохо, как сейчас. Да и вряд ли когда-нибудь станет хуже. Ужаснее того, что случилось, уже не произойдёт. Но как всегда бывает в минуты самого страшного горя, человек снова поднимается. Как колос, который нечаянно придавили плугом. Глядишь, - а он вновь стоит. Так произошло и с генералом. Он выпрямился, вытер глаза и устремил взгляд вдаль, в сторону Рима. - Ну, подожди, Коммод! Подожди, убийца! Ты лишил меня всего, что было мне дорого, но и я в долгу не останусь! – поклялся он, и взгляд его вспыхнул. Предстояла самая мучительная работа, какую только доводилось Максимусу выполнять в своей жизни. Вырыв две могилы, он осторожно снял тела жены и сына с крестов и похоронил их. - Спите мои дорогие! Знайте, я никогда, никогда больше вас не покину! В мыслях и делах я всегда буду с вами! Вы навечно в моём сердце! От потери крови и всего пережитого за эти два дня Максимус лишился чувств и упал рядом с могилами своих родных. Некоторое время спустя через Техилло проходил караван работорговцев с Востока. Оказавшись рядом с разорённой усадьбой Максимуса, они увидели дым и решили разведать, есть ли здесь кто-нибудь живой. Одного из рабов – нумидийца, чёрного, как морёный дуб, шедшего рядом с клеткой африканских львов, отправили всё разузнать. Раб пришёл в ужас от увиденной картины. Осмотрев всё, он уже собрался возвращаться назад и доложить, что никого нет, как, вдруг, случайно наткнулся на человека, лежавшего возле двух свежих могил. Поначалу нумидиец решил, что он тоже мёртв, как и всё здесь, но, прикоснувшись к его шее, почувствовал слабое биение пульса. Человек был жив! Море, залитое солнцем… По побережью бежит белая лошадь… По небу проплывают облака… У просёлочной дороги стоят Валерия и Овидий, ожидая, когда он появится из-за поворота… Но что это за шум?... Точно где-то совсем рядом водопад... «Сколько времени ты не был дома?». «Два года, двести шестьдесят четыре дня и это утро». «Ты встретишься с ними. Но не сейчас». От резкого толчка Максимус пришёл в себя. Открыв глаза, увидел рядом совершенно незнакомых людей. Все они улыбались ему какими-то странными неестественными улыбками. Что происходит?... Куда его везут?... Максимус хотел спросить об этом, но вместо слов с его губ сорвался лишь стон. Чернокожий нумидиец, смотревший на него сверху, сочувственно ему улыбнулся и ласково заговорил: - Только не умирай, а то тебя скормят львам. Они стоят намного дороже нас с тобой. Максимус почувствовал очень сильную боль в ране и изо всех сил стиснул зубы, чтобы вновь не застонать. - Не волнуйся, рану твою вычистим, будешь опять, как новенький. Потерпи немного, сам увидишь. Генерал обессилено выдохнул и откинул голову назад. Солнце нестерпимо жгло глаза, и он закрыл их, чтобы окончательно не ослепнуть.