***
Германия удовлетворенно осмотрел тщательно отмытую и убранную кухню после разгромного приготовления "Пасты!" Италией. Все-таки сиеста – прекрасное изобретение итальянцев для отдыха их самих и отдыха их иностранных друзей. Феличиано с оглушительным криком "Ве-е-е! Германия!" распахнул дверь, махая чем-то белым. "И чего ему не спится? – обреченно вздохнул Людвиг, катастрофически не успевающий всей своей рассудительной натурой за брызжущим эмоциями другом. Он обеспокоенно нахмурился. – Неужели, у него опять кошмары?" Но Италия зажимал в руке вовсе не белый флаг, а несколько помятый листок бумаги, которым он вовсю тряс в воздухе, собираясь поделиться так взволновавшим его посланием. Германия еще раз вздохнул, но успокоился, радуясь, что торопится ему некуда, и он может спокойно выслушать младшего Варгаса. - Германия-а-а! – пропел Феличиано, крутясь вокруг Людвига. – Германия-Германия, смотри, что я нашел в почтовом ящике! - Что это, Италия? – растерянно спросил немец, не зная, что ему делать с мельтешащим вокруг парнишкой, широкая улыбка которого приносила собою покой и помогала сердцу отдохнуть. - Это... – задыхаясь от восторга, воскликнул Италия, наконец, останавливаясь. – Это... письмо счастья! Тут так и написано! Нам надо только... - Подожди, - резко прервал этот словесный поток Людвиг, досадливо поморщившись. Ну кому приятно так шутить над ними, присылая эти глупые письма счастья? – Но Италия, эти письма счастья на самом деле всего лишь розыгрыш. Они не приносят удачи. Феличиано озадаченно моргнул и задумался, забавно хмурясь. Недоверчиво посмотрел на друга, еще раз изучил взглядом бумагу с обеих сторон (будь их больше – просмотрел бы и их), огорченно покусал губы и безмятежно пожал плечами. - Ну ладно. Тогда мне нужна Паста! – громко оповестил он. Германия только покачал головой и обреченно повернулся к недавно отмытой плите, решив приготовить заказанное самостоятельно. Италия, выжидательно уставившись в его спину и поняв, что некоторое время немец оборачиваться не будет, еще раз сосредоточенно пробежал глазами текст, старательно запоминая, и, аккуратно свернув лист, бережно спрятал его в карман. "Как жаль, что Германия так и не прочитал письмо", - мысленно вздохнул Феличиано, не решившись настаивать на своем.***
Мебели в комнате почти не было – предыдущий владелец, постыдно удирая, забрал все, что смог унести, а солдаты сумели только раздобыть письменный стол и пару стульев. Для воспитательно-обучающей беседы с Италией этого оказалось достаточно. - Германия, - простучал зубами парнишка, кутаясь в толстую теплую шинель и все равно отчаянно замерзая из-за старой привычки ощущать прикосновения солнца на своей коже. Несмотря на это он отважно просипел. – Что дальше? - Ничего, - спокойно ответил Людвиг. – Просто не отходи далеко, хорошо? Уверен, что тогда с тобой все будет в полном порядке. - Я… не буду. Немец вздохнул, надеясь, что он и в самом деле может рассчитывать на благоразумие Феличиано. Неуверенно попытавшись улыбнуться, он пошутил: - И да, Италия… Дверь в комнату открылась и на пороге нерешительно замер офицер, почувствовавший, что заглянул он не в самый подходящий момент, но сообщение, которое ему велели передать, было важнее. - …никакой Пасты, ладно? – завершил Германия, неотрывно глядя на вошедшего юношу, всего на пару лет старше и младшего Варгаса, и младшего Байлшмида. Лицо немца приняло суровое выражение. – Что стряслось? Италия сидел, выпрямив спину и сложив руки на коленях, как примерный ученик, и не оборачивался, хотя его и била весьма заметная дрожь. Опасливо взглянув на него, Людвиг поспешил быстрее окончить разговор, поторопив растерянно переминающегося с ноги на ногу офицера строгим окриком: - Тебе нужно что-то мне передать? - Да, – очнулся парень и быстро вручил наскоро переписанное от руки телеграфное послание. – Я могу идти? Германия только махнул рукой, вчитываясь в строчки, и офицер мгновенно покинул комнату. Феличиано настороженно ждал, когда друг прояснит ситуацию. Немецкого языка он почти не знал, поэтому все сказанное было для него сплошной абракадаброй. Но блондин молчал, сосредоточенно хмурясь и потирая пальцами лоб. Итальянец неуютно поерзал на жестком неудобном стуле (впрочем, у Людвига был ничуть не лучше) и осторожно встал. - Германия, я пойду немного прогуляюсь. Людвиг тут же кивнул, радуясь, что у него не требуют объяснений, и проводил обреченным взглядом тонкую бойкую фигурку, вылетевшую на улицу, откуда тут же донеслось его оптимистичное щебетание с немками, которые каким-то образом понимали его, хотя ни одна толком не говорила на итальянском. Тем лучше. Не придется говорить, что через два дня русские подойдут к городу, в котором они только-только обосновались, пережидая опасность и залечивая раны. И что на этот раз сражения просто не избежать.***
Рядом кто-то отчаянно всхлипывал, тихо завывая то ли от страха, то ли от жалости. В голове витали отстраненные образы, отдельные фразы (притом первых было больше); общая картина привычного мира разломалась и теперь отдельными кусочками бултыхалась в черно-сером однородном дыме. На душе было странно пусто, хотелось только исчезнуть из этого неприятного места и провалиться в тихую и спокойную темноту. В ставший почти однотонным плач неожиданно вплелся подозрительный, заставляющий напрячься хруст. Словно кто-то неторопливо шел по снегу, приближаясь все ближе и ближе... Германия вздрогнул всем телом, вспомнив и об Италии, которого он едва успел откинуть в какой-то овраг, когда почувствовал, что зацепил ногой какую-то леску, и о России, которого он, кажется, заметил где-то в стороне деревьев. А, может, и не его, - мысли продолжали путаться, и Людвиг никак не мог вспомнить, ни где сейчас ведутся бои, ни какое сейчас время года - ровным счетом ничего. Но больше всего отвлекал пугающий хруст. Крепче стиснув зубы, немец заставил себя открыть глаза, однако так и не смог понять, получилось ли это у него. Ощущения и интуиция подсказывали, что веки, все же, разомкнуты, но что-либо увидеть он так и не сумел. Судя по прервавшимся всхлипам и шелесту, это движение не осталось незамеченным – на лицо легла чья-то тень, и откуда-то донесся тихий знакомый голос: - Германия? Не молчи... пожалуйста... Кажется, Людвиг что-то прошептал, надеясь, что это были слова утешения, но тело наконец вспомнило, что в нем есть нервные окончания и сообщило о многочисленных повреждениях. Германия захрипел и потерял сознание. _____________ Когда он вновь пришел в себя, в комнате было пусто, только в кресле сидел уснувший Италия, которому явно пришлось побегать со смертельно раненым Германией. "Мне повезло, что я страна, а не простой человек, - мрачно вздохнул Людвиг, стараясь шевелиться как можно меньше. – Иначе бы меня уже похоронили". Он осторожно повернул голову, чтобы убедиться, что с Феличиано все хорошо, и что его друг не пострадал. Итальянец тихонько сопел во сне, едва заметно шевеля губами, но, вне зависимости от его сновидений, был в полном порядке, хотя бы физически. Успокоившись и еще раз внимательно оглядев друга, немец позволил себе отключиться, надеясь, что за это время ничего не произойдет.***
Этот вечер был необычно холодным и отрешенным. Комнату обняла тишина, свернувшись калачиком; острыми ледяными иголочками, пронзавшими кожу, обозначила свое присутствие пустота, вытеснившая собой сухое скрежещущее одиночество. Внешнее отошло на задний план, оставив души доигрывать совместный ноктюрн один на один друг для друга, в страхе трепеща перед будущим. Шинель Людвига неприятно кололась, но Италия только сильнее кутался в нее, хранящую их общее тепло и запах. Германия стоял, опираясь на подоконник, и молча смотрел на темнеющие улицы, по которым полз, распластавшись вдоль мостовой, белый матовый туман, застилающий огни фонарей, тусклыми плоскими звездами светящимися в далекой посторонней пелене. Легко тикали часы, обостренное восприятие тонко ощущало звонко капающие минуты. Феличиано избегал поворачиваться к темному силуэту, едва заметному на глубоко-сером полотне неба, но растянувшееся молчание его пугало. - Людвиг, ты ведь обещал, - Италия осекся, почувствовав, насколько голос его звучит по-детски обиженно и наивно. Этот неожиданный тон смешал юношу, боящегося сделать еще какую-то глупость. Ему хотелось спросить о чем-то важном, однако он не смел, покраснел и смутившись. Германия чуть повернул голову, но, заметно вздрогнув, болезненно сжал пальцами край подоконника, заставляя себя отвернуться. - Тебе не надо уходить, - Италия крепче прижал к груди колени, жалобно искривив губы, и медленно внимательно осмотрел Германию. – Я боюсь. Людвиг все-таки обернулся. Сейчас он не пытался сохранять строгое выражение лица или выглядеть суровым и вечно собранным. Его взгляд был растерянным, даже потерянным. Впрочем, таковым он всегда становился, когда блондин не мог понять своего итальянского друга или тот говорил такие пугающие вещи. - Венициано, - стараясь, чтобы его голос звучал уверенно, Германия не заметил, что на самом деле, он очень мягок, - все будет хорошо, не беспокойся... Италия вздрогнул и быстро затараторил: - Нет-нет, Германия! Я же... я волнуюсь за тебя! Я знаю, что со мной все будет в порядке, но ты... Россия... и, в общем... Германия не выдержал и сделал такую вещь, о которой он никогда не будет жалеть. Кинувшись вперед, он молча прижал к себе Феличиано. Тот быстро вцепился в его мундир, бормоча что-то несвязное на итальянском. Оба понимали, что Людвиг все равно уйдет сегодня. Это четкое "сегодня" уже кончилось часа три назад, уступая место абстрактному "завтра".