Пила-2

Холодный ветер бьет по лицу. Мимо мелькают дома, огни фонарей, незнакомые мне люди. В голове вот уже три года меня не оставляют мысли и то кошмарное прошлое, что заставило меня потерять ее. Ее большие глазки, маленькие ручки, русые длинные волосы, нежный голосочек, что, как звон колокольчиков, до сих пор отзывается в моей памяти и эта искренняя улыбка, которая в ту же секунду омрачается криком боли. Я до сих пор помню, как она просила меня выбрать ее. Как по ее детским пухлым щечкам текли огромные слезы, и как я предал ее. Как острые зубцы пилы разрывали ткань ее одежды, нежную кожу, безбожно вспарывали животик. Из ее рта текла кровь, а она кричала захлебываясь в ней. Даже когда острые края пилы раздробили ее позвоночник и уткнулись в бетонную плиту, моя маленькая сестренка была еще жива. Я до сих пор помню этот взгляд. Последний блеск в ее глазах и осознание моего предательства, отразившиеся в них. Том говорил, что время лечит, но этой хуйней пусть он пичкает свою новую подружку, а не меня. Конечно Рии он не рассказывает, что за монстр и чудовище на самом деле он. С этим должен жить и мучатся я. Я взял твой мотоцикл, в очередной раз поняв, что просто не могу находиться с вами в одной комнате, одном доме, одном городе, одном мире, одной жизни. Ты наслаждаешься всеми прелестями, что подарил тебе это мир и я. Слава, деньги, развлечения, друзья, любовь, а я лишь наблюдаю за всем этим и сгораю от этого адского огня, что сжигает меня заживо. Ты отвез меня в больницу, где заплатил кучу денег, что бы привести все мое тело в порядок. Чтобы никто не видел этих шрамов и не задавал ненужных вопросов. Но за это я возненавидел тебя еще сильнее. Я протестовал, кричал, проклинал тебя, что бы ты ничего не трогал и оставил все так, как есть. Но ты не слышал меня, а лишь смотрел своими холодными черными глазами и отдавал распоряжения врачам. Ты излечил мое тело, но ты не можешь вылечить мою душу. Боль, с которой я живу, не дает мне покоя по сей день. Каждую ночь мне снятся близняшки и их история. Я ведь все проверил, и все, что они рассказали, оказалось чистой правдой. Ни капли лжи. Место, в котором мы оказались, заставило нас говорить правду, быть честными с самими собой. Познать всю мерзость наших душ и жизни. Как жизнь сломила нас и заставила стать этими мразями. Наши души были гнилыми и мерзкими, до тех пор, пока мы не сыграли в твою игру, брат. Я больше не хотел петь, не хотел этой толпы, не хотел ничего в жизни. Мы уехали в Лос-Анджелес, точнее, ты купил там дом и силой увез меня из родной страны. Ты увез меня от отца. Ведь я искал его. Я хотел поговорить с ним, хотел, чтобы он простил меня. Но ты не дал мне этого сделать и пресёк все мои попытки в его поисках. Я знал, что ты знаешь, где он и по какой-то причине прячешь его от меня. Прячешь его жизнь, его семью. Но именно я был тем, кого ты заставил выбирать между маленькой еще не испорченной этим гнилым миром девочкой и тобой. Но я до сих пор помню, что вначале повернул пилу в твою сторону. Помню, как в миллиметре от тебя я понял, что не смогу без тебя жить. Я и сейчас не могу. Я люблю тебя и ненавижу одновременно. Каждое твое прикосновение ко мне, стали для меня пыткой. Я хотел лишь боли. Я жил в этом прекрасном городе, с их красивой жизнью и ненавидел все это. Я стал намеренно причинять себе боль. Попросил Натали обрезать мне волосы, сбрить виски, состриг ногти на руках, стал ходить в спортзал вместе с тобой. Вначале, потому что ты боялся и на секунду оставить меня одного, а потом, видя, что твое тело меняется и становится более рельефным и сильным, я стал повторять твои упражнения и укреплять его. Но это была долгожданная боль, которая так была нужна мне. До сих пор я помню, как пришел домой и, лежа в кровати, чувствовал этот огонь в мышцах и боль, каждой клеточкой своего тела. Но постепенно тело привыкло к физическим нагрузкам и боль, которую я так искал - отступила. Однажды, я ехал мимо тату-салона и намеренно зашел в него. Тогда я сделал себе септум. Было очень больно и заживало тоже очень долго. Том тогда разозлился не на шутку, пытался вытащить колечко из моего носа, но я впервые оттолкнул его от себя и пригрозил, что если он еще хоть раз пальцем меня тронет, я возьму свою судьбу в свои руки, и он меня не сможет остановить. После этого пошли изменения по всему телу. Еще два прокола в губе, смена цвета волос и новая тату. Я намеренно потащил его в салон, чтобы сделать твин-тату нашего времени рождения. Он думал, теперь все хорошо, и я смог жить с этим. Ведь в последние недели у нас все и вправду было отлично. Я согласился на приложение для фанатов и стал во всем этом участвовать. Том думал, что эти тату - наше объединение с ним, но у меня была своя точка зрения. Когда я приехал домой, и он увидел на моей руке еще одно тату, сказать, что он был в бешенстве, нет, он был в ужасе и растерянности. Он смотрел на эти кости, цветы и ласточку, мою любимую ласточку, которую я не собирался отпускать из своей жизни. Она была моим светом и показывала, что я лишь мерзкая жалкая тварь, не заслуживающая жить на этом свете. Я не надевал шлем, когда брал мотоцикл брата, зная, что это злит его еще больше. Но мне так нравилось чувствовать всю эту опасность, ветер, который я вдыхал и который обжигал мои легкие, заставляя их гореть от боли, эти улицы и дома, что я проезжал в считанные секунды, все это заставляло меня чувствовать, что я пытаюсь убежать от прошлого, которое все равно накрывало меня с каждым днем все новой и новой волной боли и страданий. Вижу впереди дороги обрыв, и даю еще больше газа, разгоняясь на еще большей скорости. Вылетаю с дороги и вот оно. Все как в замедленной съемке. Я лечу в воздухе, отпускаю медленно мотоцикл брата, расправляю руки, как крылья и падаю. Подо мной вода, в которую я погружаюсь, и меня накрывает волной от падения мотоцикла. Я не хочу сопротивляться этой толще, что тянет меня на дно, буквально ломая мои плечевые суставы. Я открываю глаза и улыбаюсь. Здесь темно и лишь луч от луны проскальзывает над водной гладью, не достигая дна. Воздух еще есть в легких, и есть силы всплыть на поверхность. Но я не принимаю никаких усилий. Медленно закрываю и открываю глаза. Вижу тебя. Мою маленькую сестренку. На тебе красивое белое кружевное платьице и два хвостика с бантиками. Ты улыбаешься мне. Твои глаза такие живые и настоящие. Реснички все такие же большие и длинные. Я протягиваю тебе руку, пытаясь коснуться тебя. Ты протягиваешь мне свою, давая знак, что ты ждешь меня. - Софи, я люблю тебя! Говорю только одними губами, и ты на это лишь склоняешь чуть вправо голову, и еще шире улыбаешься, шепча так же, что любишь меня тоже. Не отпускай меня, Софи. Я хочу остаться с тобой. Хочу вымаливать веками твое прощение и страдать за все, что я натворил. Открываю глаза, и вот ты уже прямо передо мной. Поднимаешь свои ладошки к моему лицу и касаешься моих щек. Прижимаешься своим лбом к моему, и говоришь: - Проснись, Билл. Что? Резко открываю глаза и вдыхаю воздух легкими. Дышу так тяжело, словно пробежал целый марафон. Воздуха катастрофически не хватает, и я пытаюсь прийти в себя от всего, что только что пережил. Только сейчас замечаю, что стою на четвереньках. Вижу под собой пол, выкрашенный зеленой краской, давно уже облупившейся и как пали воды стекают с моей одежды и волос. Поднимаю ладонь и стряхиваю кусочки приклеившейся зеленой краски. Не понимаю, что это такое. Поднимаю голову и осматриваюсь по сторонам. Вокруг меня темнота и только одно маленькое круглое окошко, над головой, в которое вовсю светит луна. - Где я? Снова осматриваюсь по сторонам и ничего не понимаю. Стал ощупывать себя и только сейчас почувствовал на шее какой-то тугой ошейник из метала и какие-то металлические шнуры, идущие от него. Их оказалось всего четыре. Снова этот страх. Оцепенения. Холодный пот по коже. Ужас в глазах. Резко поднимаюсь на ноги, и меня ослепляет яркий свет. Жмурю глаза и пытаюсь привыкнуть. Чуть проморгавшись, вижу недалеко от себя старый телевизор и рябь в нем. - Нет, - сам собой вырывается хриплый шепот. Но тут рябь исчезает и на экране снова появляется деревянная белая кукла, в черном парике и клоунском макияже. - Привет, Билл, - заговорил он. - Поиграем?