Мы похожи больше чем ты думаешь

- Ты знаешь, чего я бы хотела? - Что это, дорогая? - Я бы хотела, чтобы Кенни убил тебя тогда. Она ожидала пощечины. Повторение "урока", данного у старого фургона или такую же звонкую затрещину, какую получила Сара от отца, но только в разы хуже. Это должно было быть больно, и Клементина не сводила выжидающего взгляда со своего мучителя. Упрямо приподняв подбородок, сжав губы, прищурив глаза. Непроницаемый, бесстрастный взгляд. Сколько смертей и кошмаров нужно пережить, чтобы взгляд маленькой девочки стал таким холодным? Клементине надоела игра в кошки-мышки, долгие вкрадчивые монологи. Это место - тюрьма. А Уильям Карвер - ее надзиратель. И убийца, хладнокровно лишивший жизни ее друзей. Он не ударил ее. Во взгляде собеседника лишь промелькнуло больше интереса, чем старался показать его обладатель. Колкий, пронизывающий взгляд, напоминающий неподвижный взгляд хищника, проникал прямо в голову девочки и в самое сердце. Грубый голос звучал так близко, что хотелось отодвинуться, заерзать, огрызнуться, хотя бы моргнуть. Карвер читал ее, видел насквозь потаенные слабости и особенности в глубине ее души, о которых Клементина и сама не догадывалась. Что самое страшное, он был чертовски, до омерзения, обезаруживающе прав. Он считал ее сильной. И она на самом деле была сильной. Ей пришлось стать такой, чтобы выжить. Главное в конечном итоге - остаться в живых, разве нет? Но почему Клементине были так противны свои собственные мысли, озвученные ровным низким и самоуверенным голосом? Карвер вскрывал ее страхи, бил по больному месту, как если бы глубже вдавливал попавшую в тело пулю. Он с такой легкостью раскрывал перед ней свои идеалы и представления, что становилось не по себе от сильного психологического давления. Клементине было гораздо сложнее поддерживать дерзкий взгляд, а сил осталось только на одну попытку сопротивления. - Я не такая как ты, - произнесла она, стараясь чтобы в ее голосе было как можно больше уверенности. - Мы похожи больше, чем ты думаешь. Мы похожи.. Похожи.. Эти слова еще долго эхом отзывались в голове девочки, когда она засыпала на холодной жесткой койке под тихие голоса. Карвер вложил в ее голову мысли, которые проросли гораздо глубже, чем следовало, наполнили ее сомнениями. Он сделал так, что она сама начала загонять себя в ловушку собственных терзаний. Все это продолжалось вплоть до решающего момента. Когда Кенни занес трубу для первого удара, сердце Клементины не дрогнуло. Резануло слух только "Моя девочка" из уст поверженного, но не сломленного врага. Второй удар. Третий. Она знала, что противные хлюпающие звуки и превращающееся в месиво лицо Карвера присоединятся к череде кошмаров, мучающих ее по ночам. Уголок губ Клементины непроизвольно дернулся. Она не могла решить, смотреть ей или отвести взгляд. Брызги крови попали на ее ботинки. Мы похожи. Удар. Еще один. Гораздо. Больше. Чем ты думаешь. Перед тем, как уйти за Кенни и Ребеккой, Клементина не удержала себя от последнего взгляда на изуродованное тело. Уж слишком быстрыми оказались крах человека, преступившего через всевозможные злодеяния, и исчезновение его идеи "идеального поколения" выживших. В толпе ходячих, будучи обмазанной прогнившими внутренностями, Клементина совсем не находила времени, чтобы что-то обдумывать. И все-таки он был не прав. Только позже, оставшись на руинах произошедшего, девочка нашла в себе силы обратиться к воспоминаниям, чтобы вырваться из-под гнета, заложенного Карвером. Это и холодная из-за дождевых капель куртка Кенни под ее щекой. Это теплый потрескивающий огонь в камине и ангел на верхушке рождественской елки. Крошечный мягкий толчок крохи в животе Ребекки. Это то, как Люк с ободряющей улыбкой хлопнул ее по плечу и как искренне улыбался Ник, держащий в руках последнюю память о дяде - его часы. Это еще одно объятие с раненым, еле стоящим на ногах мужчиной, вставшим на ее защиту. И предельно мягко и осторожно снятая с искореженного лица Кенни повязка под его же вопрос: "Ну что, я буду таким же красавчиком как и прежде, когда это заживет?" Сердце тревожно сжимается от невыразимых эмоций - значит оно еще живое, способно искренне сострадать и любить. Хранить надежду. Надежду на то, что в этом мире, пахнущем мокрой землей, кровью и холодной застоявшейся сыростью найдется еще что-то, что поможет не потерять себя.