Дары Ауте

Дар – означает подарок (далеко не на нашем языке, но это не важно), нечто, что ничего тебе не стоит, но зато очень радует. Это в теории. На практике наш великий и незабвенный «дар» только что обиделся и улетел в неизвестном направлении. Но поскольку дар наш – это дар самой Ауте, то и говорить тут не о чем. Догонять тоже не стоит, поскольку если догонишь – узнаешь о себе много нового, а то и получишь промеж глаз чем-нибудь особо убойным. - Вене! – фыркнул ты и свалился спиной в чуть синеватую траву. Я не возражаю, сегодня мы солидарны – поскольку досталось нам обоим. - Хуже, - меланхолично верчу в руках травинку, - Даратея Тор-Дернул. Дар Ауте... - Воистину! Небо странного цвета – со стороны двух мелких солнц меланжевое и бежевое, а со стороны одной большой луны – сиреневое. Обида Даратеи немного беспокоит меня, но совершенно иррационально, это не было чем-то большим, чем женская потребность в освежающем скандале – под руку же попались мы с Ашеном. Точнее – попался Ашен, я всего лишь прокомментировал одно из язвительных высказываний Даратеи, в чем ее изощренный разум тут же отыскал повод для ссоры. Ей нравиться извиняться за мелкое хулиганство – она делает это столь виртуозно, что в итоге – извиняющимся оказываешься ты, но лукавые огоньки в глубине ее глаз того стоят. - Вене невыносимы! – ты садишься и чуть раздраженно поводишь плечами. Думаю, ты вспомнил Антею. Они с Даратеей похожи гораздо больше, чем может показаться. - Я тоже вене, - прозрачно усмехаюсь я, пропуская сквозь пальцы жесткие пряди травы, даже слегка танцуя, просто самим ощущением роста, ощущением бегущей вверх по стеблям жизни. - Ты тоже невыносим, - отмахиваешься ты от меня. Я собираюсь сказать «спасибо», но говорю: - Терпишь же, - разговор стремительно сворачивает в неподходящее русло, куда он рано или поздно все равно свернул бы после ухода Антеи. Она мне не дочь, но вышло так, что Учитель – это больше чем Отец. Ты стремительно поднимаешься. Я не удивлюсь, если ты схватишься за меч – тоску ведь тоже надо как-то вымещать. Правда, если ты решишь выместить ее на мне, это будет… не слишком приятно, но… Золотистым краем крыла мне едва не прилетает по носу. - Полетели? – обычно синими твои глаза делает гнев, но сейчас – это просто какое-то небо, что доступно тебе как созданию Творящему, как Крылатому. Я встаю и распахиваю свои крылья, равняющиеся по цвету не с тьмой даже – с отсутствием света как такового. Ты срываешься в полет на меланжевую сторону неба. Я уже понял, что ты хочешь навестить саму старушку Ауте, поэтому мы направляемся к Щиту. Я открываю портал и с шелестом подобным шелесту расступающейся воды, мы проваливаемся в непредсказуемость. Тянет танцевать. Я Древний. Но я вене. Вене танцуют с Ауте, не только потому, что так надо, но и потому, что вене – не могут не танцевать. А танцевать с Ауте – это сродни выбору лучшего из учителей и достойнейшего из противников. Но даже для меня бесконечная изменчивость Ауте не может быть домом, я не могу как ты всплеском золота и могущества спуститься в неведомое, чтобы быть тем, что тоже есть Ауте – олицетворенным Творением. Видимо ты, наконец, нашел что искал, потому что с негромким гортанным вскриком устремляешься куда-то в сторону. Совсем недалеко лежат Темные Дворы, но вряд ли тебе пришло в голову устроить маленький кровавый междусобойчик. Я с легкостью догоняю и пристраиваюсь чуть ниже, ты же неожиданно уходишь вверх крутым пике и пропадаешь. Портал – нестабильный, мерцающий, ведущий не в одно конкретное место, но я считываю характеристики прохода, по которому ты ушел, закрепляю их и, нырнув следом, осторожно стираю выход. Вернуться мы сможем и так, но нам ведь совсем не нужно, чтобы кто-то мог за нами последовать? Это место песка и разрывов в ткани реальности. Ты будто бы внюхиваешься в воздух, будто пытаешься уловить за тонкими гранями что-то уже знакомое. Минут через пять бреющего полета, ты находишь знакомый портал – он тоже не стабилен и мерцает в быстром темпе на три шага вверх от одного из барханов, но мы с легкостью проникаем в него. * Это очень простой мир. Не где-то на задворках Ауте, не в середине непостижимого, просто один из так называемых Диких миров – населенный людьми и не подозревающими о том, что они не одиноки. Здесь коричневая земля и зеленая трава. Здесь голубое небо и хвойный лес. Здесь поляна, усыпанная мелкими ромашками, кашкой и редкими огоньками жарков. Этот мир даже не слишком красив. Но, наверное, это место что-то значит. Я скольжу по поляне. Я не танцую, в это место не хочется привносить магии, с этим местом не хочется танцевать. Из чистого любопытства ухожу в аналитический транс, переписывая все ощущения и знания заново. Становлюсь tabula rasa. Это трава, я иду по ней и не знаю слова «зеленый», поэтому ее цвет ничего не значит для меня. Но я прикасаюсь к траве, я вдыхаю ее запах и теперь, когда я узнаю что такое зеленый – это будет цвет жесткого, шершавого, ломкого, пахнущего свежестью, силой, новым. Это небо. Я не знаю, что оно бесконечно, поэтому это просто круг у меня над головой. Я не знаю, что это небо, но когда я узнаю его цвет, этот цвет будет высоким, прозрачным и немного пустым. (Транс не совершенен, я знаю это, но очищать сознание сейчас нет необходимости. Это даже не транс – это игра в новизну ассоциаций. В удачные совпадения.) Это цветок. Это хвоя. Это запах хвои. Если не знать что такое «хвоя» как описать чем она пахнет? Я наклоняюсь вперед, чтобы сорвать другой цветок, о котором не знаю, что это цветок и не знаю его цвета, но когда я узнаю что такое «гореть», я вспомню этот цветок. Распущенные волосы падают впереди меня, обгоняя движение, и я замираю. Я не знаю сейчас слов «длинный» и «черный», но если первым увидеть что-то подобное, то тьма вполне возможно будет означать «мягкость». Продолжительность. Легкость. Опережение движения. Новый звук заставляет поднять голову и с сожалением вернуться – сюда кто-то приближается. Я не скрываюсь и не маскируюсь, никакой опасности нет, я обвожу поляну, отыскивая тебя взглядом, но тебя нет. Из-за кустов появляется всадник. Совсем молодой юноша в кольчуге, старых штанах и изношенных сапогах с усталым и несчастным лицом. Впрочем, при виде меня лицо его становится удивленным. - Что вы здесь делаете, миледи? – он поспешно спешивается и кланяется мне. Хм… Миледи? Ах, мои уши и грудь скрыты волосами, а крылья убраны. Впрочем, я вряд ли похож на человека, думаю, он решил, что повстречал фею. Или эльфа. Я накидываю простенькую иллюзию, чтобы скрыть уши и чуть изменить лицо в сторону человечности и вежливо улыбаюсь. - Разве вы не знаете, что в этих лесах опасно? - Благодарю за заботу, юноша, но… миледи нечего опасаться. Ты возникаешь у меня за плечом, явно спрыгнув с какого-то из деревьев. На тебе тоже легчайшая иллюзия человекоподобия. Ты ухмыляешься. Я мог бы отплатить тебе за ухмылку колким комментарием, но мне почему-то забавно вводить в заблуждение этого юношу. Мне забавно это место. Я хотел бы знать, чем оно особенно для тебя. - О, - протягивает юный рыцарь (судя по гербу на притороченном щите), возвращаясь к лошади и вскакивая в седло, - Тогда все в порядке. Смею спросить, не заблудились ли благородные господа? Ты отрицательно качаешь головой, я, как и положено средневековой женщине, (Особенно фее. Или как теперь кажется юноше – принцессе путешествующей инкогнито) молчу. Он кивает и дергает поводья, отрывая лошадь от поедания травы. - В любом случае будьте осторожны, – коротко кланяется он и скрывается в кустах. Оттуда доноситься: - Здесь водятся драконы! Я хмыкаю и вскидываю на тебя невиннейший взгляд. - И в самом деле – водятся… Не тебя ли ищет этот юноша, чтобы вызвать на бой? - Разве только за ваши руку и сердце, миледи! – ты возвращаешь мне улыбку и вглядываешься вслед случайно встреченному путнику. Я возвращаюсь к неторопливому разглядыванию поляны. - Убьют, - задумчиво замечаешь ты. - Почему? – я вопросительно вскидываю ухо. - Здесь в самом деле водится дракон. Поднимаю в вопросительном жесте оба уха. Ты отрицательно качаешь головой. Подходишь к сосне и опускаешь руку на ее кору, проводишь по ней, хмуря брови в воспоминании. Встряхиваешь головой и неожиданно киваешь вслед уехавшему рыцарю. - Поможем? Я пожимаю плечами. Мне не нравится твоя ухмылка. Платье, которое ты материализуешь не нравится мне тоже. - Разве это не будет забавно? Ты раскрываешь крылья и улетаешь куда-то, кинув короткое «подожди». Я надеваю платье – надо отдать тебе должное – идущее мне и накладываю иллюзию человечности, не слишком стараясь, впрочем. Что ж, можно немного побыть и феей, не правда ли? Это просто мир. Это просто поляна. Здесь зеленая трава, голубое небо и капли смолы на соснах похожие на слезы. * В синем шелке легко. Конечно, на зачарованных тобой диких лошадях нет седел и нет поводьев, но в них нет особой необходимости. По крайней мере, нам. Мы не спеша двигаемся вслед за юношей, который по твоим словам, все ближе к логову дракона. Меня обуревает лень – мне просто хочется немного поиграть в эту игру – я загадочная принцесса, с примесью крови фей, на диком жеребце в летящем платье цвета августовского неба и мне нет никакого дела до того, что это за мир и почему он важен тебе. Мне даже нет никакого дела до обиженной Даратеи, о которой, впрочем, совершенно не стоит волноваться, она наверняка сейчас плюются ядом в нашу сторону утешаясь в компании лучшей подруги Ви. - Ты все еще ревнуешь? Ты уже был с ней, когда появился я. Этот разговор должен бы касаться Антеи, но почему бы не начать с ее матери? Я думаю, что ты стал одним из лучших моих друзей, и я буду защищать тебя, если потребуется, потому что Дар любит и тебя тоже. Но это не значит, что ты меня не бесишь, Крылатый! - Да. Где-то впереди раздается характерное рычание – похоже, юный рыцарь все-таки нашел своего дракона. Прежде чем мы пришпориваем лошадей, ты говоришь мне: - Эту поляну любила моя мать. В сплетенную мною формулу сонного заклятья, ты добавляешь что-то свое – особенное и чисто драконье, а также песенную трель – мягкую убаюкивающую, окружающую меня покровом. Принцессы не сражаются с драконами, принцессы усыпляют драконов. Делая вид что пою, медленно приближаюсь к оседающему дракону. Спасенный юноша бледен и невероятно ошарашен. - Ми… миледи, благодарю вас! Я думал, что умру! Вежливо ему улыбаюсь. - Неужели вам настолько необходима голова дракона? – спрашивает его Ашен. По его тону понимаю, что убить этого дракона он мальчику не даст. - А? – он все еще ошарашен и смотрит на меня как на чудо, - Нет, мне нужна была не голова! Мне нужна была корона из его сокровищницы! Как только он о ней упомянул, он сам вспомнил, что же ему было надо, и немедленно устремился в пещеру. Я осторожно присаживаюсь рядом с драконом – его чешуя удивительного лазоревого цвета. - Мама любила их, - говоришь ты, - Потому что они походили на небо. Они неразумны, но маме нравилось быть их Королевой. Их… Матерью. Если сравнивать размеры этого дракона и твои, когда ты в драконьем облике, то эти драконы почти миниатюрны, хоть и втрое больше человека. - Она создала их? – тихо спрашиваю я. Ты медленно качаешь головой. - Мама… не любила создавать. Удивленно поднимаю к тебе лицо. Дракон Ауте, который не любил создавать? Это похоже на несмешную шутку о вене, «которая не любила танцевать». Ты пожимаешь одним плечом и усмехаешься. Дракон и впрямь очень красив – изящный, быстрый, маневренный с чешуей похожей на море и на небо. Провожать рыцаря до замка мы не стали, доехали до опушки и распрощались. Всю дорогу мальчишка осыпал меня комплиментами, под конец заявив тебе: - Как бы мне хотелось быть на вашем месте! – и ускакал. Теперь у него есть, что рассказать будущим внукам. Я тихонько смеюсь. Ты фыркаешь, но колкостью не отвечаешь. Только говоришь: - Этот дракон – последний. А потом распускаешь крылья и разрываешь небо порталом. * Контраст разителен. Этот мир удивителен каждой своей частичкой! Я никак не могу понять, что же я все-таки вижу, на чем стою, чем дышу, этот мир захватывает меня с первой же секунды, растворяет, поглощает без всякого танца. Выпускаю сен-образ – невероятное смешение восхищения, недоумения, беспомощности, восторга, легкости, спокойствия и еще десятка самых различных чувств, включая острую тоску. Моргаю. Вдыхаю и выдыхаю медленно. Старательно моргаю еще раз. Это озеро четких очертаний с прозрачной и по одному виду понятно – холодной до ломоты в зубах водой. Это скалы причудливых, но строгих очертаний, от темного, почти черного базальта, до легчайших синих, голубых, бежевых песчаных пород. Это купол неба похожего на взмах крыла, на эхо чьего-то крика, похожее на бездонную пропасть и мягкое одеяло одновременно. Это деревья высокие и похожие на кипарисы – темной древесины и темной зелени, изящным – единым росчерком – очертанием листьев. Это цветы – трогательные, до нелепого милые, смешные и домашние, вязью, пеной вокруг стволов. Это песок – прозрачно-дымчатый, от розоватого до красного, крупными кристаллами на берегу, мельчайшей, нежнейшей волной в воде. Это желание ринуться дальше, охватить весь этот мир руками и застыть. Я вдыхаю. Выдыхаю. Строю сложный сен-образ из всех оттенков недоумения: где-то в глубине этого мира – зелень и привычное золото, но вокруг кажется чернота, синь. Грусть. Глубина. Радость ребенка. - Ты его создал?! Ты молчишь. Ты стоишь на песке и смотришь вдаль. - Я вложил в этот мир все, что знал о Древнем существе по имени Раниэль-Атеро. Это кажется не похоже ни на что мною виденное ранее, но смутно знакомо. Это музыка. Неуверенная, робкая, кое-где ноты сбиваются, с трудом пробиваются сквозь неизведанное и незнакомое, но иногда – невероятным пассажем попадают в самую душу, навылет, до спекшейся на губах радости родного. Обнимаю: руками, крыльями, душой. Понимаю – должно было случиться. И я всегда знал, что должно, еще в тот момент, когда Даратея притащила его из пасти Ауте, полудохлого, опасного… красивого. - Это не должно быть потому, что мы оба любим Даратею… Я вене, Крылатый. Я не лгу себе ни в чем и никогда. И я знаю, как звенит воздух от того только, что ты произносишь ее имя. И я сам уничтожу этот мир, если это потребуется для того, чтобы Даратея была. И да, это то, что связывает нас накрепко. Но Ауте ради, при…чем сей…час… Даратея?!!! Выгибаюсь, вытягиваюсь, чувствую себя глиной под твоими губами, чувствую, как золотеет кожа, как неистребимое начало вене подстраивается под тебя, старается стать… Переливчатое, звонкое как сталь, мягкое, нежное и до мурашек по коже злое «Ра-ание-э-эль-Ате-е-ерро-о…» выкидывает меня из изменения. Я Древний, но клянусь всем чем угодно, так мое имя еще никто не произносил! Возвращаюсь в нормальное состояние, поднимаю на тебя взгляд, твои глаза еще синей сейчас чем мои, они почти черны от ярости и страсти. Ты моргаешь, и на меня тут же изливается чистейшая зелень ласки, мне кажется, я мерзну, кажется чего-то не хватает мне сейчас, но я смирно лежу. - В чем дело? - Вене… - жар, пылающий внутри тебя, огонь созидания, поддерживающий твое существование, делает твою кожу очень теплой, почти горячей – всегда и везде, но у жара твоих поцелуев на коже моей груди и ребер совсем другое происхождение, - Невыносимы… - Ты… - запустить руки в густую шевелюру, зажмурить глаза и вцепиться клыками в губу, до крови! – Невыносим! Сцеловывает кровь, приподнимает рукой за спину, оборачиваюсь вокруг него немыслимым образом, раскрываюсь, полностью расслабляю мышцы… но все-таки вздрагиваю… кажется, забываю дышать… небо надо мной, похожее на взмах крыла, со звездами – крупными, яркими, прямо над нами они складываются в узор, похожий на дракона. Я смеюсь, всхлипываю, я чувствую этот мир, я чувствую тебя, вцепляюсь в твои плечи когтями, изменяясь немного, мне просто нравится злить тебя, просто нравится… когда… ты… Кажется, кричу. Ты лежишь, уткнувшись носом в полотно моих волос. Сейчас (и всегда) я люблю тебя. Даже несмотря на то, что все болит. Вене привычна боль. А когда мы вернемся – все будет по-прежнему и в этом не будет ни капли лицемерия, потому что я ревную, потому что я бешусь от одного только вида твоей драконьей ухмылки, потому что я умру за тебя, если потребуется. Просто теперь я знаю немного больше о твоих руках, глазах и запахе. Просто, мне нравится злить тебя, потому что… - Атеро… - музыка – это то, что составляет твою суть. Ни одно существо на свете не может сделать со звуком то, что творят с ним Драконы Ауте, я даже не могу возмутиться сокращением собственного имени, урезанием сути, я просто позволяю тебе брать меня – нежно и сильно, как никто другой, потому что я – никогда не сравниваю. * - Я думаю, что с Антеей все в порядке. Аррек слишком похож на тебя, чтобы дать чему-нибудь по-настоящему плохому случиться с ней. Остальное – ей только на пользу. - Ммм? Ошеломление плохо умещается во мне, я слишком редко бываю действительно удивлен. Обычно, я хотя бы подозреваю, что все так и будет. И обычно – я прав. Это немыслимо молодой мир. Это очень юный дракон на песке рядом со мною. Это – очень глупый Древний с обвисшими в ошеломлении ушами. - Чтобы закончить, так и не начатый разговор. Я не волнуюсь. Мне немного грустно, но я знаю – с Анитти все в порядке. Я слышу. Уши сами собой несколько раз конвульсивно дергаются. Ну, погоди у меня, червяк-переросток! Я сейчас найду слова… и сердце в придачу… и выскажу тебе… «Атеро» - говорит мне ветер. «Раниэль» - молчат обо мне горы. Это немыслимо молодой мир, который ты все еще творишь. Который ты очень давно творишь. Дары твои Ауте… Ты начинаешь петь.