Ко дню рождения

К подарку для любимой подруги полковник всегда подходила основательно. И неважно, что происходило вокруг и как сильно она была занята – Рогозина все старалась подготовить заранее. А находясь за пределами города-страны, всегда старалась вернуться. Тогда ей особенно нравилось видеть в голубых глазах мимолетное удивление, сменяющееся таким непосредственным детским восторгом и радостью. В такие минуты Антонова, бросившись ей на шею, шептала, что и подарка никакого не надо, ее присутствия – достаточно. Галя смеялась, зарывалась лицом в светлые волосы на макушке и глубоко вдыхала такой привычный аромат цветов и солнца. Для нее Валя всегда пахла летом. - О чем ты думаешь? – Валентина физически ощущает, что мысли полковника где-то далеко. В комнате тихо, а Галя слишком громко думает, как говорится. Но для серьезных раздумий вроде бы нет причин: дело, над которым работала ФЭС несколько недель и казавшееся безнадежным, все-таки было раскрыто, отчеты написаны и сданы. В чем же тогда дело? Рогозина вздыхает, и Антонова чувствует, как замирают пальцы, перебирающие ее волосы. - У тебя скоро день рождения… - задумчиво протягивает в ответ полковник. - А я, кажется, совершенно выдохлась за эти двадцать с лишним лет… - она снова вздыхает и крепче прижимает женщину к себе, целует волосы. - В голову лезет сплошная банальщина… хотя… Антонова чувствует ее улыбку и тоже начинает улыбаться, словно бы в тон. - Я могу подарить тебе кольцо… Нет, не так… я куплю два обручальных кольца, организую нам отпуск на недельку, уедем куда-нибудь, возьмем с собой Юрку… - Назначим его свидетелем? – тихо смеется Валентина, представляя себе первую реакцию сына, а Рогозина совершенно серьезно продолжает: - Именно. Я придумаю клятву, и тебя заставлю! – внезапно, резко женщина переворачивает их, придавливает подругу к матрасу, хищно скалится. - Товарищ полковник, я всегда знала, что под маской железной леди скрывается последний романтик! – смеется Валентина, потом добавляет: - Я люблю тебя, и ты сделала мне за годы нашего знакомства два подарка, которые невозможно переплюнуть, - приподнявшись, она нежно касается ее губ: - Ты вернулась живой тогда. И ты дала мне шанс быть с тобой потом… Конечно, кольцо будет символичным подарком, но мне оно не нужно, я знаю – ты моя… - Валя… - горло сдавливает, и слова застревают где-то внутри. - Поэтому не надо никаких колец, просто подари мне себя… И несколько невозможно ленивых дней с выключенным телефоном, пусть даже мы будем сидеть дома, - глаза Валентины в тусклом рассеянном свечении кажутся темными, и где-то на недосягаемой глубине их мерцают звезды – космос засасывает, с ним невозможно бороться, да и нет никакого желания. - Хоть целую неделю, - шепчет Рогозина, склоняясь к Валиным губам, обмениваясь дыханием. - Вдвоем, дома. Отрубим все средства связи… Почему бы и нет? Но простое сидение дома не устраивает Галину Николаевну, что бы ни утверждала Валентина. Ей по-прежнему нужен план. Женщина задумчиво крутит карандаш в руке, взгляд блуждает по кабинету. Можно сорваться и улететь куда-нибудь, погулять по какой-нибудь европейской столице, или не европейской… Полковник откладывает карандаш и, повернувшись к компьютеру, внезапно понимает: два года назад они поступили именно так - улетели в Вену на Валин день рождения. С погодой им тогда категорически не повезло: всклоченное дымчатое небо цеплялось за острые шпили церквей и соборов и грозило дождем каждую минуту, ветер пробирал до костей, несмотря на теплые шерстяные водолазки и свитера под пальто. Валечка куталась в палантин, жалась к Гале, но все равно постоянно мерзла. Правда, даже такой погоде было их не остановить. Они каждый день гуляли по городу. Прикидывали маршрут за завтраком, немного спорили - полковник уступала сразу, как только Валя начинала хмуриться и поджимать губы. В ноябре туристов мало, летний сезон давно закончился, а Рождественская суета еще не набрала полной силы. Город жил своей жизнью, а они почти сходили за своих. Рогозина с трудом вспоминала уже прилично проржавевший немецкий, а Валя легко щебетала на английском. И о Москве они просто не вспоминали, существовали в здесь и сейчас. Держались за руки, терялись в переплетениях улиц. Согреваться забредали в одну из бесчисленных кофеен австрийской столицы, пили горячий глинтвейн или кофе с теплым посыпанным сахарной пудрой яблочным штруделем или классическим «Захером». А вечерами ужинали в одном и том же ресторане на улице Грабен, всего в десяти минутах ходьбы от отеля. Они зашли туда наобум в свой первый вечер в Вене и просто влюбились. Тусклый рассеянный свет, отделка под старину, массивные дубовые столы. Там пахло дымом, мясом и свежим хлебом. В этом ресторане они и отпраздновали Валин день рождения. Они пили нефильтрованное пиво, ели ребрышки с карамельным соусом и квашеную капусту с деревенской картошкой. После гуляли по уже начавшей наряжаться к Рождеству Вене. Фотографировали себя в отражении зеркальной витрины бутика «Сваровски», переливающейся вкраплениями камней. Валя почти висела на полковнике, хихикала, уткнувшись холодным носом в щеку, и Галя никак не могла справиться с тяжелым фотоаппаратом и поймать фокус. Полковник улыбается нахлынувшим воспоминаниям. Разве можно повторить ту поездку? Нет, конечно, нет… Она оставила сладостное послевкусие и невозможную теплоту. И то забавное кривое фото, немного не в фокусе, лежит у Гали в кошельке, присоединившись к старой потрепанной карточке. На ней они тоже вдвоем. День медицинского работника, первый курс, выезд группой на шашлыки к кому-то на дачу. Рогозина уже и не вспомнит к кому. Они сидят на деревянной лавке в пригородной электричке. Было ужасно жарко, парило перед грозой, и не спасали даже открытые окна. Валентина уснула первой, уронив голову подруге на плечо. Фотограф вырвал момент, когда Галя склонилась к девушке убрать спавшие прядки волос. При взгляде на фото кажется – она оберегает ее сон. Но если никуда не ехать и действительно провести время дома, только вдвоем? Или необязательно дома, можно ведь выбраться за город, как… Вот черт! Товарищ полковник, вы действительно израсходовали весь запас сопроводительной романтики на Валин день рождения. И что остается? Женщина усмехается. Остается кольцо, клятвы и ужин при свечах, и конечно же логическое продолжение… Избавиться от Юры не составит труда. Правда, вначале его можно будет немного поэксплуатировать! У него отлично получается любимая Валей ванильная панна-котта с клюквенным джемом, да и шоколадный фондан он давно хотел опробовать, чем не повод?! Но перед этим придется стерпеть его закатывание глаз и ворчание: «пенсия на горизонте, а туда же…» - Галь, Тихонов сказал, что отнес распечатку с данными на мужа жертвы тебе… Полковник вздрагивает и вскидывает голову на голос своего зама. - Да?.. – она бегло осматривает стол. Действительно, вот она – черная папка с распечатками, которую Рогозина даже не открыла. Что уж там, бумаги были забыты сразу же, как только Иван их приволок. – Держи… У тебя есть новая информация? - Нет… Мы с Ритой только собираемся поехать на квартиру к потерпевшим. Все нормально? – Круглов хмурится, с подозрением рассматривая женщину, на щеках которой обозначается легкий румянец. - Разумеется… - кивает полковник, но майор не спешит уходить. Он слишком хорошо ее знает, успел изучить за годы работы, и обычно за вот таким вот немного рассеянным ответом следует продолжение. Круглов даже может предположить, чем заняты мысли полковника сегодня. - У Вали скоро день рождения… Николай Петрович многозначительно хмыкает в усы: он не ошибся. О чем еще может думать сейчас Галя? Явно не о деле, тем более что и дело-то, кажется, плевое. - Не знаешь, что подарить? – с сочувствием интересуется он. - Нет… - честно признается женщина, смотрит на него с надеждой, она даже готова выслушать предложения. Круглов делает вид, что размышляет над проблемой, но очень быстро выдает с широкой ухмылкой: - Кольцо. – Рогозина вопросительно ведет бровью. Майор пожимает плечами: - Почему нет? Валечка, к огромному удивлению всех нас, бросать тебя не собирается… - скалится зам. - Коля! – раздражение выходит естественным и убедительным. - Тогда… - ехидство во взгляде и многозначительная ухмылка заставляют Галину Николаевну нахмуриться, - своди ее в стриптиз-клуб и закажи приватный танец! Могу выяснить лучшее место в Москве, где помимо всего прочего ты сможешь наблюдать… - Круглов! – она задыхается возмущением и в первое мгновение даже не может ничего сказать. - Ты что несешь?! С ума сошел?! - Что? – он делает вид, что крайне удивлен таким возгласом и совершенно не может его понять. – Представляешь Валину реакцию? Думаю, такого наш патологоанатом не ожидает! - Товарищ майор, езжайте уже на обыск! – отрезает полковник; расхохотавшись, мужчина поднимается и направляется к двери. - Ты подумай, подумай, - бросает он напоследок и подмигивает. Рогозина хватает подставку с листочками для записей, но цель быстро скрывается из виду. - Твоя новая пассия на тебя плохо влияет, – ворчит она в пустоту кабинета. План образуется внезапно, вырастает из абстрактного оброненного Юрой: - Хочу в горы… Ленивый воскресный день, за окном уже не лето, но еще и не осень. Светлое небо в пятнах бело-серых облаков, мокрый асфальт, на лужах мелкая рябь от порывистого ветра, кучки пожухлой листвы сбиваются у бордюров, а дети все равно гоняют на велосипедах под пристальным надзором мамаш и их недовольные окрики время от времени. Рогозина сидит на диване напротив кухонной стойки, в темно-синем теплом халате, который она сегодня не планирует ни на что менять, взгляд прикован к планшету на коленях. Вначале она даже не слышит парня, только чуть погодя поднимает голову. Юра тем временем подносит лезвие ножа под струю ледяной воды из-под крана, держит секунд пятнадцать, встряхивает его и продолжает нарезать лук тонкими полукольцами. Наблюдая за тем, как мелькает лезвие и с какой ловкостью и изяществом он стряхивает лук на сковородку, предварительно убедившись, накалилось ли масло, и быстро ополаскивает доску, полковник не в первый раз задается вопросом, а туда ли парень пошел учиться. Убавив огонь, Юра добавляет сахар, снимает лопатку с крючка и вдумчиво начинает помешивать. Его «хочу в горы» повисает в воздухе. Рогозина слегка наклоняет голову набок. Ей будто видятся эти слова, сотканные из вороха снежинок, взметнувшегося вверх после пронесшегося на сумасшедшей скорости вниз по склону лыжника. - В горы? – скорее, повторяет для себя, нежели переспрашивает она задумчиво, откладывает планшет в сторону и поднимается. Горы… Валя тоже любит горы и снег, и лыжи… Женщина забирает со стойки бутылку вина, наливает себе бокал. Горы… - Да… И чтобы снега очень много! И ты, как псих, на доске по пухляку между опор или по лесу! Почти летишь! Прыгаешь! Потом падаешь! Снег-небо-снег-небо! – мечтательно продолжает парень, вздыхает. Убедившись, что лук дошел до нужной степени прозрачности, он отодвигает сковородку в сторону и переключается на бульон. Полковник усмехается: «снег-небо-снег-небо». Ее взгляд цепляется за фото на холодильнике: мать с сыном стоят в обнимку возле ратрака, расстегнутые лыжные куртки, на лицах шальной восторг. Несмотря на медицинское образование и вроде бы присущий здравый смысл, «как псих и почти летишь» относилось и к самой Антоновой. Галина снова подливает себе вина, мысли блуждают в голове, пока еще аморфные и несформировавшиеся, но уже слышится звон образного колокольчика. Почему бы и нет? Почему бы не поехать куда-нибудь в горы? Ей еще не довелось видеть Валю на лыжах, хоть она знает любовь подруги к скоростным спускам. Отчетливо помнит, с каким сумасшедшим блеском в глазах Валентина рассказывала, как в Австрии организовала им с Юрой кэтскиинг а потом и хелибординг. Это была последняя семейная поездка, уже даже не попытка что-то сохранить, а финальный аккорд брака. У Степана с близнецами была своя программа отдыха, у Вали с Юрой своя. Именно тогда Антонова, изрядно потратившись, и организовала им совершенно незабываемые спуски. По возвращению в отель они оба все еще пребывали под адреналиновым кайфом и просто не слышали, да и вообще никак не воспринимали нотации и ругань Степана. Выслушав по возвращению восторженный рассказ подруги, Галина тогда с трудом удержалась, чтобы не запереть ту в камере и больше никуда не отпускать от себя. - Господи, Валя, ты как до такого додумалась? А если бы что-то случилось? А если бы разбились?! Сама ненормальная! Еще и пацана с собой потащила! Да как ты… - Рогозина, - мгновенно осадила ее Антонова. - Ты еще мне нотации не читай! Все целы! - Да, но, Валечка, если бы что-то случилось… Зачем самой лезть… - Галь, ты просто не представляешь себе, как это… «Как это…» - Рогозина в принципе могла себе представить… И как бы сама полковник ни была против подобного времяпровождения, она не сомневалась, что ее Валечка будет в восторге, если… - Галя! – раздается возмущенный окрик Юры. - Что? – женщина скидывает с себя задумчивость, смотрит на него в недоумении. А парень, сверкая глазами и громко сопя, отбирает у нее уже изрядно опустевшую бутылку. - Это было мое вино, специально купленное на кулинарные нужды! – ворчит он и выливает остатки в бульон для лукового супа. - Сама объяснишь маман, почему у нас не будет кролика в белом вине! - Возьми еще одну бутылку, - отмахивается женщина. Юра награждает ее многозначительным взглядом, но все-таки отправляется изучать содержимое бара. - Из белого там только бутылка маминого любимого муската! – начинает ныть парень после нескольких минут молчания. – Кролик отменяется, - наконец выносит он вердикт и возвращается к плите. Полковник закатывает глаза. По ее мнению, для обычного воскресного обеда вполне достаточно лукового супа, запеченного в приправах картофеля и шоколадно-мятного торта. Женщина обходит вокруг стойки и встает рядом с парнем. - Юр… - медленно начинает она, - что скажешь, если мы поедем на мамин день рождения кататься на лыжах? - Скажу, что это замечательно! Мой новый сноуборд давно мечтает о снежных просторах! Только есть одна маленькая проблема, - он поворачивается, смотрит на полковника с интересом, слегка ведет бровью – в настолько полной имитации самой Рогозиной, что та широко улыбается. - Какая? - Маман утверждает – вы... – парень выдерживает паузу, будто пытается сформулировать мысль, а потом невозмутимо выдает: - плохо катаетесь… Галина смеется. У Вали это, скорее всего, звучало: «как корова на льду». - Я не буду вас позорить, буду встречать у подножия, - обещает женщина, утягивает ложку с подставки, окунает ее в луковый суп, немного помешивает, а потом все-таки решается попробовать. Парень недовольно поджимает губы. – М-м-м-м… Просто замечательно! Самый главный вопрос, - она облизывает ложку, - куда нам поехать? - Приисковый! – тут же выдает Юра, отбирает у нее ложку и тоже снимает пробу. Суп действительно получился вкусным. - Приисковый? - Это маленький поселок, затерянный в старых горах Кузнецкого Алатау на границе Красноярского края, Хакасии и Кемеровской области. Мечта фрирайдера! Галя слегка морщится от упоминания «фрирайда». И во что она ввязывается? - Ну, значит, поедем в этот Приисковый, - вздыхает полковник, а Юра в ответ скалится идиотски-счастливо.

***

Голова кружится от выпитого за ужином глинтвейна или горного воздуха – не совсем понятно, да полковнику и все равно. Антонова тянет ее за собой куда-то в сторону от домика, все дальше и дальше. Снег легонько скрипит под ботинками. Солнце давно скрылось за горами, превратив сверкающий белоснежный мир в обитель теней и полутонов. Дыхание срывается с губ сгустками пара, ветра совсем нет, и в воздухе стоит запах дыма и жареного мяса. Откуда-то до них долетают отголоски танцевальных попсовых миксов, чуть ближе слышатся смех и крик какой-нибудь очередной сноубордической братии. Валя продолжает тянуть ее за собой, пока они окончательно не растворяются во мраке позднего вечера, оставляя за спиной тусклые отсветы редких ламп. - Господи, красота какая! – выдыхает Антонова, задрав голову и рассматривая раскинувшийся над головой звездный небосвод. - Да, в городе такого не увидишь… - соглашается Галя. Когда они добрались до места, полковник пришла в ужас. Юра предупреждал, что условия далеко «не Европа, но самое главное там горы», однако все равно к окружающей обстановке она оказалась не готова совершенно. Хотя обычно капризная и привередливая Валентина не видела ничего кроме окружающих снежных просторов и была в предвкушении недели сумасшедших спусков. Антонова настойчиво притягивает Галю к себе, прижимается к ней, Рогозина крепко обнимает ее за талию. - Спасибо… - шепчет Валя, приподнимаясь на носки и обдавая щеку теплым дыханием. - Я знаю, сама ты не катаешься, и тебе не нравится, что я так увлекаюсь, - в голосе искренность и благодарность. - Все для тебя, Валечка, хотя будь моя воля, я бы тебя из-под своего присмотра не выпускала! Антонова хихикает: - Спасибо… - еще раз выдыхает у самых губ. В поцелуях ощущается терпкий привкус глинтвейна. После томительно долгих мгновений Валя отстраняется. - Пойдем, я отблагодарю тебя как полагается… - с хитрецой в глазах соблазнительно шепчет она. - Не боишься, что завтра будешь уставшей, и Юра легко уделает тебя на спуске? – усмехается полковник. - Галочка, - самодовольно протягивает женщина, вскинув голову, - дорогая, чтобы мой сынок завтра действительно меня сделал, тебе надо ой как постараться! - Что?! – от возмущения полковник давится воздухом, глаза вспыхивают – вызов принят. - А ну пошли! Валентина заливисто смеется.

***

Слепящее солнце. Вихри, брызги снега вокруг. Сумасшедший свист ветра в ушах и скорость. Снег. Снег! Так много вокруг снега. Утопающие в белоснежном океане ели, ветви прогибаются под тяжестью холодных одеяний. А вокруг горы, упирающиеся в высь. Валентине кажется, что не существует сил гравитации, что вокруг белый вакуум. И она летит вперед. Чуть сбросив скорость перед очередным маневром, она успевает заметить, как сын будто спотыкается, доска упирается в снег и он летит кубарем в сторону лесополосы. - Юрка! – она проезжает чуть вперед, не выпуская его из виду. Останавливается, лыжи вязнут в глубоком снегу. Парень поднимает голову, отплевывается от снега, громко смеется. - Вау! Надо повторить! - Ненормальный! – кричит она. - Есть в кого! – вторит он, откапывается из снега и снова бросается вниз, оставляя за собой шлейф снега, и отголоски: - Я первый! В этот раз им везет с погодой. Небо ясное и прозрачное, с рассыпающим холодное сияние солнцем. Воздух морозный и невозможно чистый. Галя вдыхает полной грудью и все никак не может надышаться. С утра и до обеда поселок почти вымирает, на улице редкие одинокие фигуры. Внутри скучающий персонал на своих местах. Полковника полностью устраивает и тишина и безлюдность. Она прячет руки в варежках в карманы темно-красного пуховика. Под ногами тихо поскрипывает снег. В мыслях у нее тоже почти такая же белоснежная пустота, Москва с ее нескончаемой суетой и делами осталась где-то далеко – четыре с половиной часа на самолете и почти шесть на машине, практически другое измерение. Рогозина не отключает телефон, но всем был дан строгий наказ – звонить только в случае серьезнейшего ЧП. - Марсиане на Красной площади? - Третья мировая? - Концерт Бибера в Олимпийском? - Во всех трех случаях я предпочту остаться с Валей в горах под Красноярском. - Галя, не слушай их. Что-нибудь сделать в твоем кабинете за время твоего отсутствия? Пыль протереть? Полы помыть в морге? - Круглов! Не загуби мою орхидею! Только за день до Валиного дня рождения поднимается метель. Мир наполнен бело-серым мельтешением, протяжно завывает ветер. Тогда полковник позволяет себе с чистой совестью не отпускать от себя Валю ни на шаг, липнуть к ней влюбленным подростком, требовать внимания и дуться, когда подруга пытается возмутиться пусть самую малость. Юра, воспользовавшись передышкой в катаниях и будучи полностью уверенным, что мать слишком занята полковником, чтобы вспомнить о его существовании, отправился в гости к компании сноубордистов из Челябинска, с которыми успел зазнакомиться. - Я планировала посвятить тебе весь день завтра, - шепчет Валя, пряча лицо в изгибе шеи, тихо вздыхает. - А тут метель… - Вот завтра как раз вы мне тут не нужны с утра. Отправляйтесь кататься, если распогодится. В противном случае придется запереть вас в номере, - усмехается Галя.

***

- Знаешь, любовь моя, я никогда не сомневался, что в нашей семье все происходит через одно всем известное место… - многозначительно тянет парень и устало опускается на снег рядом с женщиной. Он стягивает перчатки, разминает подмерзшие пальцы и начинает рыться по карманам в поисках телефона. Его спутница болезненно морщится и прикрывает глаза. После нескольких минут возни Юра все-таки выуживает из внутреннего кармана куртки мобильный, протирает влажный дисплей и с грустью смотрит на отсутствующий индикатор сети. На это он не рассчитывал. Подавив подкатывающий к горлу комок паники, парень поднимается и внимательно оглядывается: можно рискнуть и отойти на открытое пространство. У деревьев, куда они выбрались с большим трудом, снег неглубокий, но это ровным счетом ничего не значит. Пара шагов в любую сторону – и есть риск провалиться. - Ну что я могу сказать, связь превратилась здесь в тыкву… - констатирует он уже неопровержимый факт и возвращается к матери. - Ты уверена, что это перелом? – получив вместо ответа многозначительный жгучий взгляд, парень снова вздыхает и садится рядом. Сняв шлем, он скребет правый висок. - Угораздило же нас… - ворчит он. - Вот, скажи мне, чего мы сегодня поперлись кататься-то? Могли сидеть в поселке… - голова после вечерних возлияний все еще гудит, еще и это. Вот угораздило же их! - Галя хотела организовать все на вечер… Сюрприз подготовить, а мы бы путались под ногами… - с улыбкой тихо отвечает Антонова. Голос еще звучит ровно, но в оттенках уже проскальзывает напряжение, и Юре это совершенно не нравится. Ему по-настоящему страшно, беспомощность липкой паутинкой оплетает сознание. Он тянется к матери, прикасается нервными пальцами к ее лицу. - Мам?.. – еще ему не нравится, как сосредоточенно она всматривается куда-то вдаль. - Вдвоем нам не спуститься, это совершенно точно. Ветра нет, и окружающая тишина завораживает, мир вокруг кажется неестественным, нарисованным маслом на холсте пейзажем, перехватывающим дыхание своей красотой и неприятно удивляющей опасностью. - Мам? – он знает, какое предложение последует, прекрасно понимает – это самый логичный выход в данной ситуации. - Спустишься один, сообщишь спасателям, они поднимутся на снегоходах с санями. Разумный план, но черт, как же он ему не нравится! Сама мысль – оставить ее одну здесь, среди этой застывшей снежной красоты - вызывает отторжение. - Мам… - шепчет он. Женщина улыбается в ответ. - Юр, все будет хорошо, у меня остается термос с чаем и фляжка с коньяком. - Галя меня убьет… - обреченно констатирует парень. Не согласиться с ним сложно. Он быстро пристегивает сноуборд, натягивает балаклаву, защелкивает шлем. Сжимает руку матери на короткое мгновение и бросается вниз, поднимая белые брызги.

***

Солнце, как его невозможно много. Валя щурится от ярких слепящих лучей, наполняющих все пространство небольшой одноместной палаты, - правда, они уже почти не греют в ноябре. Между раздвинутых веселых зеленых жалюзи просматривается прозрачное акварельно-голубое небо. Женщина тихо вздыхает, нога ноет терпимо, горло чуть саднит и хочется пить. На тумбочке композиция из двух разноцветных яблок и бутылки минералки, только вот не дотянуться, как ни пытайся. Валентина тихо ругается себе под нос, но после нескольких минут бесполезной возни все-таки сдается и откидывается на подушку. Придется ждать, когда появится хоть кто-нибудь. Солнце. Небо. Она улыбается. Сложно определить время, полдень или около, а может, чуть после. Ее день рождения был вчера или уже позавчера? Сколько Антонова провела в отключке? Спросит у Гали… Заново она открывает глаза, когда чувствует нежные прикосновения к волосам. - Привет, - сонно шепчет женщина. - Привет, - раздается в ответ тихо, Галя наклоняется и целует ее в уголок губ. Солнце больше не заглядывает в окно, скрылось на другой стороне, да и жалюзи закрыты, наверно, Галя их сдвинула. - Это был интересный день рождения… - в задумчивости бормочет Антонова. - Вчера или уже позавчера? Рогозина невесело усмехается и качает головой. - Вчера. Интересный, говоришь? Я чуть с ума не сошла, когда примчался Юрка. И потом, когда за тобой поехали, местные спасатели пытались заставить меня остаться внизу… - лицо полковника темнеет, в глаза мелькает страх. И Валя, заметив его, пытается не позволить обосноваться там, шутит, немного топорно: - Бедные ребята… Я надеюсь, они отделались только легким испугом, а не тяжкими телесными? С моим оболтусом все нормально? – интересуется Антонова, льнет к Галиной руке, подобно кошке, почти урчит. Та продолжает гладить ее волосы, пропускает спутанные пряди сквозь пальцы, царапает ногтями кожу головы: - Валя… Валечка, девочка моя… Юрка в норме. А я была готова поднять на уши главное управление МЧС по республике. В этом у Антоновой нет сомнений. Сколько раз Галя боялась за нее? На каждом выезде? А после взрыва в морге – просто каждый день? Но там работа, а здесь… - Разбиться на лыжах в собственный день рождения было бы очень глупо. Таких планов у меня не было, - искренне заверяет Валя. Полковник тихо смеется. - Очень надеюсь. - Я испортила всем отдых и собственный подарок… - Антонова обиженно надувает губы. - Я что-нибудь придумаю… Пока не снимут гипс, буду всячески ублажать тебя. - М-м-м-м… - Антонова облизывается в предвкушении. - А потом, может, сводишь меня в стриптиз-клуб? - с хитрющей улыбкой интересуется она и хлопает ресницами, смотрит выжидающе. - Откуда ты?.. – с удивлением восклицает полковник, потом вздыхает. Как же любят сплетничать ее сотрудники, от кого-кого, а от Круглова она такого не ожидала! Ну ничего, она еще ему это припомнит! - Никакого стриптиз-клуба, - строго заявляет она. - И никаких больше лыж! Никогда! Слышишь меня!