Mile High

Чарльз пытается сконцентрировать внимание на шахматных фигурах перед ним, притворяясь, что он продумывает какую-то стратегию игры, когда на самом деле он слишком сильно отвлечен мужчиной, сидящим напротив. Он уже и забыл, каково это – чувствовать напряжение от присутствия Эрика. То, как Эрик может завладевать его вниманием, хочет Чарльз того или нет. Голова Чарльза всё ещё опущена, но уголком глаза он наблюдает за тем, как Эрик встаёт, чтобы наполнить бокал. В каком-то смысле Эрик изменился, а в каком-то нет. Он всё так же хмурит брови, между которыми появляется морщинка, пока изучает шахматную доску. Черты лица изменились за десять лет заключения, но они всё ещё знакомы. Его глаза переливаются разными цветами, но всё такие же глубокие, с уже большим количеством морщинок вокруг них. И всё же Чарльз успел забыть, насколько густые его ресницы. Он так же забыл то, как губы Эрика плотно сжимаются от сосредоточенности, как один уголок губ немного опускается, когда он продумывает очередной ход. Чарльз отводит взгляд, понимая, что пялится, несмотря на то, что делать этого не хотел. - Они разрешили тебе оставить шахматную доску? – спрашивает Чарльз, желая избавиться от внутренней борьбы. Эрик лишь качает головой в ответ. - Нет, - говорит он, - но я провёл множество игр в своей голове. Что угодно, лишь бы скоротать время. Они даже не разрешили мне держать книги, журналы иногда. Но ничего правдивого на тот момент и никаких реальных новостей. - Должно быть сложно для тебя, - говорит Чарльз. Эрик насмешливо улыбается в ответ, и Чарльз прогоняет желание рассмотреть его получше. Он терпеть не может всю эту близость. Они делились шутками, понятными только им двоим, десять лет назад, когда множество предательств ещё не стояло между ними. Эрик откидывается на спинку сидения, снова улыбаясь так, будто не может устоять или же ему просто всё равно на осуждение Чарльза. Лицо Чарльза не выражает ничего настолько, насколько это возможно. Эрик вздыхает, и его взгляд снова опускается на доску, циничность сменяется усталостью. - Было сложно, - говорит он. – Я… скучал. - Не могу сказать того же, - отвечает Чарльз, и злость снова возвращается к нему. Больше, чем общие шутки, сейчас он не может вытерпеть всю эту уязвимость Эрика. - Что, правда… ни разу? – спрашивает Эрик. Голос становится выше, а плечи поднимаются, и злость возвращается к нему. - Почему я должен был? – говорит Чарльз. – День, когда я узнал, что ты в тюрьме, стал облегчением. Мне никогда не спалось лучше, чем в ту ночь, когда я думал, что больше никогда не увижу тебя. - Ты лжёшь, - говорит Эрик. Он беспокойно движется, будто хочет подняться, но затем меняет своё решение. Вместо этого он протягивает руку над столом между ними, чтобы дотронуться до руки Чарльза. Чарльз отводит взгляд, намеренно отказываясь встречаться взглядом с Эриком или признать это прикосновение. Он знает, что отсутствие реакции на его действия причинит Эрику больше боли, чем любой явный отказ. Эрик подтверждает его догадки, ударяя кулаком по столу так, что шахматные фигурки подпрыгивают. Но всё ещё вместо того, чтобы встать, Эрик наклоняется ближе, почти залезая на стол, и движется в поле зрения Чарльза, будто пытаясь заставить его смотреть на себя. Чарльз ждёт, пока Эрик скажет что-то, прошепчет что-то колкое и попытается подтолкнуть его к продолжению спора. Чарльз уже готов игнорировать его. Но он совсем не ожидает, что Эрик продолжит молчать, а затем наклонит голову и закроет глаза, сокращая расстояние между ними. Чарльз настолько удивлён, что почти позволяет ему поцеловать себя. Потому что Чарльз забыл и это тоже: мягкость губ Эрика и ощущение его ресниц на своих щеках. Грудь Чарльза резко ломит от внезапных воспоминаний о них с Эриком в точно такой же ситуации одиннадцать лет назад, только над другой шахматной доской, когда рука Эрика чуть наклоняла подбородок Чарльза для поцелуя. Воспоминаний почти достаточно для того, чтобы позволить ему снова сделать это, но в последний момент он пугается, отворачивает голову и говорит: - Не надо. Губы Эрика легко касаются подбородка Чарльза, задевая его бороду. Эрик вдыхает и издает отчаянный звук почти на ухо Чарльзу. Чарльз поднимает руки, желая оттолкнуть Эрика, но понимает, что не может, как только ладони касаются его плеч. Тепло и сгущающееся напряжение под его рукой слишком отвлекающее, и Чарльз понимает, что поглаживает мышцы на руке Эрика, вместо того, чтобы оттолкнуть его, как он и хотел. Руки Эрика по-прежнему касаются рук Чарльза, покоящихся на столе, и только усиливают хватку. Он прерывисто выдыхает, и только сейчас Чарльз понимает, что Эрика трясет. Эрик сильнее сжимает его руку, зарываясь лицом в плечо Чарльза, который всё еще не может заставить себя оттолкнуть его, даже когда Эрик начинает целовать его шею. - Десять лет без этого, - шепчет Эрик, его голос приглушён, пока губы прокладывают себе путь к ключицам Чарльза. Большой палец скользит по его запястью, ослабляя хватку, случайно поглаживает слишком чувствительные линии сухожилий. Чарльз шипит и вздрагивает, отклоняясь немного назад с удивлением. - Пожалуйста, - шепчет Эрик, сжимая руку Чарльза, - пожалуйста, позволь мне. Чарльз, возможно, смог бы вырваться и уйти, если бы не эти нотки слабости в голосе Эрика. Чарльз действительно хочет этого, несмотря на все, что произошло между ними. Он по-прежнему хочет Эрика. И, более того, он хочет найти каждое чувствительное место и зарыться в него пальцами до тех пор, пока это не начнёт причинять боль. Шахматные фигурки, опрокинутые локтем Эрика, падают и громко стучат по полу. Грохот раздаётся в другом конце самолёта, и Чарльз наблюдает за тем, как Логан двигается на своём месте, его глаза всё ещё закрыты, но уже шевелятся, будто он собирается проснуться. - Остановись, - шепчет Чарльз, наконец-то находя силы оттолкнуть Эрика. Эрик откидывается на спинку сидения и кидает оскорблённый нервный взгляд в сторону Чарльза. - Нет, - говорит Чарльз и смотрит на Логана, - я имею в виду… не здесь. Эрик удивлённо поднимает брови, но Чарльз не даёт ему возможность сказать что-либо и разрушить момент. Он встаёт и идёт в заднюю часть самолёта, где находится единственный уединённый участок, спотыкаясь о порог крошечной уборной. Эрик колеблется лишь мгновение, прежде чем следует за ним, и прижимается к Чарльзу ближе, как только закрывает дверь. Здесь едва ли хватает места для них двоих, и Эрик немедленно обходит Чарльза и грубо целует прежде, чем Чарльз останавливает его. Чарльз хватает Эрика за плечи, держась за них и царапая ногтями грубую ткань его рубашки. Рука Эрика скользит вверх и вниз по спине Чарльза, сминая рубашку и параллельно касаясь тёплой кожи под ней. Руки Эрика скользят вниз к заднице Чарльза. Он сжимает ее и затем тянет вверх, заставляя Чарльза опереться о небольшую раковину. Кран больно упирается в его бедро, но Эрик снова трётся щекой о его лицо и шею, будто он абсолютно подавлен и отчаялся. - Что-то новенькое, - говорит Эрик и проводит пальцем по челюсти Чарльза, прослеживая очертания его бороды. – Мне нравится. - Я растил ее не для тебя, - говорит Чарльз. Он сделал это не специально. Просто казалось бессмысленным бриться, когда он не видел никого, кроме Хэнка, и рядом не было родителей, которых нужно было убеждать в собственной аккуратности. Эрик смеется, и Чарльз снова злится из-за этого чувства интимности. - Я и не говорил, что для меня. Чарльз снимает шарф с шеи Эрика и кидает его на пол прежде, чем начать расстегивать пуговицы рубашки. - Ты сказал, что скучал по мне? – спрашивает он. – По чему именно ты скучал? Пока ты был в заключении десять лет, чего ты желал? - Если бы у тебя были твои силы, смог бы посмотреть сам, - говорит Эрик. Чарльз расстёгивает последние пуговицы, почти отрывая их от злости. Эрик скидывает рубашку с плеч, всё ещё выглядя изумлённым, когда тянется за очередным поцелуем к Чарльзу. Чарльз отворачивает голову сразу после быстрого давления губ, и Эрик начинает целовать его шею. - Я думал об этом, - говорит он, отодвигая края рубашки и покрывая поцелуями открывающиеся участки кожи. – О прикосновениях к тебе, и последнем разе, когда мы были вместе. Иногда я думал о том, как подчинял тебя, но чаще всего скучал по этому, скучал по ощущению тебя в моих руках. В моих руках и моём разуме. Чарльз игнорирует очередную отсылку к его телепатии и давит на плечи Эрика, толкая его вниз. - Покажи мне, - говорит он. Эрик немедленно падает на колени. Ремень Чарльза уже расстёгнут к тому моменту, как колени касаются пола, и Эрик резко дёргает штаны Чарльза в такой спешке, что тот почти отлетает от раковины. Чарльз вытягивает руку, чтобы устоять на месте, а затем вынимает член, стягивая бельё вниз, и обхватывает его у основания. Он поглаживает себя пару раз, в то время как Эрик наблюдает, до тех пор, пока он с нуждающимся стоном не наклоняется ближе. Чарльз ожидал немного поддразниваний и подготовки, учитывая то, что Эрик не брал член в рот в течение десяти лет, но вместо этого он приступает прямо к делу, впуская его к себе в рот и начиная усердно сосать. Рука Эрика поднимается и обхватывает руку Чарльза, переплетая их пальцы, но Чарльз не позволяет ему взять всё под свой контроль. Он кладет свободную руку на затылок Эрика, сжимая вьющиеся пряди на затылке и заставляя его двигаться быстрее. Это чувствуется хорошо, пусть не так же интенсивно, как Чарльз помнит. Сыворотки Хэнка эффективны, но они хороши для восстановления двигательного аппарата, а не для ощущений. Чарльз до сих пор чувствует границу, разделяющую его тело, переломный момент между целостностью и травмой. Все, что находится ниже этого уровня, приглушено и затуманено. Прикосновения чувствуются искрами, больше теплом и давлением, чем влажностью и ловкими движениями языка и губ, которые он помнит. Тем не менее, видеть Эрика на коленях более чем достаточно, чтобы подвести его к краю, особенно когда он становится более небрежным, начинает стонать и почти давится к концу. Чарльз не воздерживался в течение десяти лет, но прошло уже довольно много времени с его последней близости. Ему приходится наклониться вперед и опереться на дверь, почти сгибаясь пополам, когда он кончает. Эрик глотает, дрожа под руками Чарльза. Когда Чарльз заканчивает, Эрик отстраняется, хватая ртом воздух, но остается на коленях, потираясь лбом о бедра Чарльза. Доносится шорох ткани, и Чарльз понимает, что Эрик расстёгивает свои штаны. Чарльз не собирается делать для Эрика то, что он только что сделал для него, поэтому он остается там, где есть, обхватывая рукой затылок Эрика, пока он дрочит себе. Эрик держит за ноги Чарльза и кончает с тем же грубым стоном, что помнит Чарльз. Он хватает ртом воздух, а затем отрывает несколько бумажных полотенец, висящих над раковиной, и вытирает себя. Чарльз выпрямляется, поправляя свой ремень, в то время как Эрик поднимает свою рубашку и наматывает шарф вокруг шеи. - Так же хорошо, как ты помнишь? – спрашивает Чарльз. Эрик целует его в ответ, руками поглаживая длинные волосы Чарльза и обхватывая его лицо. - Почти, - говорит он, прижимая палец к виску Чарльза. Чарльз отталкивает его и наклоняется, чтобы включить кран и брызнуть водой на лицо. Он открывает дверь, как только заканчивает, и меняется местами с Эриком, пропуская его к раковине. Сиденье Логана пустует, что сначала пугает Чарльза. Он не совсем смущён - кто знает, что Логан видел про них с Эриком в будущем? Если он действительно знал их в течение многих десятилетий, то, скорее всего, это не должно удивить его. Чарльз просто надеется, что Логан ничего не сказал Хэнку. Он и так получил достаточно молчаливого и причиняющего боль неодобрения, чтобы справляться ещё и с этим. Кран отключается, и Эрик выходит из ванной, всё еще застегивая рубашку. Даже если он и замечает отсутствие Логана, то не подаёт виду. Он садится напротив Чарльза и вытирает рот, улыбаясь самодовольно, как и всегда, когда думает, что добился своего. Чарльз игнорирует его, глядя на свои руки, когда он снова ставит шахматную доску. Они не закончили свою предыдущую игру, но слишком много фигур сдвинуто со своих мест для ее продолжения. - Всё ещё хочешь играть? - спрашивает Эрик. Чарльз ставит последнюю ладью на её место прежде, чем поднимает на него взгляд. - Ты снова ходишь первый. - Как скажешь, - говорит Эрик, перемещая одну из своих пешек вперед кивком головы.