После "бала"

Сумерки сгущались все сильнее с каждой минутой. Небо приближалось по цвету к серебристому индиго, насколько, конечно, можно было судить по тем огрызкам, что выглядывали из-за тучных макушек елей и сосен и черных трещин-ветвей так часто попадавшихся здесь кленов и диких вишен. Джордж Смитт, к сожалению, не замечал той красоты, что видел в этом лесу я. Он лишь поскальзывался на прелой листве и влажном мху и ругался сквозь зубы: заканчивался отведенный ему срок. Ему дали двадцать четыре часа на то, чтобы убраться с территории Бейкон Хиллз. Неофициально. Стая Роан… Смитт поскользнулся, упал на колени, впечатываясь ладонями грязь. Выпрямился, отряхнул руки. — Мишка косолапый по лесу идет, Шишки собирает, песенки поет. Вдруг упала шишка, прямо мишке в лоб, Мишка оступился и об землю хлоп! Джордж вскочил на ноги, диким взглядом уставился на стену деревьев. От одного из искривленных временем и погодой сосновых стволов отделилась закутанная в темную одежду фигура и неспешными, уверенными шагами направилась к нему. Медведь полыхнул алым взглядом, грозно зарычал. А я – да, это был именно я – продолжал идти к нему. Даже руки из карманов не достал. Только спокойно продолжал, насмехаясь: — Засвистел на ветке пересмешник-дрозд: Мишка косолапый наступил на хвост! А за ним вдогонку пятеро зайчат- «Мишка косолапый!» из кустов кричат. Подхватил дразнилку весь лесной народ: Мишка косолапый по лесу идет! Бросился к берлоге маленький медведь - «Чем такие ноги, лучше умереть!» Спрятался за шкапом и ревет ревмя: «Мишкой косолапым дразнят все меня»… — Что тебе нужно, гребаный ублюдок?! — Всего-навсего элементарная вежливость, - я пожал плечами в ответ. – Хозяину подобает провожать гостей к выходу. Смитт потянул носом воздух, осклабился. Я остановился от него где-то в двух метрах, на расстоянии удара, так сказать. И даже не сомневался, что медведь узнал мой запах. Все-таки сложно забыть человека, стрелявшего в тебя всего пару часов назад, а теперь маячившего перед глазами в гордом одиночестве. Судя по злому взгляду, он подумывал воспользоваться щедро предоставленной возможностью, но пока что медлил, лишь прищуривался, да жадно дышал, по-звериному. А я вот ждать не собирался. Качнулся вперед, сделав еще один шаг и, словно продолжая одно единое, слитное движение, со всей возможной силой врезал ему по голове, почти по виску, подобранной с земли сырой рябиновой веткой. Джордж рухнул на землю, утыкаясь лицом в начинающую подгнивать листву и влажный мох. Я усмехнулся, отошел на пару шагов – к пню неподалеку – уселся, уткнул свою дубинку одним концом в землю, на другой положил руки, уперся в них подбородком. И молча наблюдал за тем, как Грозный Альфа Смитт, на деле бывший лишь дрянной пародией на своего отца, приходит в себя, трясет головой, ерошит волосы, избавляясь от щепочек. Дорогие джинсы измазаны грязью, так же, как и футболка за сто долларов. Мажор. Его глаза вспыхивают алым, на что я только выдаю очередную слащавую улыбочку. Ноги явно его не держат, потому что он отползает к растущему неподалеку дубу, опирается на него спиной. — Мой… мой срок еще не подошел к концу. Еще пара часов. — Дорогой мой, если бы я хотел тебя поторопить, то снова воспользовался бы этим, - отодвигаю полу куртки, демонстрируя пистолет. – Я поговорить пришел. — Ты, вроде, уже спросил с меня за своего щенка, - хмурюсь, и он почему-то затыкается и смотрит на меня с опаской. Вау, я смог запугать мишку! Польщен, польщен… - У нас больше нет тем для разговора. — О, да ладно! – я подскакиваю с места, возбужденно взмахиваю руками, а Смитт дергается, впивается взглядом в дубинку. Упс, я совсем о ней забыл. – А как же милые детские шалости? Джордж непонимающе хмурится. Я застываю на месте, осененный неожиданной мыслью. А ведь прошло уже десять лет! Шагаю к нему, присаживаюсь рядом на корточки, внимательно смотрю в глаза. Смитт еще больше вжимается в дерево. Интересно… Склоняюсь так, что наши носы едва не соприкасаются. Глаза напротив расширены от удивления и испуга. Черт, я чувствую вонь его страха даже не будучи оборотнем! Позорище… Но вместо того, чтобы выдать череду своих мыслей, спокойно интересуюсь: — Серьезно? Ты полез к моему сыну, даже не задумываясь о его мотивах? Ты вообще в курсе ситуации? Ты и меня не узнаешь. Ладно,– он настолько растерялся, что забыл сверкать красной радужкой, а я встал, отряхнул брюки. – Фамилия Ноэ не Роан, а О’Нил. Твой отец с парой прихвостней десять лет назад вырезали всю его семью. Кузенов, мать, брата. Я сам вытащил его из когтей твоего отца. Так что, сам понимаешь, право на кровь у Ноэ есть. Какое-то время Джордж осознавал новую информацию, а потом зарычал, вцепился когтями в дерево, обламывая кору, поднялся на ноги. Он тяжело дышал, и я подумал, что, наверное, все-таки зря выжал на свою рябиновую дубинку сок ягод воронца, непонятно каким образом все еще сохранившихся. — Ты хочешь сказать… что этот щенок завалил Эшли, а сам был ее племянником?! — Глянь, какая интересная картинка вырисовывается, правда? – побольше сарказма в голосе, а потом, как говорится, на меня снизошло озарение. – Стоп, Эшли? Ты мстил за Эшли?! Ты что спал с ней? – последнее уже совсем ошалело, потому что ну не верится просто. Не может быть. А медведь отвел взгляд, краснея. Черт… так, этого Эндрю знать не нужно. Совсем. Запустил руки в волосы, растрепав укладку, провел ладонями по лицу. Это ж надо так… А Смитт, тем временем, тоже, наверное, решил воспользоваться тем, что осталось от его мозга и сопоставил кое-какие факты. Со скрипом, надо сказать, но все-таки. И как только это произошло, он забыл обо всем, вплоть до стыда и своих постыдных секретов. — Ты… - я поднял на него взгляд. Он хватал ртом воздух, как аквариумная рыбка, и силился произнести хоть что-то, но выдавал лишь сип и хрипы. — Да, я. Николас Райдер, твой старый-добрый друг детства. Рад меня видеть, Джордж? — Тебя считают мертвым… — И я бесконечно этому рад. В конце концов, на моей коже знак совсем другой стаи… Кстати о ней. Эндрю, - Смитт сморщился непонятно от чего: толи ему было неприятно слышать имя своей пары, толи слишком больно. Для сохранения собственного душевного равновесия я все-таки решил выбрать второй вариант. – Он спокойно проживет и без тебя, так что не советую возвращаться. И попадаться ему на глаза в каких-нибудь других городах. Вообще. Никогда. И если ты думал держать его за стороннюю потаскушку, а самому счастливо жить с крепкой мишкиной семьей… Джордж позволил себе короткий раздраженный рык, на что я только наклонился, вновь подхватывая с земли свою дубинку. Нет, ну можно было и за пистолет схватиться, но она мне как-то понравилась… Теперь я понимаю Стайлза, вечно носящегося с битой. Уж больно удобно ей пользоваться. Надо будет домой забрать… Демонстративно крутанув запястьем, поднес деревяшку к глазам, затем направил на Смитта. Тот как-то притих. — Ты зря бахвалишься и тешишь себя надеждами. Вот тебе мой самый точный прогноз, Джордж: полгода. Через полгода ты слетишь с катушек и подохнешь. Не от охотников, так от своих же. И то, что я отпускаю тебя сейчас – наихудшее из всех возможных наказаний. Гораздо гуманнее забить до смерти этой деревяшкой, правда. Ты сожрешь себя изнутри, Смитт. Просто потому что ты трус. Просто потому, что ты слаб. А теперь – иди. Бледный как полотно, но удивительно молчаливый, Джордж покорно развернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал прочь. Уже когда он почти скрылся за деревьями, его нагнал мой голос. — Как мои, Джордж? — Два месяца назад Мэйсон прикончил Каю. Потерял контроль в полнолуние. И ушел. А я так и не решился спросить про брата. Почему-то мне было страшно. Минут десять я еще простоял, вслушиваясь в ночной лес, а потом развернулся и направился домой. В груди было пусто. Что-то неприятно тянуло в животе. Кажется, я опять забыл, как зовутся эти эмоции. — Улыбнулась мама: «Глупенький сынок. Не стесняйся, милый, косолапых ног. Я ведь косолапа, и папа косолап, И косолапил славно дедушка Потап». Мишка косолапый стал ужасно горд, Вымыл с мылом лапы, съел медовый торт. Вышел из берлоги, да как заорет: «Мишка косолапый по лесу идет!»