В Москве идут проливные дожди

*** В Москве в конце мая и начале июня всегда идут дожди. Каждый чертов год. Я запоминаю их по датам. 26 мая 2010 года... 23 мая 2011 года... 6 июня 2012 года... 13 июня 2013 года... И сегодня. Сегодня тоже. В Москве идут дожди, а я больной на всю голову. *** Стоя на балконе в дождь в одних только майке и шортах, чувствуешь себя демиургом — спасибо Фраю за это невероятное слово. Чувствуешь себя демиургом, потому что каждый твой мир возможен. Шум дождя, мерный и ласковый, он путается в складках, которая до безумия велика. Я вижу дом напротив предельно четко, сквозь кристально чистый воздух я могу коснуться бетонных плит. Не имеют значения глупые 100 метров расстояния, потому что преодолев дороги многим длиннее, вообще ни перед чем уже не остановишься. Я вижу предметы больше, чем объемными, я вижу их изнутри и в обратной параллели. Если чуть сосредоточиться, то можно услышать, как бьется собственное сердце, как кашляет сосед по дому пятью этажами ниже, как дышит вымокший встрепанный скворец на ветке. Я ненавижу птиц. У них маленькие легкие. Мне иногда снится, что у меня крохотные легкие, переполненные морской солью, и кости-спицы. Я вдруг хрупкий до того, что меня можно сжать в ладони до смерти. Ненавижу такие сны. Ветра почти нет. Сигаретный дым застывает кольцами и клубами в воздухе и может висеть так довольно долго. Если коснуться пальцами карниза, то с ума можно сойти от того, насколько он прохладный, мокрый и настоящий. Если свеситься немного с балкона, то упругие капли будут хлестать по спине, рукам и шее, забираясь за ворот растянутой футболки; а волосы непременно прилипнут к щекам. В таком состоянии голоса в голове становятся немного четче, будто все лишнее вымывается из черепушки. — У меня истерика каждый раз, когда ты уезжаешь. Это ненормально, Артем. Проваливай уже насовсем. — Что не так? — Все идеально. А потом ты уезжаешь, и жизнь заканчивается. Я заканчиваюсь. Иди нахуй, ладно? — Я люблю тебя, придурок. — Ох, я сейчас розовыми соплями подавлюсь. — А сам-то что за хрень несешь? — Проваливай, мне это не нужно. Лжец. Я слабохарактерный лжец. *** Выходить из дома приятно уже потому, что это предвещает встречу хоть с кем-то из старых знакомых. Забаррикадироваться в квартире было не слишком хорошей идеей. Я начал сходить с ума, к слову, у меня и так мозгов маловато. Я иду в магазин. — Погода — дрянь. Куда ты собрался? — В магазин. Мы сдохнем, если не поедим. — Да ну, дождь же. Переживем пару часов как-нибудь. — Мне нравится дождь. Я в мокрой майке сексуален. — Да ты и без майки ничего. Оставайся. Дождь твой — мерзкое порождение дьявола. — Мудак, тебе никогда не нравится то, что нравится мне. И вообще, я домой сейчас поеду. — Господи, что началось-то? Ладно, если это так важно, давай я тоже буду тащиться от дождя. Сейчас пойдем в магазин вместе. — Одевайся, я жду. — Я в трусах пойду. Я в мокрых трусах сексуален. — Артем, ты долбоеб. — Я красавчик. У него всегда прекрасно получалось любить дождь. Наигранно немного, но все же со вкусом. Он старательно восхищался им и бесил меня этим. До смеха доводил, а я все равно потом бесился. У меня не выходит злиться на людей, а тем более на него. Но я пытался, честное слово. Люди у магазина стоят кучками. Пережидают, глупые. А мне чудовищно хочется помочь той усталой женщине с коляской. — Вам помочь? — и какого черта все они смотрят так испуганно? Я не маньяк. Я придурок. — Да, пожалуйста. Я тут рядом живу. Пока мы идем до ее дома, а я держу свой огромный зонт над женщиной и коляской, мне удается рассказать старый-престарый скандинавский миф о драконе Фафнире и о вышедшей из этого самого мифа сказке про нибелунгов. Милая женщина, ей идет улыбка. — Спасибо тебе. — До встречи. Главное, меньше размышлять о том, что любовь к мифологии мне привил Артем. *** Лифт — стальная коробка — движется лениво и медленно. Ключи отказываются попадать в замок с первого раза. Когда я все же открываю дверь своей квартиры, то понимаю, что все-все меня предостерегало от возвращения домой. У него нет ключей. Никогда не было. Нет-нет-нет... — Какого черта ты тут делаешь? Мы все решили, — с него капает вода, он весь промок насквозь, добираясь до моего дома. — Дождь мне понравился, знаешь ли... — для чего он встал? Ну нет, только пусть меня не трогает. — Не надо ко мне прикасаться. Стой, нет, отойди. Убери руки. Не обнимай меня. Я сказал, не обнимай меня! Не... Обнимай меня. И это так мерзко, так отвратительно — утыкаться, будто щенок, в его плечи, кусать ключицы и грудь, так непозволительно втягивать аромат: терпкий — его, и мягкий — озона. — Я тебя ненавижу. Он улыбается. Он знает, что я чертов лжец. Под горячими ладонями я почти птица. Я вдруг хрупкий до того, что меня можно сжать в ладони до смерти. Давай, снова переломай мне все мои кости-спицы. Я сам себе не хозяин. В Москве в это время вечно идут дожди. А я — больной на всю голову. Мне тепло оттого, что Артем говорит, будто это он меня создал. Что я просто придуманный им мирок. Я его ненавижу. Я ненавижу своего демиурга.