Стереть из памяти заклятьем рун

Несколько мгновений назад я проверяла Лиссу, и это было просто ужасно. С каждым моментом Эйвери все сильнее затягивала мою подругу в пучину событий, которые не очень позитивно отражались на Лиссе. Вернувшись в себя, я ощутила страх. Ладно. С Лиссой определенно что-то не так, но, кажется, никто не придает этому должного значения. Адриан и Эйвери казались озабоченными, но они осуждают ее лишь за употребление алкоголя. Лисса напоминала ту девушку, какой она была до возвращения в Академия, тогда дух впервые овладел ею и сильно затуманивал разум. Только вот… Сейчас я знала о себе достаточно, чтобы понимать — моя ярость и одержимость убийством стригоев в больше степени объясняются воздействием темной стороны духа, тем, что я вытягиваю тьму из Лиссы. Тогда почему с ней что-то не так? Откуда на свет божий вылезла эта вспыльчивая и ревнивая личность? — Роза? — Что? Я подняла взгляд от телевизора, перед которым сидела, естественно ничего не видя. На меня смотрел Денис с мобильным телефоном в руках. — Тамара задержалась на работе. Она готова выйти сейчас, но… Он кивнул на окно. Солнце почти село, небо потемнело, лишь на западе у горизонта еще пылало красным. До работы Тамары можно было дойти пешком, и, хотя вряд ли существовала реальная опасность, мне не хотелось, чтобы после заката она на улице оказалась одна. Я встала. — Пойдем встретим ее. А вы, ребята, — я обратилась ко Льву и Артуру, — оставайтесь здесь. Мы с Денисом прошагали полмили до маленького офиса, где работала Тамара. Она выполняла обязанности клерка. Мы с Денисом встретили ее на пороге и вернулись обратно без происшествий, живо обсуждая планы охоты на сегодняшнюю ночь. Около дома Тамара я услышала на другой стороне улицы странные завывания. Мы все резко обернулись, и Денис рассмеялся. — Господи, снова эта сумасшедшая, — пробормотала я. Тамара жила в относительно благополучном квартале, но, как и в любом городе, здесь имелись бездомные и нищие. Эта женщина была почти так же стала, как Ева, и обычно ходила взад-вперед по улице, бормоча что-то себе под нос. Сегодня она лежала на спине, на тротуаре, издавая странные звуки и махая конечностями, словно перевернутая черепаха. — Она больна? — спросила я. — Нет, просто сумасшедшая. Денис и Тамара собирались войти в подъезд, но остатки мягкости не позволяли просто так бросить старуху. Я обреченно вздохнула. — Идите. Я сейчас. Машин не было, и я без опасений перешла улицу. Протянула руку, стараясь помочь женщине, совсем не думая о том, какая она грязная. Как и сказал Денис, сегодня он совершенно обезумела. Она не заболела, просто, наверное, решила прилечь. Я содрогнулась. Я часто употребляла слово «безумие» по отношению к Лиссе и к себе, но теперь поняла, что на самом деле такое — истинное безумие. Я очень надеялась, что дух никогда не доведет нас до такого состояния. Женщину удивило внезапное проявление помощи, но она взялась за мою руку и поднялась, что-то возбужденно говоря на русском. Потом попыталась обнять меня в знак благодарности, но я попятилась. Женщина продолжала что-то радостно щебетать. Подхватила полы своего длинного пальто, начала кружиться и напевать. Я направилась к дому Тамары с легкой полуулыбкой, но старая женщина перестала танцевать и снова заговорила по-русски. — Простите, но мне нужно идти, — сказала я, но это осталось незамеченным. Потом она замерла на середине фразы. Выражение ее лица насторожило меня, лишь на долю секунды опередив подкатившую тошноту. Я настолько привыкла к этой тошноте, что уже почти не замечала ее, но теперь… Одним плавным, но молниеносным движением я развернулась, вытащила кол и оказалась лицом к лицу со стригоем. Высоким и импозантным. Он подобрался ко vне, пока я отвлеклась. Глупо! Я не позволила Тамаре одной возвращаться домой, но мне никогда даже в голове не приходило, что опасность может поджидать прямо рядом с… — Не… Нет Дмитрий. Я узнала его мгновенно, хотя он и изменился. Думаю, я узнала бы его среди миллиона человек. Иначе быть не могло, так сильна была наша связь. Я не видела его очень долго и теперь буквально впитывала каждую его черту. Темные волосы до плеч, распущенные. Так хорошо знакомые губы, изогнутые в удивленной и все же вызывающей дрожь улыбке. На нем был его обычный пыльник. И, конечно, в нем проявились признаки стригоя. Темные глаза, которые я так сильно любила, были обведены красными кругами. Смертельно бледная кожа, хотя раньше он был таким же загорелым, как и я, поскольку много времени проводил на свежем воздухе. Я знала, что если он откроет рот, то станут видны клыки. Мой осмотр занял краткий миг. Я среагировала быстро, когда лишь почувствовала его. Быстрее, чем он ожидал. Элемент неожиданности все еще оставался на моей стороне, кол был наготове, я целилась точно в сердце. Я бы могла нанести удар быстрее, чем он среагировал. Но… глаза. Даже с отвратительными и пугающими красными кругами его глаза напоминали мне о Дмитрии… о Дмитрии, которого я знала. Их взгляд был бездушным и злобно мерцал в темноте, а это не имело ничего общего с прежним взором. И все равно сходства хватало, чтобы растревожить сердце, потрясти меня до глубины души. Все, что мне требовалось сделать, — нанести удар… Но я не могла. Мне требовалось несколько секунд, всего несколько секунд, чтобы жадно впитать его облик, а потом бы я убила его. И тут он заговорил. — Роза, — голос звучал так же восхитительно. С тем же акцентом. Только… холоднее. — Ты забыла мой первый урок: никаких колебаний. Я едва заметила, как его кулак направился к моей голове, а затем уже не видела ничего. — Для тебя это было бы похоже на волшебную сказку, — как-то сказал он, когда мы разговаривали о России. Это происходило прошлой осенью, на занятиях перед школой, как раз перед тем, как выпал первый снег. — Извини, товарищ, — ответила я, связывая волосы в конский хвост. — Борж и старомодная музыка — не то, как я представляю себе счастье. — Борщ, а не борж, — он одарил меня одной из своих редких беспечных улыбок, фактически лишь в уголках его глаз собирались легкие морщинки. — Я знаю, какой у тебя аппетит. Проголодаешься и будешь есть его как миленькая. — Значит, чтобы волшебная сказка подействовала, нужно быть жуть какой голодной? — Я говорю о стране. О зданиях. Отправься в любой из больших городов, и он окажется не похож на то, что ты видела в США. Здесь строят везде одно и то же — всегда большими, плотно заселенными кварталами. Они возводятся быстро и легко. Однако в России некоторые здания — настоящие произведения искусства. Искусство… Оно присутствует даже в будничных зданиях. А Зимний дворец и Троицкая церковь в Санкт-Петербурге? При виде них захватывает дух. На тот момент я не понимала, о чем он говорит, почему так восхищенно рассказывает о России. Однако с того момента, как я оказалась в Москве с Сидни, я осознала все, о чем говорил некогда мой инструктор-возлюбленный. Россия — не США, и я понимала теперь любовь Дмитрия к одной стране. Я очнулась с ужасной головной болью. Несколько секунд я понятия не имела, что случилось и где я. Потом сознание прояснилось, и воспоминания о встрече на улице обрушились на меня. Я села, и, несмотря на легкое головокружение, все мои защитные рефлексы мгновенно включились. Я огляделась. Я находилась в темной комнате, на гигантской постели. Нет… не просто в комнате. Больше похоже на номер в гостинице или студию. Я считала номера в отеле Санкт-Петербурга огромными, но сейчас была просто сражена. В той половине студии, где я сидела, находились кровать и обычные аксессуары спальни: шкаф, ночной столик и пр. Другая половина напоминала гостиную с кушеткой и телевизором. Встроенные полки на стенах были заполнены книгами. Справа от меня короткий коридор с дверью в конце вел, скорее всего, в ванную комнату. С другой стороны от меня венецианское окно, затененное, как это принято у мороев. Однако такого темного, почти черного, непроницаемого стекла я никогда не видела. Только очень сильно прищурившись и сумев в итоге отличить небо от горизонта, я поняла, что снаружи день. Оставаясь настороже, я сползла с постели и попыталась оценить угрожающую мне опасность. В животе никаких неприятных ощущений не было, значит, поблизости нет стригоев. Но не факт, что здесь нет кого-то другого. Я ни в чем не могла быть уверена — именно из-за этого у меня на улице возникли неприятности. Времени на раздумья не было. Задержись я здесь, и моя решимость заколебалась бы. Я потянулась в карман за колом. Исчез, естественно. Поблизости не было ничего, что сгодилось бы в качестве оружия, и это означало, что в случае схватки я могу рассчитывать исключительно на собственное тело. Уголком глаз я заметила на стене выключатель, щелкнула им и замерла, ожидая, какую картину откроет мне вспыхнувший верхний свет. Ничего необычного. И никого. Первое, что я сделала, это проверила дверь. Она оказалась заперта, как я и ожидала, и открывалась с помощью цифровой клавиатуры. К тому же выглядела тяжелой, стальной. Очень похоже на противопожарную дверь. Поняв, что этот выход для меня закрыт, я вернулась и продолжила обследование. В происходящем присутствовала определенная ирония. На уроках нас часто детальнейшим образом обучали, как нужно проверять помещение. Я всегда ненавидела такие занятия, меня интересовали только сражения. Теперь стало ясно: эти, казавшиеся тогда бесполезными уроки на самом деле не лишены смысла. Свет заметно облегчил обследование. Кровать покрывало атласное пуховое одеяло цвета слоновой кости, ворсистое снизу. Крадучись по гостиной, я увидела, что телевизор хороший, дорогой. С большим плазменным экраном. Он выглядел новым, с иголочки. Обтянутые матово-зеленой кожей кушетки и кресла были тоже очень симпатичные. Выбор расцветки казался необычным, но впечатлял. Вся мебель — столы, письменный стол, шкаф — была из полированного черного дерева. В углу стоял небольшой холодильник. Открыв его, я обнаружила бутылки с водой и соком, разнообразные фрукты и упаковку сыра в нарезке. На холодильнике стояли закуски: орехи, крекеры, глазированные пирожные. При виде всего этого в животе заурчало, но есть здесь я ничего не могла. Ванная оказалась выдержана в том же стиле, что и студия. Душ и большая ванна джакузи сделаны из черного полированного мрамора, на полочке маленькие куски мыла и бутылочки с шампунем. Над раковиной висело большое зеркало, вот только на самом деле оно не висело, а было так плотно врезано в стену, что убрать его не представлялось возможным. И материал зеркала тоже выглядел странным — скорее блестящий металл, чем стекло. Поначалу это меня удивило, но потом я метнулась обратно в гостиную и еще раз внимательно огляделась. Здесь не было абсолютно ничего, что удалось бы превратить в оружие. Телевизор слишком большой, чтобы сдвинуть его с места или разбить, что относилось и к экрану, который, похоже, был изготовлен из высокотехнологичного пластика. Никаких стаканов на столах. Полки встроенные. Бутылки в холодильнике пластиковые. И окно… Я подошла к нему, провела пальцами по краям, лак и зеркало, оно было врезано в стену. Никаких отдельных стекол — один сплошной кусок. Еще раз прищурившись, я попыталась разглядеть пейзаж за окном. Холмистая равнина с разбросанными по ней редкими деревьями. Очень похоже на пустынную местность, по которой я добиралась до Бийска. По-видимому, я за пределами Новосибирска. И, глянув вниз, поняла, что нахожусь достаточно высоко. Возможно, четвертый этаж. Спрыгнуть отсюда, не сломав ногу, невозможно. И все же следует что-то предпринять, не сидеть же здесь. Я взяла стоявшее у письменного стола кресло, и грохнула им в окно… Безрезультатно. — Господи… — пробормотала я. Я предприняла еще три попытки, столь же пустые. Казалось, и то и другое сделано из стали. Видимо, окно было пуленепробиваемое, особо прочное. А кресло — черт его знает. Оно казалось вырезанным из цельного дерева, и, сколько я ни колотила, от него не отщепилось ни кусочка. Продолжать попытки было неразумно, но, поскольку я всю жизнь только тем и занимаюсь, что делаю неразумные вещи, я не переставала бить креслом по стеклу. Где-то на пятой попытке живот предупредил меня о приближении стригоя. Я резко развернулась и, не выпуская кресла из рук, бросилась к двери. Она открылась, и я обрушила на вошедшего кресло, ножками вперед. Это был Дмитрий. Те же противоборствующие чувства нахлынули на меня, как тогда на улице, — любовь и одновременно ужас. Однако на этот раз я пробилась сквозь любовь и атаковала его, не дрогнув. Вот только практически без толку — бить его было все равно что колотить по бронебойному стеклу. Он оттолкнул меня, и я пошатнулась, но кресло из рук не выпустила и тут же снова бросилась в атаку. На этот раз он вцепился в кресло, вырвал его из моих рук и бросил о стену с такой легкостью, словно оно ничего не весило. Лишившись даже такого жалкого оружия, я снова могла полагаться только на силу собственного тела. Именно это я и делала на протяжении двух последних недель, когда мы допрашивали стригоев; правда, тогда меня подстраховывали четверо товарищей. И ни один из тех стригоев не походил на Дмитрия. Даже в бытность дампиром, его было трудно одолеть. Теперь он сохранил свои навыки, но стал быстрее и сильнее. Он также хорошо знал все мои приемы — поскольку сам учил им меня. Застать его врасплох практически невозможно. Однако в точности как с окном, я не могла бездействовать. В комнате я оказалась в ловушке — и не важно, насколько это была большая, роскошно обставленная комната. Более того, я была наедине со стригоем. Мне приходилось все время напоминать себе об этом. Здесь был стригой. Не Дмитрий. Все, что я без конца твердила Денису и остальным, было применимо и сейчас. «Будь умным. Будь бдительным. Защищай себя». — Роза, — заговорил он, без видимых усилий отражая мои удары. — Ты впустую тратишь время. Прекрати. Ох, этот голос! Голос Дмитрия. Голос, который я слышала, засыпая ночью, голос, который когда-то говорил, что любит меня… «Нет! Это не он. Дмитрия больше нет. Это монстр». В отчаянии я попыталась придумать, как одолеть его. У меня даже мелькнула мысль о призраках, которых я вызывала в сарае. Марк говорил, что я смогу обращаться к ним в момент величайшего накала эмоций, и они будут сражаться за меня. Эмоции имелись в избытке, но я почему-то все равно не знала, как вызвать помощников. Я понятия не имела, как делала это прежде, и, несмотря на желание, сейчас ничего не получалось. Проклятье! Что толку во вселяющих ужас силах, если я не в состоянии прибегнуть к их помощи? Вместо этого я сдернула с полки DVD-плеер, вырвав шнуры из стены. Совсем никудышное оружие, но я была в отчаянном положении. Я услышала странный, древний боевой клич и задним умом поняла, что сама издала его. И снова бросилась на Дмитрия, изо всех сил размахивая плеером. Наверно, он причинил бы вред, пусть и небольшой — если бы врезался в Дмитрия. Однако этого не произошло. Дмитрий перехватил его, вырвал из моих рук и бросил на пол. Плеер разлетелся на куски. Продолжая действовать, Дмитрий поймал мои руки, не давая мне ни ударить его, ни дотянуться до чего-то еще. Он так крепко держал меня, что, наверно, мог бы сломать кости, но я продолжала вырываться. Он снова попытался урезонить меня. — Я не причиню тебе вреда, Роза. Пожалуйста, остановись. «Это не тот Дмитрий, которого ты знала». Не имея возможности двигать руками, я начала отбиваться ногами, но, поскольку верхняя часть тела была скована, я не могла вложить в удары достаточно силы. Что касается Дмитрия, он выглядел не столько озабоченным или сердитым, сколько раздраженным. Испустив громкий вздох, он схватил меня за плечи, развернул и прижал к стене, пригвоздив к ней всей мощью своего тела. Я еще немного подергалась, но без всякого результата — я оказалась сейчас в той же ситуации, что и стригои, на которых мы охотились. У вселенной мерзкое чувство юмора. — Перестань бороться со мной, — Шея ощущала тепло его дыхания, тело его было прижато к моему, рот находился всего в нескольких дюймах от моих губ. — Я не причиню тебе вреда. Я снова задергалась, дыша тяжело, с хрипом, в голове пульсировала боль. — Мне трудно поверить в это, неужели непонятно? — Если бы я хотел тебя убить, ты уже была бы мертва. Если ты не прекратишь вырываться, мне придется связать тебя. В противном случае я не стану этого делать. — Не боишься, что я сбегу? — Нет, — Его голос звучал так спокойно, что холодок пробежал у меня по спине. — Не боюсь. Мы оставались в таком положении еще около минуты. Мысли бешено проносились в голове. Это правда — если бы он хотел убить меня, то уже давно бы справился с поставленной задачей. Но я была далека от того, чтобы чувствовать себя в полной безопасности. Тем не менее ситуация создалась безвыходная. Ладно, я не совсем точно выразилась. Для меня она была безвыходная. Он просто играл со мной. В голове после ударов пульсировала боль, и дальнейшая бесплодная борьба лишь ухудшила бы мое состояние. Требовалось восстановить силы, чтобы найти способ сбежать — если, конечно, я доживу до этого. И пора перестать думать о том, как близки наши тела и… губы. Такой тесный контакт слишком опьянял. Я слегка расслабилась. — Хорошо. Он заколебался — наверно, спрашивал себя, можно ли доверять мне. Происходящее напомнило момент, когда мы с ним были в маленькой сторожке в дальней части академических угодий. Я тогда была расстроена, разъярена — и все под влиянием тьмы духа, которая переполняла меня. Дмитрий тоже удерживал меня и убеждал выйти из того ужасного состояния. Мы поцеловались, потом его руки приподняли мою рубашку… Нет, нет. Не сейчас. Нельзя думать об этом сейчас. В конце концов, Дмитрий отпустил меня. Инстинкт вопил, подталкивая внезапно наброситься на него, но я строго напомнила себе, что необходимо выждать, восстановить силы и собрать побольше информации. Хоть он и отпустил меня, мы продолжали стоять близко друг к другу. Вопреки всякой логике, его облик снова обманчиво воздействовал на меня — как тогда, на улице. Как можно быть тем же самым и одновременно другим? Я всячески пыталась не замечать знакомых черт — волосы, рост, лицо — и сосредоточиваться лишь на признаках стригоя — красных кружках в глазах и чрезмерной бледности кожи. Я так ушла в себя, зациклившись на выполнении этой задачи, что до меня не сразу дошло, что он тоже молчит. Он вглядывался в меня так пристально, как будто хотел пронзить взглядом. Я вздрогнула. Это выглядело почти — почти! — так, как будто он был зачарован мной. Впрочем, подобное невозможно. Такого рода эмоции недоступны стригоям, скорее всего, мысль о том, что он все еще испытывает ко мне какие-то чувства, была того рода, когда принимают желаемое за действительное. Выражение его лица всегда не поддавалось расшифровке, а теперь его маскировала личина коварства и холодности, которая делала совершенно невозможным понять, что у него на уме. — Почему ты оказалась здесь? — Спросил он наконец. — Потому что ты ударил меня по голове и притащил сюда. Если уж умирать, то с музыкой — в стиле Розы. Прежний Дмитрий улыбнулся бы или подчеркнуто испустил вздох. Этот остался невозмутим. — Я о другом. Почему ты здесь? В его низком голосе зазвучали угрожающие нотки. Я считала, что Эйб производит устрашающее впечатление, но… Даже Змей в ужасе отпрянул бы. — В Сибири? Потому что искала тебя. — А я здесь, потому что хотел оказаться как можно дальше от тебя. В полном ошеломлении я сказала нечто совершенно нелепое. — Почему? Потому что я могу убить тебя? Судя по его взгляду, он тоже считал это нелепостью. — Нет. Чтобы мы не оказались в подобной ситуации. Теперь это произошло, и ее исход неотвратим. Я не была полностью уверена, что он вкладывает в слова о «подобной» ситуации. — Можешь просто отпустить меня, если хочешь избежать его. Он отступил на шаг и пошел, не оглядываясь, в сторону гостиной. Возникло искушение воспользоваться этим и напасть на него, но внутренний голос подсказывал, что вряд ли я сделаю больше четырех шагов, прежде чем он, по-прежнему не оглядываясь, нанесет мне удар. Он сел в роскошное кожаное кресло, движения его высокой фигуры были так же грациозны, как и раньше. Господи, ну почему он производит такое противоречивое впечатление? Привычки прежнего Дмитрия — и замашки монстра. Я осталась на том же месте, прислонившись к стене. — Теперь это невозможно. После того, как я увидел тебя… И снова он внимательно рассматривал меня. Это вызывало странное ощущение. Двойственное. Напряженность его взгляда, то, как он почти любовно скользил им по моему телу сверху донизу, — это волновало и даже возбуждало; с другой стороны, под его взглядом я чувствовала себя замаранной, грязной. — Ты по-прежнему так же прекрасна, Роза. Впрочем, ничего другого я и не должен был ожидать. На это я не знала, что сказать. Я никогда на самом деле не разговаривала со стригоем, если не считать обмена оскорблениями и угрозами в процессе схватки. Ближе всего к этому подходило, когда меня захватил в плен Исайя. Тогда я была связана, и разговор в основном сводился к тому, как он убьет меня. Сейчас… сейчас все было иным, но страх не отпускал меня. Я скрестила на груди руки и прислонилась к стене — защищаться я пока не могла. Он наклонил голову, вглядываясь в меня, и на его лицо упала тень, красный отблеск в глазах стал почти не виден. Они — прямо как раньше — казались темными, бездонными и удивительными, исполненными любви и бесстрашия… — Можешь сесть, — сказал он. — Мне и так хорошо. — Есть что-нибудь еще, чего ты хочешь? — К примеру, чтобы ты отпустил меня. На мгновение мне показалось, что его лицо слегка исказилось, как раньше, когда я шутила. Нет, наверно, я вообразила это. — Нет, Роза. Я имею в виду — тебе потребуется что-нибудь? Другая еда? Книги? Развлечения? Я недоверчиво смотрела на него. — Ты так говоришь, будто я в самом роскошном отеле! — В определенной степени так и есть. Я поговорю с Галиной, и она достанет все, что пожелаешь. — С Галиной? Губы Дмитрия искривились в улыбке. В этой улыбке полностью отсутствовала теплота — она была холодной, мрачной, полной секретов. Я съежилась бы от страха при виде ее — если бы не мое нежелание выказывать перед ним слабость. — Галина — мой бывший инструктор, еще со времен школы. — Она стригой? — Да. Она была пробуждена несколько лет назад, в сражении под Прагой. Она сравнительно молода для стригоя, но становится все сильнее. Все это ее. Он сделал жест, поведя рукой вокруг. — И ты живешь с ней? — Спросила я, пытаясь сдержать любопытство. Мне хотелось понять, что их связывает, и, к своему удивлению, я почувствовала ревность. Совершенно неразумную, конечно. Он — стригой и, следовательно, за пределами моей досягаемости. И это был бы не первый случай, когда учитель и ученик сближаются… — Я работаю на нее. Частично из-за этого после пробуждения я вернулся сюда. Я знал, что она стригой, и нуждался в ее наставлениях. — И ты жаждал оказаться подальше от меня. Такова другая причина? В ответ, не вдаваясь в разъяснения, он кивнул. — Где мы? Не в Новосибирске? — Да. Поместье Галины за пределами города. — Насколько далеко? Снова возникла эта кривая улыбка. — Я понимаю ход твоих мыслей и не собираюсь снабжать тебя информацией такого рода. — Тогда о чем ты думаешь? — Еле сдерживаемый страх внезапно обернулся яростью. — Зачем запирать меня здесь? Убей или отпусти. Если ты собираешься заточить меня тут и издеваться надо мной, то я предпочла бы смерть. — Смело сказано, — Он встал и принялся расхаживать. — Я почти верю тебе. — Это правда, — с вызовом ответила я. — Я приехала сюда, чтобы убить тебя. И если я не могу этого сделать, лучше умереть. — Ты потерпела неудачу, там, на улице. — Да. Я догадалась об этом, когда очнулась здесь. Дмитрий резко развернулся и внезапно оказался передо мной, двигаясь с молниеносной скоростью стригоя. Все это время я испытывала тошноту, свидетельствующую о присутствии рядом стригоя, но чем больше я находилась рядом с Дмитрием, тем слабее она становилась и теперь достигла того уровня, что я почти не замечала ее. — Я немного разочарован, Роза. Ты так хороша. Очень, очень хороша. Ты и твои друзья расхаживаете вокруг и уничтожаете стригоев. Это вызвало брожение в наших рядах, а у некоторых даже страх. — Но не у тебя? — Когда я услышал, что это ты… хмм… — Он прищурился, приняв задумчивый вид. — Нет. Мне стало любопытно. Я насторожился. Если кто и мог убить меня, то это ты. Но, как я уже сказал, ты заколебалась. Это была решающая проверка того, как ты усвоила мои уроки, и ты потерпела неудачу. Я сохраняла бесстрастное выражение лица, но внутренне ругала себя за момент слабости на улице. — В следующий раз я не стану колебаться. — Следующего раза не будет. И, хотя ты меня разочаровала, я, конечно, радуюсь тому, что жив. — Ты не живой, — сказала я сквозь стиснутые зубы. Господи, он снова был ужасно близко ко мне! Даже с изменившимися чертами лица, стройное и мускулистое тело осталось тем же самым. — Ты мертвый. Ты — неестественное создание. Когда-то давно ты сказал мне, что предпочел бы умереть, чем стать таким. Вот почему я пришла убить тебя. — Ты говоришь все это только потому, что мало знаешь. Как и я в те времена. — Послушай, я говорю то, что думаю. Я не играю в твои игры. Если я не могу выбраться отсюда, тогда просто убей меня. Неожиданно он вскинул руку и провел пальцем по моей щеке. Я изумленно открыла рот. Его рука была холодна, точно лед, но то, как он прикасался ко мне… да, это снова было то же самое. В точности так, как я помнила. Как это возможно? Такой похожий… и такой другой. Внезапно мне вспомнился другой его урок, о том, что стригои могут казаться очень, очень похожими на тех, кого ты когда-то знал. Вот почему было так легко заколебаться. — Убить тебя не так-то просто, — его голос упал до низкого шепота — словно змея, скользящая по моей коже. — Есть и третий вариант. Я могу пробудить тебя. Я замерла и вовсе перестала дышать. — Нет, — это было единственное, что я смогла выдавить — ничего более сложного, умного или тем более остроумного мозг не смог выдать, такой ужас нагнали на меня его слова. — Нет. — Ты не знаешь, что это такое. Это… изумительно. Необыкновенно. Все ощущения живые, мир ярче… — Да, но ты-то мертвый. — В самом деле? Он взял мою руку и прижал к своей груди. Я почувствовала биение его сердца и удивленно распахнула глаза. — Мое сердце бьется. Я дышу. — Да, но… — Я отчаянно пыталась вспомнить все, чему меня учили о стригоях. — Это не значит, что ты по-настоящему жив. Просто… темная магия воскресила тебя. Это иллюзия жизни. — Это лучше, чем жизнь, — он вскинул руки и обхватил ладонями мое лицо. Его сердце билось ровно, но мое бешено заколотилось. — Это все равно что быть богом, Роза. Сила. Скорость. Способность воспринимать мир так, как ты даже представить себе не можешь. И… бессмертие. Мы можем быть вместе вечно. Когда-то это было все, чего я желала. И глубоко внутри это отчаянное желание быть вместе с ним сохранилось. Правда, я представляла себе все несколько иначе. Я сглотнула. — Нет… — Чувствуя его прикосновение, такое легкое, такое нежное, я едва ворочала языком. — Не можем. — Можем, — Его палец заскользил по подбородку и нащупал мою артерию. — Я могу сделать это быстро и безболезненно. Ты даже не поймешь, что происходит. Скорее всего, он был прав. Чтобы превратить человека в стригоя, нужно выкачать из него всю кровь. Потом стригой обычно делает на себе надрез и подносит кровоточащую рану к твоим губам. Наверняка я отключусь еще до того, как потеряю половину крови. Вместе навечно. Мир вокруг слегка расплывался — то ли из-за головной боли, то ли из-за охватившего меня ужаса. Гоняясь за Дмитрием, я мысленно рисовала себе сотню возможных сценариев, но такого — стать стригоем — среди них не было. Смерть — его или моя — вот единственный исход. И это было очень глупо с моей стороны. Вялые размышления внезапно были прерваны звуком открываемой двери. Дмитрий повернулся и решительно толкнул меня себе за спину. Вошли двое и сразу же закрыли за собой дверь; я не успела разглядеть вошедших. Один был стригой, парень, другая — женщина, человек, с низко склоненной головой и подносом в руках. Стригоя я узнала сразу, что было совсем нетрудно: он часто являлся мне во сне. Светлые волосы, примерно такой же длины, как у Дмитрия, обрамляли лицо. Похоже, парню было едва за двадцать, когда его обратили. По-видимому, он встречал Лиссу и меня, когда мы были младше, но лично я видела его дважды. Один раз, когда сражалась с ним во время боя в Академии; и второй раз в пещере, которую стригой использовали как место встреч. Это он укусил Дмитрия. Едва удостоив меня взглядом, парень набросился на Дмитрия. — Какого черта ты тут делаешь? — Он был американец, и я, естественно, понимала его. — Нашел себе забаву и держишь ее здесь? — Тебя это не касается, Натан, — Голос Дмитрия был холоден как лед. Раньше я думала, что его речь лишена эмоций, но теперь поняла, что их просто труднее обнаружить. Сейчас в голосе звучал вызов, предостережение этому парню — дескать, лучше не суйся, куда не следует. — Галина дала мне разрешение. Взгляд Натана соскользнул на меня, и злость сменилась шоком. — Это она? Дмитрий слегка переместился, полностью закрывая меня собой. Прежний бунтарский дух подталкивал меня рявкнуть, что я не нуждаюсь в защите стригоя, вот только сейчас я в ней как раз очень даже нуждалась. — Она из школы в Монтане… Мы сражались… — Он скривил губы, обнажив клыки. — Я попробовал бы вкус ее крови, если бы там не болтался тот дрянной морой, пользователь огня. — Не твое дело, — повторил Дмитрий. Красные глаза Натана широко распахнулись, в них вспыхнул живой интерес. — Ты шутишь? Она может вывести нас на девчонку Драгомир! Если мы пресечем этот род, наши имена войдут в легенду. Долго ты собираешься держать ее здесь? — Уходи, — проворчал Дмитрий. — Убирайся. Натан ткнул в меня пальцем. — Она дорогого стоит. Если ты собираешься использовать ее как «кровавую шлюху», то, по крайней мере, поделись. Тогда мы вытянем из нее информацию, а потом прикончим. Дмитрий сделал шаг вперед. — Вон! Только посмей коснуться ее, и я уничтожу тебя. Оторву голову голыми руками и буду смотреть, как ее опаляет солнце. Натан разозлился еще сильнее. — Галина не позволит тебе забавляться дома с этой девицей, несмотря на всю благосклонность. — Не заставляй меня повторять дважды. Мое терпение кончается. Натан промолчал. Стригои стояли, вперив друг в друга взгляды. Насколько мне известно, сила и мощь стригоев зависит от времени, которое они уже прожили в новом облике. Очевидно, Натан был обращен раньше. Я не знала, насколько, но при виде этих двоих у меня создалось впечатление, что Дмитрий сильнее или, по крайней мере, нисколько не уступает в мощи. Клянусь, я заметила страх в красных глазах Натана. — Это не конец, — Он резко развернулся и направился к двери. — Я поговорю с Галиной. Он ушел, и некоторое время стояла тишина. Потом Дмитрий посмотрел на женщину и сказал что-то по-русски. Она так и стояла, замерев. После его слов она осторожно поставила поднос на кофейный столик рядом с кушеткой. Подняла серебряную крышку, под которой оказалась пицца «пепперони» с сыром. При других обстоятельствах, если бы в доме стригоя мне принесли пиццу, подобное выглядело бы нелепо и забавно. Сейчас, учитывая угрозы Дмитрия обратить меня в стригоя и стремление Натана с моей помощью добраться до Лиссы, ничто не могло быть забавно. Даже у Розы Хэзевей есть границы, когда дело доходит до шуток. Рядом с пиццей лежало большое шоколадное пирожное с орехами, с толстым слоем глазировки. То, что я люблю, — и Дмитрий знал это. — Ланч, — объявил он. — Не отравлено. Еда на подносе выглядела очень соблазнительно, но я покачала головой. — Я не буду есть. Он дугой выгнул бровь. — Хочешь что-то другое? — Не хочу ничего, потому что не буду есть вообще ничего. Если ты не собираешься меня убить, я сделаю это сама. Только тут до меня дошло, что отсутствие оружия в помещении скорее должно было защитить меня от себя, а не от стригоев. — Уморишь себя голодом? — В его глазах вспыхнуло мрачное изумление. — Я пробужу тебя задолго до этого. — Почему бы тебе не приступить прямо сейчас? — Потому что я предпочитаю добровольный выбор. Господи, он рассуждал прямо как Эйб, только угроза сломать коленные чашки в сравнении с пробуждением выглядела просто милостью. — Тебе долго придется ждать, — ответила я. Дмитрий громко рассмеялся. Еще дампиром смеялся он редко, и это всегда заставляло меня трепетать. Сейчас смех его был не теплый и раскатистый, сейчас он звучал холодно и злобно. — Посмотрим. И не успела я придумать ответ, как он снова оказался прямо передо мной. Его рука проскользнула к моему затылку, приподняла голову, и он прижал свои губы к моим. Они были так же холодны, как и остальное тело… и тем не менее было в этом какое-то тепло. Внутренний голос завопил, что это мерзко, ужасно, но мир вокруг исчез; клянусь, мне почти показалось, что мы снова вместе в сторожке. Наконец Дмитрия отодвинулся в сторону, оставив меня с выпученными глазами и потрясенно раскрытым ртом. Небрежно, словно ничего не произошло, он сделал жест в сторону женщины. — Это Инна, — При звуке своего имени она вскинула голову, и я поняла, что женщина не намного старше меня. — Она работает на Галину и будет заботиться о тебе. Если что-нибудь понадобится, сообщи ей. Она плохо говорит по-английски, но сумеет понять. Он сказал еще что-то ей по-русски, и она покорно направилась вслед за ним к двери. — Куда ты? — Спросила я. — У меня есть дела. А тебе необходимо время на раздумье. — Тут не о чем думать. Я постаралась произнести эти слова с вызовом. Наверно, у меня не очень получилось, потому что в ответ он лишь насмешливо улыбнулся и вышел вместе с Инной, оставив меня одну в роскошной тюрьме.