Эрос и Танатос

К этому было невозможно привыкнуть. Да и слишком беспечно было полагать, что мир станет другим, что мир изменится, не затронув Олимп. Но вокруг метались мифические чудовища, освобожденные Аидом, которые сдерживали оборону великой горы, пока остальные боги позорно отступали. Морфей закрыл лицо руками и прошептал про себя, что не верит в то, что сейчас происходит. Зевс проиграл, Гера – погибла, от Афины не было известий, а младшие боги были слишком слабы и трусливы, чтобы сдерживать натиск Люцифера долго. Пять минут назад погиб Арес – сын Зевса! Его разодрали, как тряпичную куклу, пролив духовную силу золотым дождём вниз по склону. Он даже вскрикнуть не успел, не то что проклясть чернокрылого Падшего Ангела. Лишь только бледнокожий, закованный в ужасающие своим внешним видом доспехи властитель Тартара - Аид, прежний бог и брат Зевса, сражался не покидая рубежа. Длинные, черные как смоль локоны выбивались из-под шлема, а изо рта валил пар. Искусство владения огромным мечом этот бог знал наравне со своим племянником Аресом, но ему не часто доводилось сражаться. И теперь, темная тога и темно-синяя плащаница грозовым облаком сопровождали каждый взмах руки. Демоны оттесняли бога Смерти вниз, туда, где стоял, закрыв руками лицо, беспечный и поддавшийся страху Морфей. Юноша дрожал, как осинка, которую жадный дровосек вот-вот подрубит под самый корень. Руки были по локоть изодраны, словно голодные взбесившиеся твари пытались обглодать их. Аид наскочил холодным порывом бури. В воздухе запахло серой и ладаном, словно кто-то сжигал в неугасаемом греческом огне амфоры с погребальным маслом. От бога смерти веяло могильным холодом, и серебристые доспехи ослепительным лунным светом отливали в лучах зенитного солнца. В этот раз Люцифер не стал ждать наступления ночи – он повел свои войска в полдень, чтобы стереть с лица Земли последние остатки сопротивления великого Олимпа. Морфей отчаянно отшатнулся, но не смог сойти с места – страх сковал его тело, и эфир будто льдом поглотил его волю. Он только тяжко и удивленно выдохнул, видя, с какой ненавистью и уродливым боевым оскалом на него несётся очередной демон. - Чего застыл! Уходи к Вратам Тартара! Морфей вздрогнул, его грубо дернули за плечо, заставляя всё худое, но, всё же, по-гречески идеальное тело вздрогнуть всем существом. Конечно же, бог сновидений не смог бы противостоять внезапно хлынувшему потоку демонических тварей, что напоминали ему черных беспородных псов, раззявивших свои слюнявые пасти. Мелкие демоны Падших Ангелов были обучены раздирать богов в клочья, поглощая их плоть, будто саранча, пожирающая поля со спелой пшеницей. Боги погибали, лопаясь, как мыльные пузыри, рассыпаясь золотистым дождём. Артемида тонко вскрикнула где-то у подножья, в дальнем углу яростно сражалась Диана, пытаясь оттащить своего полуживого леопарда подальше от когтей нежити. Над Вакхом пировала целая стая мерзких тварей, и от этого зрелища Морфея чуть не вывернуло наизнанку. Аид размеренно и точно отбивал атаки чертей, его огненный меч вздымался над головой с такой частотой и силой, что этим нельзя было не восхититься. Божественный трепет, внушаемый богом мёртвых, давно зародился в сердце юного Морфея, и он не мог не признать, что этот величественный и коварный бог давно похитил его покой. Но как слуга может любить своего господина больше, чем тот позволял? Аид был силен и беспощаден ко всем, кто проявлял к нему хоть какой-либо интерес. Казалось, что он так и не научился смирению после глобальной ссоры с Зевсом, но теперь, когда Зевса больше не стало он, как единственный оставшийся в живых старший бог, занял его место по праву старшинства. И мир погрузился во тьму… Тьму, созданную далеко не самим Аидом, а тем, чья сила и власть оказалась большей в смену эпох. С тех пор, как люди перестали верить в своих богов, весь Олимп переживал не лучшие времена. Защита священной горы ослабла, и боги иных миров не могли упустить такого великолепного шанса - поживиться духовной силой забытых греческих собратьев. Люцифер атаковал мгновенно. От его Легиона не было спасения никому, и мир, охраняемый Зевсом, пал, погибая под крыльями черных ангелов. Аид был последним рубежом сопротивления, и его желание спасти мир, в котором он жил, было намного больше его властолюбия и страха вечного одиночества. По этой причине он приказал всем младшим богам и героям, всем, кто когда-либо вкушал напиток бессмертия, спуститься в мир мёртвых, где он всё ещё был властелином. Естественно, мало кто послушал его тогда, все считали, что это именно Аид виноват в том, что произошло. После того как пропали Гермес и Меркурий, уже не оставалось никаких сомнений, что Аид никого не обманывал – он просто тихо сражался и отбивал каждого бога, выцарапывая его из лап демонов. А потом… Морфей бежал к Вратам Тартара без оглядки, и дух его наполнял безотчётный страх. Вот сейчас кто-нибудь из демонов или Высших Падших Ангелов ударит ему в спину и надежда на спасение будет потеряна навсегда. Развоплощение – это смерть любого бога. Но одно дело, если ты добровольно разлетаешься по ветру лепестками цветов или сгустком света, и совсем другое, когда чьи-то клыки выпивают твою силу, как амброзию, которую все они совсем недавно пили на вершине Олимпа. Морфей упал на колени, понимая, что нет смысла вечно скрываться в Тартаре, что это ведь и есть то место, откуда пришли Падшие. Может быть Аид спятил, раз гонит их всех туда, откуда не возвращаются? Морфей снова закрыл глаза. Аид никогда не смотрел в его сторону, никогда не одаривал вниманием, даже несмотря на то, что Морфей был готов служить ему вечно, минуя строгий запрет самого Зевса. Богу сна вдруг вспомнилось, как долго он преследовал смертных, появляясь на полях сражений, только ради того, чтобы увидеть бледный и такой изящный лик. Всего лишь один раз Морфей увидел бога смерти без шлема, и его сердце больше никогда не билось ровно, стоило только темно-синей плащанице случайно мелькнуть в пылу войны смертных. «Да зачем мне эта вечность, если в ней никогда не будет тебя?», - с горечью подумал юноша, ещё крепче зажмуривая глаза в ожидании быстрой расправы. Однако, сильная ужасно холодная рука подхватила под плечо, больно потянула на себя, заставляя подняться на ноги. Мгновение и вот под ступнями разносится бешеный стук колесницы. В нос ударяет запах серы и дыма – можно задохнуться, не будь Морфей тем, кто так отчаянно любил этот запах. От бога смерти веет гневом, яростью на себя и своё бессилие, и Морфей покорно прогибается, позволяя сильной руке причинять неприятную боль. Царь Тартара бьёт по щеке наотмашь, да так, что Морфей чуть ли взвывает от боли и обиды. Из-за шлема не видно выражения его божественного лика, но в голосе ощущается опасная угроза: - Решил с жизнью попрощаться?! Это так ты чтишь память Зевса? Слабак! Все вы чертовы слабаки! Как только припекло, так сразу решили вспомнить обо мне, беззаботные твари?! Не смей отдавать себя Падшим! Или хочешь, чтобы они пользовались твоей силой, чтобы править нами? А, Морфей, сын Гипноса? Колесница грохотала, будто вот-вот развалится. Они влетели во Врата, и два огромных Титана захлопнули их, спешно закрывая две высокие украшенные черепами и костями створки. Аид придержал коней и увидел, что среди спасенных им божеств, практически не осталось никого равного ему по силе. Он – один. И он последний, кого так отчаянно и яро хочет в качестве закуски получить Люцифер. - Что нам делать теперь? – пророкотал Гефест, устало сжимая молот в руках. Пожалуй, единственный сильный бог, чьей поддержкой можно было бы заручиться, всё же остался. Аид поправил спадающие с плеч черные как смоль волосы, сняв с головы шлем. Гримаса смерти, изображенная на этом шлеме была теперь ни к чему – все боги и полубоги и так достаточно напуганы тем фактом, что им пришлось укрываться не где-нибудь, а в самом Тартаре! Морфей непроизвольно вздрогнул, увидев строгие черты лица этого величественного и опасного бога. Сердце бешено заколотилось в груди, норовя выпрыгнуть из горла, к загорелым щекам прилила кровь: то ли от пощечины Аида, то ли от крайней степени смущения его красотой. Повелитель мёртвых и мастер теней горестно осмотрел жалкие остатки своих войск и понял, что ему нечего сказать оставшимся в живых. Эта война проиграна и никто из присутствующих не сможет противиться смене эпох. Спешившись и оставив всхлипывающего от пережитого страха Морфея сидеть в колеснице, Аид поднял руку в знаке, привлекающем всеобщее внимание. - Наше время на Земле закончилось. И все вы, кто остался в живых, можете поступить так, как остаётся поступить. Либо вы становитесь демонами добровольно и принимаете условия Люцифера, либо расстаётесь со своей божественностью и превращаетесь в людей. Последний вариант для вас неприемлем. Я знаю, что жить среди тех, кто вас предал, будет невыносимой пыткой. Но Тартар, рано или поздно, падёт. Я не в силах противостоять смене эпох. Из толпы вышел невысокий полубог, чье божественное сияние было не таким величественным и сильным. Он подошёл к Аиду, заглядывая в его мертвенные, белесые от гнева и отчаяния глаза. - Значит, у нас нет другого выхода, кроме как, либо достойно развоплотиться, либо стать демонами, согласно закону смены эпох. Но ведь на тебя будет объявлена охота. Люцифер не потерпит конкуренции, и ты его первый враг. Аид гордо вздёрнул острый подбородок и посмотрел на вышедшего младшего бога с вызовом: - Я ни от кого не бегаю, Прометей, и если понадобится, я буду готов сразиться со своим врагом за право на власть. Прометей покачал головой. Потом повернулся к остальным, встав рядом с Аидом. - Я добровольно принимаю на себя роль демона, так как хочу жить. Я малодушен, как и все мы. Но я не хочу развоплотиться только лишь потому, что считаю, что у меня нет надежды и шанса существовать. Я буду ждать того часа, когда люди опомнятся и вернут нам былые почет и славу. - Наивный глупец, - ровным тихим голосом прокомментировал повелитель мертвых. По толпе прошелся ропот. Все оценивающе посмотрели на бывшего некогда человека, и каждый закивал головой. Он ведь был прав. Ещё немного и все они развоплотятся, так как их имена канут в Лету, и никто из людей больше не разожжёт жертвенный костер и не поднесет на алтарь вина. Никто не призовёт на помощь, не потребует содействия и не попросит совета. Это конец, и здесь особо не из чего выбирать. Если в тебя не верят, то ты перестаёшь существовать – таков закон смены эпох. Став демонами нового мира, каждый из богов был бы волен продолжать своё существование. Но нужно ли оно теперь? - Вам решать. Не мне, - сухо ответил Аид, направляясь к своему Храму, где он собирался залечить полученные раны и подумать обо всём. Морфей вытер со своего юношеского лица слёзы и вышел из колесницы, стыдясь своих эмоций. Он не знал, почему ему так отчаянно хотелось сейчас вцепиться в руку бога смерти и заставить его обернуться. Вместо этого он тихо поплёлся за остальными, помогая раненным добраться до покоев в Храме, где раньше держали грозных мифических чудищ. Армия была почти разбита, так что некому было больше жить в этих покоях. Среди причитаний и плача, а иногда и злобных нареканий на Аида, Морфей не мог собраться с мыслями. Он еле-еле стянул с себя боевые доспехи, небрежно скинув их в углу, одел плащ, походные сандалии и пошёл в сторону Храма Мёртвых, где многочисленные слуги носились в попытках угодить своему хозяину. Остановив кого-то из слуг, Морфей узнал, что царь Тартара приказал отставить его в покое, что он отказался от лекарей и даже прогнал прочь всех мойр. Юноша настоял на том, чтобы его провели к покоям Аида, и даже попытался угрожать некоторым особо опасливым и исполнительным слугам вечным сном. Настойчиво пробравшись к нужным дверям, Морфей задержал в груди воздух, собираясь с духом. А потом, робко коснувшись холодной каменной рукояти, толкнул тяжелую дверь. Аид неподвижно сидел на горе темно-алых подушек. Всё в его комнате будто замерло от страха перед ним – сосредоточенным, угрюмым, испещренным шрамами. Перевязанный вдоль пояса и плеч, бог смерти сидел спиной к дверям, казалось, он был безразличен даже к незапланированному вторжению. Морфей скользнул внутрь и поспешно прикрыл за собой дверь. - Что тебе здесь нужно? – не оборачиваясь, спокойно спросил бог смерти. Юноша вздрогнул, пытаясь унять дрожь в коленях. - У меня есть просьба. Личная. Аид безразлично указал на кресло рядом с собой. Собеседник всё равно оказался бы позади, что ещё больше пугало, будто подставив свою спину, повелитель ждал незамедлительного удара в неё. Если бы Морфей сел напротив Цербера или ещё какого-либо страшного монстра, то это волнение и страх не пошли бы ни в какое сравнение с тем, что он испытывал сейчас. Шелк черных длинных волос по бледной спине, едва проглядывающие напряжением мышцы ловили этот водопад темных прядей, будто обрамляли их плавными линиями. Морфею захотелось вдруг прикоснуться к ним, провести рукой… - Если ты настолько малодушен, что пришёл молить меня о смерти, то тебе проще попросить об этом мойр. Я не стану тебя убивать, сын Гипноса. Морфей покачал головой, пытаясь проглотить застрявший от предвкушения гнева бога смерти ком. Сейчас он попросит его о чём-то большем, чем смерть, если надо, то он заплатит за это своим развоплощением – они и так все почти мертвы. Но умирать, не познав ласк того, кого так отчаянно любишь, было куда страшнее гнева Аида. - Аид, я… Слова застряли в глотке. Беспомощно задохнулись и впились в небо шипами. Язык тщетно пытался нагнать слюну, губы пересохли. Бог смерти молча встал, налил вина в серебряный кубок и подошёл к своему гостю. - Ты испугался. Я видел. Ненавижу трусов. Юноша с ужасом замер в немом испуге. Слова возлюбленного резали не хуже меча. Внутри всё обдало мертвенным холодом. Аид ненавидит его! А он глупец, мальчишка, пришел сюда, чтобы заявить о своих чувствах и… - Аид, прошу, выслушай, - постарался успокоиться Морфей, принимая из рук бога мертвых кубок с вином. Царь Тартара стоял перед ним полуголым высоким точеным изваянием, которому хотелось упасть в ноги. Мертвенные глаза смотрели осуждающе, гневно, проницательно. Хотелось сжаться в комок, обняв колени руками, и спрятаться. Но Морфей твёрдо решил, что второй раз он не проявит себя, как полное ничтожество, столь ненавистное. Пусть убивает, пусть издевается, пусть ударит, как сегодня: наотмашь, сильно, больно, жестоко. - Я потерял надежду на спасение, я потерял братьев и отца. И я не хочу умереть, не познав того, что так уродует и истязает моё сердце. Аид отпил из своего кубка и присел рядом с коленями Морфея. Этот жест был продиктован неизвестным мотивом, и щеки несчастного бога сна вспыхнули от смущения. - Поэтому ты пришёл просить меня о смерти? Я не избавляю от любви, а купидоны давно мертвы. Чего ты хочешь? Конкретней. Морфей видит, как прозрачное бельмо глаз бога смерти наполняется цветом, и цвет этот черен как уголь, как сталь его меча, как та ночь, когда он впервые снял с себя шлем, показав своё истинное лицо. - Я хочу стать твоим, - тихо, едва различимо, произнесли юношеские губы. Кубок в руке заплясал, задрожал от страха… Царь Тартара ничего не ответил. Он долго смотрел в зеленые глаза снотворца, выискивая там слабинку сумасшедшего, и не найдя таковой, взгляд его наполнился тоской. Большие руки с длинными тонкими пальцами обхватили точёные колени Морфея, и бог сна непроизвольно вздрогнул, от удивления и испуга приоткрыв рот. Бледные холодные губы коснулись его коленей: сначала одной, потом другой ноги, и от этого стало нестерпимо жарко. Нутро замерло, сердце вот-вот разорвёт грудную клетку от натуги. - Дурачок, - нежно и совершенно неожиданно произносит царь Тартара, с каким-то сожалением и тоской он устало прикрывает веки, в поисках покоя, сосредоточенности. Морфей не понимает, откуда в нём вдруг берутся силы, почему бокал вина летит в сторону, а сам он бросается в объятия бога смерти и горько безутешно рыдает. Его захватывают холодные объятия, но внутри них тепло, неимоверно тепло и спокойно. Так хорошо! Так хорошо быть в его объятиях! - Я влюбился в тебя! Понимаешь? Ну, назови меня трусом, прогони! Ты ведь ненавидишь таких, как я – слабых, жалких, не способных себя защитить! Аид гладит Морфея по волосам, успокаивающе, нежно, и на последних словах неожиданно приподнимает за подбородок, смотря в заплаканные сапфировые глаза юноши. Нет лишних слов, нет ничего, что могло бы испортить таинство, возникающее между двумя разными существами. Бог смерти осторожно и опасно приближает своё лицо, и, видимо, ждёт, давая второй шанс. Морфей осознал это, пусть не сразу, но его теплые мягкие губы сами просительно направились за бледными устами старшего бога. Поцелуй получился горький, соленый, отдающий дымом и гарью, но ничто в мире не могло сравниться с этим ощущением. Глаза Морфея блаженно прикрылись, и расслабленные губы заскользили по лицу Аида, который в поисках фибулы на тоге, стал водить по торсу бога сна прохладными руками. А дальше, Морфей оказался в плену алых шелковых простыней и подушек, будто купался в человеческой крови. Аид нависал над ним, приподнимая под бедра, заставляя развести колени в стороны. Пальцы бога сна сплетаются на шее повелителя мертвых, в глазах страх и нетерпеливое желание. - Я хочу стать твоим, - шепчет в темноте робкий юноша, притягивая к себе любимое лицо. А потом он с громким удивленным стоном понимает, что Аид вошел в него и уже двигается, заставляя лицо раскраснеться, а темно-пепельные волосы разметались по простыни. Больно, но так сладко, когда бог смерти тихо постанывает, изнывая от желания полного соития. Когда плавно и податливо входит с пошлым влажным звуком там, внизу. Морфей кусает любовника за плечо, не в силах удержать свою пагубную страсть, и Аид яростно отвечает ему, а потом, словно ледяной ветер, поменявший гнев на милость, целует в шею. Когда тени, отбрасываемые любовниками, потеряли своё единство, когда сладкие оргазмические стоны наполнили мрачную комнату громким эхом, весь мир перестал иметь значение. Морфей гладил бога смерти по спине и сцеловывал капельки пота с его висков. - Мы совсем как они… - Как кто? – переспрашивает Аид, лаская чресла любовника двумя пальцами. - Как люди, - шепчет Морфей, утыкаясь носом в яремную впадинку любимого. – Можно я буду любить тебя вечность? - Люби. Только… - М? – бог сна целует Аида в подбородок. - Только научи любить и меня…