Mystique

У Феликса есть совсем немного вещей, которые могут мотивировать его действовать быстро и без раздумий. Обычно он любит вначале обстоятельно обдумать решение, если оно, конечно, пришло ему в голову само, а не было нашёптано невидимыми тенями на ухо. Прикинуть план будущих действий, выбрать оружие и взять себе напарников или, возможно, выбрать вместо них верного зверя, который не подведёт. Подобный стиль охоты всегда приносит намного больше пользы, чем смешнее мельтешение и беготня. Но когда Питер смотрит на него настолько нетерпеливо, чуть не облизываясь, и смешно вскидывает брови, он не хочет больше быть медленным и расчётливым. Изгиб тела на троне и обещающая улыбка кружат голову, и он с рычанием срывается в джунгли, один, без оружия, имея при себе только верёвку и тихий свистящий приказ шёпотом, от которого мутятся мысли. Выследи его, Феликс. Выследи и приведи ко мне. И мы повеселимся. Быстро. Он бежит по следу, чуя запах чужака, чувствуя его привкус на языке, его чёткий образ в подсознании, и сейчас всё, на что способен Феликс, – животные инстинкты. Догнать, сбить с ног, выпрыгнув из кустов, ударить головой о землю, не жалея, связать – быстрее, жёстче, верёвкой по рукам и ногам – и замереть над дёргающимся кулём, загнанно дыша. Тогда темнота довольно оскалится ему, увлекая в водоворот мгновенного портала, и через секунду Феликс уронит добычу к подножью трона, наслаждаясь скупой похвалой Питера. Она даже не на его лице, которое сейчас застыло, превратившись в очередную лживую маску. Оно в глазах – разливается ядом голодной зелени, в уголке губ, в скулах, в темноте за его плечами. В блеске золота трона, на котором сидит Питер, вальяжно развалившись, и его поза настолько провокационна, что Феликс уже возбуждён. Пленник мычит что-то за его спиной, и этот звук, вырывающийся из пространства, которое уже начало сужаться между ними, приводит его в некое подобие сознания. Но он уже опьянён Питером, его желанием, и с лёгкостью читает приказ действовать дальше в ленивом кивке. Феликс рвано выдыхает, увидев, как Питер закусывает губу, и резко разворачивается к жертве. Ему абсолютно плевать на то, кем является пленник и что он забыл в Неверленде. Феликс знает только одно – эта поимка принесёт Питеру очень много наслаждения. А потом тот не останется в долгу. Ведь Питер любит чувствовать чужую боль, а ещё больше любит смотреть на то, как кто-то делает всю грязную работу за него. Движения Феликса дёрганные и резкие, он плохо контролирует руки и ноги, но это не мешает ему привязать жертву к толстому столбу, значение которого известно только им двоим. А если точнее – теперь троим, но это ненадолго. Спотыкаясь о завитки тьмы на земле, Феликс протягивает руку в сторону Питера, и тот сверкает глазами, лично выбирая первое орудие пыток. Сегодня это кнут, и у Феликса сладко тянет низ живота. Пленник загнанно мычит, бешено рвётся, выворачивая намертво примотанные к дереву запястья. Но ему уже никуда не деться. Резко замахнувшись, Феликс делает первый удар, предварительно обнажив чужую спину. Плеть звонко щёлкает, впиваясь, вгрызаясь в плоть, и Феликсу кажется, что одним ударом он разрезал жертву напополам. Но человек дёргается и кричит, и он замахивается снова, нанося удар за ударом, выщёлкивая из чужой боли причудливый мотив. Когда от криков уже звенит в ушах, он поворачивает голову в сторону Питера и не может сдержать довольной улыбки – тот подался на троне вперёд, полностью увлечённый и захваченный зрелищем. Его щёки горят, в глазах маслянистый блеск, и он кажется Феликсу самым прекрасным из всего, что тот видел за свою жизнь. Когда кожа перестаёт покрывать чужую спину, он с оттяжкой ударяет по ней раскрытой ладонью, и шумное дыхание Питера перекрывает чужие завывания. Оно набатом звучит в ушах Феликса, и ему кажется, что Питер дышит ему в ухо. Прямо рядом с ним. Близко. В этот раз они не собираются никуда торопиться, и в подтверждение этому руку Феликса оттягивает кинжал. Словно в шутку, он отливает серебром. Пожав плечами, Феликс запрокидывает дрожащую голову жертвы, схватив волосы в кулак, и делает первый аккуратный надрез на лбу. Но, услышав недовольное цыканье, он понимает, что это не то, чего сейчас хочет Питер. Перехватив кинжал поудобнее, он подносит самый его кончик к левому глазу пленного. Тот замирает, понимая, чем обернётся для него лишнее движение, и Феликс вновь поворачивает голову к Питеру. Тот тяжело дышит, и его левая рука нетерпеливо мнёт голую шею. Засмотревшись, Феликс неловко дёргает рукой, вызывая задушенный вопль у жертвы, и, увлёкшись, продолжает движение уже осмысленно, видя, как рука Питера медленно сползает на грудь. До рези всматриваясь в его лицо, искажённое удовольствием, видя зажмуренные глаза и полураскрытый рот, Феликсу нестерпимо хочется оказаться рядом с Питером. Но момент ещё не настал, и он, уже не слыша чужих криков и просьб о пощаде, методично сдирает с черепа скальп. Это чем-то похоже на свежевание кроликов, и он не видит особой разницы. Просто Питеру нравится впитывать эмоции людей, а не животных. Больше боли и страданий, загнанных в ловушку ужаса мыслей – и отчаяние, от которого даже тень становится бледнее. Словно прочитав его мысли, Питер поводит плечами, открывает глаза и пристально смотрит на Феликса, и тот вздрагивает, когда чужая рука поднимается с подлокотника трона и направляется на него. Но вместо ожидаемой боли жертвы, Феликса вдруг на несколько секунд накрывает диким наслаждением, жаждой, и он, поняв, на что намекнул Питер, разворачивает тело перед собой, ломая ему руки, и вспарывает его живот. Кровь и неприятная жижа шлепком падает ему под ноги, но ему уже наплевать на это. Он тянется, стремится вернуть это наслаждение, постепенно утрачивает разум, по собственному желанию пробуждая в себе больше животного. Движения становятся ещё более резкими, частыми, он буквально вырывает ещё горячие кишки, мнёт пальцами почки, бьёт по печени, не замечая, что его руки по локоть в крови. Эмоций слишком мало, недостаточно, они, словно кислород, необходимы ему. И тут, внезапно, звук очередной ломающейся кости вызывает улыбку у Питера, и чужая агония вновь передаётся ему. Он дрожит, задыхаясь, не смея больше двинуться с места ни на миллиметр. Жертва держится из последних сил, её глаза полны такой дикой боли, что ему даже становится немного жаль. И тогда Питер резко поднимается с трона и перемещается прямо перед Феликсом. В нескольких миллиметрах от него самого, он выходит их воздуха и тут же плотно прижимается к Феликсу, изгибаясь так сладко и правильно, что руки начинают ходить ходуном. Он рвано выдыхает в белоснежную шею, чувствуя жар чужой спины прямо рядом с собой, и скулит, не в состоянии справиться с эмоциями. Это слишком сильно для него, бьёт по оголённым нервам, словно с него самого сняли кожу, и обрывается задушенным всхлипом, когда Питер несколько раз двигает бёдрами. Феликсу хочется бросить кинжал прямо сейчас и вжать Питера в столб, повалить на пол, сесть на трон и усадить к себе на колени, сделать хоть что-то. Но тот не позволяет ему, повелительно поведя плечами и сделав еле заметный взмах рукой. Это тут же приводит пространство в движение, заставляя удушливую черноту подтянуться к ним из углов поляны. А потом Питер плавно и невыразимо властно, могущественно берёт Феликса за руку, переплетая пальцы, и одним рывком, командуя обоими телами, распарывает жертве грудь. Резким движением вскрывает его, словно ракушку, и разжимает ладонь, откидывает голову назад. Теперь его голова лежит у Феликса на плече, и он, наконец, может увидеть лицо короля вблизи. Настолько близко, насколько это вообще возможно. У Питера румянец на щеках, искусанные губы, которые влажно блестят от слюны, и невообразимо голодный взгляд. Шальной, глаза – с расширенными зрачками, которые словно поглощают свет, всасывают с себя все мысли Феликса, превращая его в бесформенное ничего. Взглянув в эти чёрные зрачки, он пропадает, захлёбываясь в темноте и чужом наслаждении, глотая его крупными глотками, и, уже не сдерживаясь, стонет с каждым вдохом, который теперь у них один на двоих. Это единение интимнее и ярче любого поцелуя. Магия Питера мечется между ними обоими, смешивая их чувства, и Феликс только через несколько секунд понимает, что Питер на грани. Он мелко дрожит, напряжённый до предела, и даже звуки не смеют тревожить их, замерших и заворожённых друг другом. Потерять зрительный контакт сейчас для Феликса подобно смерти, чужой взгляд, как кислород, бежит по его венам, пухлые губы так близко к его собственным, и он пропускает момент, когда Питер начинает двигаться вновь. Медленно и неотвратимо, он тянет их руки к еле трепещущему сердцу, и когда пальцы впиваются в жаркую мякоть, подчиняя её себе, мгновенно убивая, Питер кончает, протяжно застонав. Феликс, оглушённый чужими и своими эмоциями, в последний момент хватает Питера, чьи ноги подкашиваются, за талию и прижимает крепче к себе. Мир бешено вращается вокруг них, небо пляшет вместе с деревьями, звёзды водят хороводы, холодный воздух обжигает разгорячённую кожу, хотя они оба в одежде, господи, они даже не разделись. Абсолютный вакуум в ушах Феликса словно распространяется на всю поляну, на весь остров, и он слышит только хриплое дыхание Питера да свои собственные стоны. Кровь стучит у него в голове, кровь стекает по их пальцам, она на их одежде и в волосах Питера. От него пахнет сладким мраком, озоновой магией, и Феликс вдыхает с каждым вдохом всё глубже, не в состоянии надышаться, и вновь сбивается с ритма, когда Питер открывает, наконец, глаза и поворачивается к нему лицом полностью. На его губах довольная и сытая улыбка, и он притягивает Феликса к себе, положив руку ему на шею. Тот с лёгкостью подчиняется, открывая рот для поцелуя, и Питер кусает его губы, скользя руками по бёдрам. Феликс всё ещё болезненно возбуждён, и временное оцепенение быстро спадает с него, вновь разжигая огонь под сердцем. Вспыхнув там, он быстро проносится по всему телу, окружая их полыхающим заревом, и Феликс вплетает пальцы в мягкие волосы Питера. У него мелко подрагивают пальцы, судорогой сводит ноги, он вообще не понимает, как всё ещё стоит. Кажется, дрожат даже губы, которыми он чувствует мистическую улыбку Питера. Она как самое крепкое из вин, заставляет жар литься в его горло, искрами бежит по позвоночнику, и Феликса качает из стороны в сторону, пока он не спотыкается о трон, неловко садясь в него. Неуместное в любой ситуации положение сейчас не имеет никакого значения, и Феликс лишь усаживается поудобнее, не в состоянии оторвать взгляд от Питера. Тот стоит перед ним, растрёпанный и безумный, и его глаза горят так ярко, что Феликс, кажется, сейчас ослепнет. Или умрёт от желания, от которого хочется выть, рвать на себе одежду и быть ещё ближе. Вжимать в себя ещё сильнее чужое жаркое тело. Подняв брови, Питер делает шаг, за ним следующий и вдруг опускается перед ним на колени. Эта поза настолько шокирует Феликса, что он пропускает момент, когда ловкие пальцы с силой гладят его по внутренней стороне бёдер, царапают кожу через штаны, надавливают на член и рвут шнуровку на поясе. Один резкий вздох, и он видит перед собой светлую макушку склонённой головы, глохнет от звона в ушах, потому что мягкие полные губы, эти невозможные губы сейчас касаются его члена. Целуют, дразнят, а потом Питер высовывает язык и плавно заглатывает его, подавшись вперёд. Выдохнув через нос и сжав зубы, чтобы не откусить себе язык, Феликс впивается пальцами в жёсткие подлокотники, запрокидывая голову. Спектр эмоций, которые он испытывает прямо сейчас, неописуем, и ему кажется, что его сердце не выдержит. Оно бьётся так часто, что ему больно, но это чувство – ничто по сравнению с тем, что дарит ему Питер. Тот, высунув язык, облизывает его член по всей длине, помогая себе рукой, и Феликс тянется, но просто не смеет прикоснуться к светлым волосам. А потом Питер поднимает голову, смотря ему прямо в глаза, и Феликс пропадает. Он ухает в светлое ничто, осознавая, что где-то далеко отсюда его тело кричит от наслаждения, и всё ещё видя перед собой губы, полные красные губы, которые обхватывают его член. Приходит он в себя через некоторое время, когда холодные пальцы Питера особенно сильно дёргают его за волосы. Открыв глаза, Феликс замечает, что Питер сидит у него на коленях, прижавшись к нему и явно греясь о его горячую кожу, и перебирает спутанные пряди с вплетёнными в них перьями. - Я доволен твоей охотой. Это Питер выдыхает ему в шею, и Феликс ухмыляется, чувствуя приятный вес чужого тела на своих коленях. Он, наконец, осознаёт до конца, на чём именно сидит, и напрягается, но, кажется, Питеру плевать на это. Уловив смену эмоций на лице Феликса, тот лишь качает головой и сладко целует его в шею, захватывая кожу губами и отпуская только тогда, когда начинает болезненно тянуть. - Домой, Феликс. Добычу уберут Потерянные, когда проснутся. Получив новый приказ к действию, Феликс легко встаёт, поднимая Питера в воздух, и укрывает своим плащом. Когда он проходит мимо столба, под его ногами что-то влажно чавкает, но ему плевать на это. На его руках, откинув голову ему на грудь, спит Питер, и это самый яркий показатель доверия, который Феликс получал за всю свою жизнь. Он тоже доволен сегодняшней охотой.