Дождь

      — Чёртов дождь, сколько можно? — Недовольно сказал Дин, отпивая горячего кофе, и вновь поглядывая в окно.       Дождь начался неделю назад, и лил не переставая. Его было не так много, чтобы вызвать какую-то глобальную катастрофу, но он был настолько угнетающим, что всё под ним утихало, затормаживалось. Он лил, лил, и лил, а небо гремело раскатами грома, вспыхивали молнии. Завораживающе. Потрясающе. Красиво. Но не по всему же миру! Дождь шёл в минус тридцать, в плюс сорок, он испарялся на лету, замерзал, но всё равно приземлялся тяжелыми каплями, которым словно бы не было конца и краю. И вроде бы, пора уже и перестать удивляться, особенно Винчестерам, но путь они и сталкивались с катаклизмами и капризами природы, но не в мировом масштабе, в прямом смысле этого слова.       Кастиэль всю эту неделю ходил как пыльным мешком пришибленный. Он мог днями сидеть у окна на подоконнике, на стуле, кресле, полу или, в конце концов, просто стоять и смотреть на этот дождь с выражением скорби, печали и раскаяния, будто перед ним избивали свору щенков. Братья уже не могли видеть ангела таким грустным, потому что настроение Каса рефлекторно улавливалось парнями, и в итоге паршиво было всем. Что такой парадокс творился со всеми существами, именно существами, включая людей, Винчестеры не знали — они просто уже не могли выйти из своего убежища, опасаясь, что их «подвальчик» затопит непомерными лужами, которые ещё на третий день этого безобразия оценил Сэм.       Затихли новости, и по телевизору стали пускать фильмы, сериалы, даже пресса словно прикорнула чуток. Ну, а что делать? Все сидят дома и не выходят на улицу, а следовательно, никаких аварий, даже банальных соседских скандалов. Пейзажи окрасились серыми, унылыми, печальными тонами с огромным спектром оттенков. Мрачный мир. И почему? Ещё недавно синоптики обещали солнце, море, белый песок, и чего только не обещали. Передавали, что дождь пойдёт, если только планета внезапно начнёт отдаляться от солнца. Накаркали, сволочи. Но кто начнет их винить в том, что твориться ересь по всему миру?       К ним пришёл Кроули… Да-да, именно пришёл. Под зонтиком, с опухшими красными глазами и гнусавым голосом. Своими пулемётными очередями чихания он сдувал со стола пергамент, что пытался перевести Сэм, и кашлял так, что Дин не мог заснуть при звукоизолирующих-то стенах. Король Ада заболел! Винчестеры в конец охренели от жизни! Демон! Заболел! Осталось только Касу стать эмоциональным ангелом, а Метатрона запихнуть в клетку с попугаем и научить материться! Мир сходит с ума!       Король ада, закутавшись в плед, пил горячий чай с мёдом. Рядом сидел всё такой же пришибленный Кас, напротив, сидел Дин в вязаном свитере, а Сэм что-то шаманил у кофеварки. Молчание повисло в этом доме уже давно, лишь братья иногда переговаривались, разгребая архивы Просвещенных, Кас и Кроули изредка вносили правки в сведения, и на этом всё. Никаких планов, никаких шуточек и ссор, никакой охоты в конце концов, ничего, словно бы каждого поместили в комнату, стены которой заглушили всю суету извне. Пару раз выбирались за продуктами, всё же естественные потребности никто не отменял, но больше в городе делать было нечего.       — Я чувствую, что это не природа… — Выдал Кас спустя полчаса.       — Спасибо, Кэп, мы бы и не догадались. — Проворчал блондин, не поднимая глаз на ангелочка.       — Дин, я серьёзно. Это плач, крик души… Он просит… Умоляет остановиться…       — Может, объяснишь? — сощурился старший Винчестер, наконец отстранившись от своей порции пирога, в котором он уже ковырялся полчаса.       — Послушай дождь…       Все прислушались к звуку падающих капель по листьям, асфальту, машинам, зданиям, изредка людям. Они слушали и погружались в эту атмосферу полностью, словно на глубину, отключаясь от внешнего мира, от всех мыслей, проблем и дел. Они слушали, и смогли различить тихий голос. Голос мелодичный, нежный, очень красивый — он шептал, шептал отчаянно, молил, старался достучаться до каждого. Они слушали, и старались различить слова, погружаясь больше, проникаясь душой.       «Прошу вас… Пожалуйста… Прекратите, — молил он так отчаянно, что наворачивались слёзы. — Вы же созданы Им, для радости… Созданы для мира и покоя… Молю вас, услышьте!.. Дети мои… Милые мои дети… Зачем вы так слепо разите младших братьев ваших?.. За что вы так терзаете меня… Услышьте, прошу вас… Прекратите… Если я должна буду лить этот дождь бесконечно, я ни за что не перестану оплакивать своих детей… Я прошу вас… Перестаньте… Если мои слёзы сдержат вас от любого движения… Даже если мои слёзы окрасят мир серым заместо ярко-алого, я ни за что не перестану плакать… Я не хочу… Не хочу смывать краски… Мой нежный и любимый супруг создал эти краски для вас… Дети мои, любимые дети… Дети, лелеянные одинаково каждый, простите… Простите Отца вашего… Простите братьев и сестер ваших!.. Прошу вас… Молю вас, пощадите… Ведь я люблю вас, всех вас люблю… Не терзайте… Возлюбите… Вспомните, каким надлежит быть каждому из вас… Я вас прошу… Прошу как Мать детей своих… Прошу не убивайте, не причиняйте боль… мы все семья… Весь мир рукам дан вашим… Рукам дан с тем, чтоб он стал краше… Мне больно видеть вас сейчас…»       Голос отчаянно рвался в сердце, в самую душу, проникал, обволакивал, пробуждал ту боль, которую мы не за что бы ни хотели пережить опять… Голос, звучал в каждой капельке на каждой травинке, листочке, в тихом дуновении ветра… Голос шептал переливами ручья в реку, как бесконечно нежный голос матери, любимой как никто боле.       Мужчины плакали. Они не стеснялись своих слёз; они смотрели полными боли глазами, понимая, почему плачет Мама. Они знали, какого это видение на вкус, они чувствовали, как к горлу поступил плотный комок сожаления и горечи, как никогда раньше. Плакали ангелы и демоны. Плакали сумеречные твари и неупокоенные души. Плакали люди. Слышали этот надрывный стон, крик израненной души.       Услышанная судорожно вздохнула, немного успокаиваясь, закрыла глаза, и начала творить… Она остановила мечущийся вход в Рай, и распахнула врата — ангелы, узрев свет Матери, подделать который нельзя, потянулись домой, восстанавливая опалённые падением крылья, и вдыхая полной грудью — они дома. Очистившиеся, они повзрослели… За ними последовали души, обретая покой, стирался ужас из памяти людей, восстанавливался мир до прежнего вида, каким был, пока не начали падать ангелы на землю. Метатрон был заключён в темницу, прощённый, но понёсший плату за содеянное. Отпущен был Каин, и встретился с душой возлюбленной, в своём кусочке Рая.       Подвал наполнился светом, чистым и нежным, мягким для глаз, словно белое сияние свечи. Появилась женщина. Прекрасная, совершенная, мягко-утончённая, нежно любимая, трепетно любящая. Простое одеяние не портило красоты её. Прекрасна, она была просто прекрасна, в самом расцвете своих сил. Глаза тёплые, бесконечно мудрые, волосы мягкие, покорно струящиеся, кожа чистая и нежная; лёгкие касания рук, которые словно желают хранить хрупкое тело младенца. Никакой пошлости, никакой порочности — это именно Мама, которую бережёшь и трепетно, нежно любишь.       Лёгкой поступью, которой обычно ходят женщины, дабы не разбудить дитя, она подошла к Кастиэлю, что поднялся со своего места вместе с остальными. Ангел, раскаявшийся, пал на колени перед Матерью, прося прощение. Она нежно коснулась его щеки, присаживаясь рядом, и с грустной, но светлой улыбкой, коснулась его лба губами, отпуская чужую благодать на небо, и возвращая ему свою. Благодать заискрилась, потеплела, вернувшись к своему хранителю, радостно исцеляя ангела от ран как физических, так и душевных. Он обнял Её, получая такие родные, и в тоже время далёкие объятья в ответ, после долгой разлуки. Он что-то бессвязно шептал, сбиваясь, просил прощения, а она утешала, бережно поглаживая его по голове, касаясь самой сущности. Он отпустил её, слегка убаюканный в надёжных объятьях, и отступил — он не единственный сын.       Она поднялась и подошла к Сэму, которого терзали сомнения разные, совершенно не связанные друг с другом, беспорядочные, как это всегда было с ним. Она ничего не говорила, просто нежно заправила за ухо прядь мягких каштановых волос, вкладывая в прикосновение частичку целительной силы, и улыбнулась, как это часто делала Мэри. Внимательно посмотрв на Дина, едва не павшего душой — всегда старший, всегда сильный, он устал… Очень устал… Разочарован, обижен, измучен, и утомлён. Растерян и беззащитен, открыт перед ней. Она коснулась его руки, забирая метку Каина, и вместе с ней ощутимый груз, давивший на него. Дин сам подставил щёку под тёплую ладонь, невероятно нежно придерживая её своей, боясь, что та ускользнёт, исчезнет. Женщина улыбнулась, словно говоря: «Глупенький», — и поцеловала его в лоб, забирая с души все терзания и муки, очищая её для новых чувств. Она тихо подошла к нахохлившемуся Кроули. Да, демоны тоже заслуживают любви. Она не стала исправлять его, она всего лишь поцеловала его в макушку, после чего Король Ада исчез, вернувшись к своему прежнему состоянию прохвоста и короля сделок.       Ей пора было возвращаться. Женщина обернулась к остальным, и улыбнулась, смотря на своих детей, а Дин, как ни странно, не выдержал первым, и подошёл, крепко обнимая её. За ним последовал Кас и Сэм, так же крепко обнимая Её, и понимая, что повзрослели они всё же, преступно рано… Они отстранились, осторожно улыбаясь, и она так же тихо растворилась — из-за туч вышло робкое, но счастливое солнце.       Чем братья занялись дальше? Они отдыхали некоторое время, Кассиэль посетил Небеса, где многие ангелы перед ним извинились, и он был рад, что никто не просил его стать главным. Свои лидеры нашлись везде. Кто-то остался заправлять «канцелярией» в Раю, следя за порядком, кто-то спустился на землю, помогать людям — маленькие чудеса не привлекают внимания, верно? Они шептались с людьми, которым нужна была помощь душевная, помогали в основном в больницах, психиатрических клиниках, смотрели по-новому на мир человеческий. Охотники, Сэм и Дин в их числе, вернулись к своей работе — вендиго, призраки, гули, банши, вампиры, оборотни, перевёртыши, и всё остальное многообразие нечисти в мире, как и пакости демонов — теперь это снова их заботы, как раньше.       Появилась ли у Винчестеров семья? Может быть, такая же ненормальная. А может они оградили детей от этой стороны мира, а может, и не было никакой семьи вовсе? Кто знает? Пока что они отдыхали от всего, что с ними приключилось, часами разговаривали друг с другом, как в старые добрые времена переругивались и подшучивали друг над другом. Возможно, потом они немного перестроят «подвальчик» под себя, а может, оставят это место навсегда, и начнут искать новое место по старым связям спасённых людей и охотников. Возможно, как раз с этим домом они и начнут строить свою семью, основываясь на опыте, что они получили, смотря на мир под разными углами; на своей шкуре осознавая, что нужно делать, а чего не стоит. На что нужно обратить внимание, а где можно дать поблажку. Теперь они будут жить для себя, и немного для других, потому что охота — это их второе «Я». Взгляд-прицел останется на всю жизнь, как и старая привычка, посыпать порог перед дверью солью, каждый год освещать дом, и держать небольшой бункер в подвале.       На всякий случай.