Напиши мне стихи напоследок

- Положи сигарету, - в очередной раз говоришь, так жестко глядя на меня. - Вова, ты не вправе запрещать мне это, - фыркаю и решаю, что пора немного поиграть на его нервах. - Знаешь, порой кажется, что смерть так близко вьется в облаках, так дай мне уже покурить, любимый. - Любимый? Ты совсем не слушаешь меня, а сразу тащишь в койку. - Так что тебя слушать, футурист? В постели ты намного лучше, - кладу сигарету, улыбаюсь и подхожу к нему. Знаю, что такое поведение его раздражает. - Ты обещал меня послушать, Сергей. Ты не ребенок, хватит. - Сначала секс, затем и поговорить можно. Я не могу спокойно сидеть, когда передо мной такой мужчина. - Сергей!!! - он ударил кулаком по столу. - Внимай и слушай мое имя, оно тебя зовет в постельный бой. Владимир мой, идем, скорее, к делу! – ухмыляюсь, хватая футуриста за рубашку. Он убирает мою руку. - Ты меня так плохо понимаешь? Есенин, да услышь ты меня, наконец! - Хочу пред смертью я тобой насладиться и, умирая, понимать... - Заткнись, Сергей! Кажется, хватит, но я продолжаю. - Ну же, быстрее, возбуждайся. Я ведь знаю, мой милый, что у тебя на Лилю не встает. Так что, давай? Все тело жаждет чувствовать тебя, - целую в губы, прикрыв рукой его глаза. - Есенин, глупый мальчик, послушай меня, сколько раз я говорил, что ты должен оставить своих друзей, они губят тебя. - Хватит, иди ко мне, - стоя перед кроватью, расстегиваю рубашку и спускаю брюки. Володя хватает меня и замахивается надо мной. Он бесится, злится, все лицо краснеет и искажается. - Ну, ударь! Не лучше ль от твоей руки умирать? - смотрю в его глаза, приподнимаюсь на цыпочки и впиваюсь в его губы. Он опускает руки и обнимает меня. Потом разрывает поцелуй и с улыбкой смотрит сверху вниз. Она такой редкий гость на его губах. - Ну, целуй меня, целуй, хоть до крови хоть до боли. Не в ладах с холодной волей кипяток сердечных струй, - шепчу я, заваливаю его на кровать и обвиваю ногами. - Сережа... – он смотрит мне в глаза. - Да? – улыбаюсь, прикусывая губу. - Что ж ты у меня такой дурак? - он снимает с меня остатки одежды и, раздевшись сам, принимается растягивать меня. - Стой, давай поговорим, - смотрю ему в глаза с улыбкой. - Поговорим? Хорошо, давай, - Володька убирает пальцы и садится рядом со мной. - Я вот думал, если я умру, ты напишешь мне стихи? - Идиот, - он накидывается на меня и начинает вводить в меня свой член. - Ну что ж, мой жалкий романтик-имажинист, почувствуй тяжесть футуризма, - он навалился на меня всем телом и начал двигаться внутри. - Ты с кем так ааа... - Вот, вот. Молчи, блондин мой, - он стал двигаться быстрее. Шлепки стали громче и чаще. Его грубость так хорошо подходила для секса. Я люблю наблюдать за ним, когда мы занимаемся любовью, а он злится и отворачивает меня обратно. Вот и сейчас он развернул меня лицом вниз и продолжил. Когда мы закончили заниматься сексом, я перевернулся на спину и посмотрел ему в глаза. - Я тебе противен? - Нет, Сереж, но когда ты так пялишься на меня, то это отвлекает. - И что вас слушать, футуристов, - сажусь и укутываюсь, сердито смотря на него. Чуть подумав, протягиваю руку к куреву. Володя мягко отстраняет ее. - Не стоит тянуться за сигаретой. - Но ты же куришь. - Я и не Есенин, - он ухмыляется и гладит мое лицо. - Мой черный человек, так близко. Знаешь, сейчас я понимаю, что не жил, и так хочу. Но уже ничего не вернуть. - Не говори так, просто будь со мною рядом и брось своих дружков-алкашей. - Ты тоже тот еще алкаш, любимый, - фыркаю я. Тоже мне, моралист нашелся. - Но я ведь футурист, а ты, мой милый, слаб и лиричен. - Владимир Маяковский, тебе бы не гнить в этом жалком мире, хотя наверно именно в России ты сыграешь свою лучшую роль. - Ты еще попрощайся со мной. - Я и так прощаюсь. Дорогой. Ты ведь напишешь мне стихотворение? - Конечно, Сережа. - Какое счастье, что я его не услышу – смеюсь, обняв его, и крепко прижимаюсь, наслаждаясь, может быть, в последний раз его теплом. - Тебе так не нравятся мои стихи? - Наоборот, я ценю тебя и считаю великим, но твоя лесенка… Читать ее умеешь только ты, - смотрю в Володькины глаза и снова прижимаюсь к губам. - Прямо ничего не читается? - Ну, только детское, - заваливаю его на кровать и сажусь сверху. - Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: «Что такое хорошо, а что такое плохо». - Ох, сейчас я тебе покажу, что такое хорошо и плохо, - он целует меня и нежно гладит спину. - Твои руки грубы, как и ты, но только в их объятиях я готов быть вечно. - Ты мой маленький извращенец. Не говори больше о том, что нам больше не увидеться на этом свете, - он смотрит мне в глаза и нежно гладит шею. - Убей меня, а сам следом, - предлагаю я. - Давай сделаем это вместе, так будет лучше. - Маленький Сережа, я знаю, ты отчаянный бунтарь для общества, но ты совсем другой внутри. Ты самый настоящий поэт и самый красивый мужчина. Но какую же ты чушь порой несешь. - Ты ведь знаешь способ заставить меня молчать. - Новая власть не может тебя переубедить, а я могу? - Но ты ведь мой мужчина, - касаюсь его лица с легкой щетиной. - О да. А ты мой, мелочь, - Володя хватает меня за талию и целует, прикрыв глаза. Такой большой и сильный дядька в мгновение ока становится таким ласковым и нежным зверем. Когда я уходил от него и шел в отель, то понимал, что осталось мне недолго. Когда в отеле я закрыл дверь и сел за стол я понял, что я так хочу сказать ему многое, но как это смешно ведь я даже не посвятил ему ни одного стихотворения. “До свиданья, друг мой, до свиданья. Милый мой, ты у меня в груди. Предназначенное расставанье Обещает встречу впереди.” Строчки, которые ложатся на мой лист. Как жаль, что вместо чернил на пере моя кровь. Я знаю, нет времени что-то искать. Да и ты мой милый будешь знать, как я любил тебя. "До свиданья, друг мой, без руки, без слова, Не грусти и не печаль бровей, - В этой жизни умирать не ново, Но и жить, конечно, не новей." Целую лист и кладу его на центр стола. Краешком пера царапаю на листке ВВМ. В дверь стучат и я, поднимаясь, иду ее открывать. Увидев их, я понимаю, что так и не простился с ним. О боже, дайте мне пожить нормально... Дайте мне просто быть с ним. Хватает одного удара. Последние вздохи и мысли о нем. Прощай, мой любимый Владимир…