eyes full of ice

- Быстрее Рензо, не заставляй гостей ждать. – голос Иммерса, придворного церемониймейстера, правой руки сенешаля, полон нетерпеливой надменности. Этот низенький полный человек ожидает беспрекословного подчинения столь же безотчетно, почти рефлекторно, сколь и сам готов подчиняться всем, кто стоит выше. Я молчу в ответ, лишь ускоряя шаг. Начищенные до блеска мраморные плиты бросают мне в сокрытое маской лицо собственный, чуть искаженный, образ – худое, почти тщедушное тело, запакованное в эластичный облегающий черно-синий наряд, вышитый узорами, украшенная терротами маска, навеки приставшая к коже, и трехконечный колпак. Я отвратителен себе. И это успокаивает. Это даже воодушевляет немного. Большой триумфальный зал Риальского дворца: балконы и ложи для королевской свиты, возвышение с троном для короля и древние плиты под ними – веками здесь судили и казнили, чествовали и возносили, проливали кровь и хмель, мешали слезы и смех, а сверху, пользуясь отсутствием потолка, взирало высокое небо Ланниды. Чего захочет господин от придворного шута на этот раз? Песен и плясок или ловких трюков? Но нет смысла гадать – фантазия государя безгранична. Точнее, сам он так считает, не имея ни малейшего представления о настоящей безграничности. Но носящий личину шута должен подчиняться, даже если приказывает ему настоящий шут. Ложи полны народу – смесь запахов доносится и сюда: парфюм и пот. Богатые туалеты, куртуазные разговоры, атмосфера скучающего ожидания. Господин и погонщик этого стада, окруженный семьей, ближайшими сподвижниками и бронзовокожими гостями, оживленно жестикулирует, втолковывая что-то вежливо склонившемуся в его сторону чужаку, которому уделили почетное место по левую руку. Значит кто-то важный. - А вот и мой шут! Пожаловал, наконец! – с веселой злостью рявкнул Ордран Четвертый, - Продемонстрируй моим почетным гостям свое мастерство игры на куароне , покуда они будут наслаждаться зрелищем. С лязгом из прорезей в полу появились ржавые, но все еще крепкие решетки, приведенные в движение с помощью рычагов и канатов в помещениях под залом. Этого было достаточно, чтобы понять, какое зрелище меня ожидает. Это было понятно даже расфуфыренным вельможам на балконах. Взяв за ребристые выступающие ручки покрытый голубоватыми искорками куб куарона, состоящий более чем из сотни испещренных символами разноцветных частей, парящих безо всякой видимой связи и свободно перемещающихся относительно друг друга, я почувствовал знакомый трепет, пробежавший по пальцам и выше через руки и верхнюю часть тела к мозгу. Теперь разноцветные частицы двигались вслед за моим взглядом, боле того, вслед за мыслью. Хаотичное расположение их перестало казаться абсолютно бессмысленным, проступили зачатки узоров, сплетений, еще незаконченных, но прекрасных в перспективе своей. Новички, даже самые способные, поначалу видят лишь крохи, вроде завитков, линий, комбинаций из нескольких частиц, и лишь годы обучения помогают сделать из некторых мастеров. Пока я, разминаясь, извлекал из инструмента первые звуки - простые и незамысловатые, появились клирики в цветах Инсорэа - Гвардия света, как их привыкли называть. На цепях за ними шли… Мое сердце дрогнуло на мгновение, что тут же отразилось в мелодии, но этого тугоухие завсегдатаи дворца не заметили, увлеченные вытолкнутыми в центр импровизированной арены фигурами. Тусклые, темно голубые глаза на бледных, изможденных лицах, почти снежно-белая, если не считать грязи и пыли кожа, покрытая словно бы инеем и иссиня-черные волосы, длинные как у мужчины, так и у женщины и странно контрастирующие своим здоровьем и лоском с грязными и избитыми телами своих обладателей, которые, будучи спущены с цепи, схватились за руки и потерянно озирались. Почему пересохло горло и защипало в глазах? Надо играть, просто играть, если смотреть трудно. Это меня не касается, совсем не касается, ведь так? Смех, свист, улюлюканье донеслись сверху, перебивая стройное течение моей не успевшей набрать силу мелодии. Я сосредоточился на ней, почти полностью отрешившись от реального мира, но все равно отчетливо расслышал пропитый голос Ордрана, ревущий сквозь приступы смеха: - Смотрите на них и трепещите!... Горделивые и непобедимые инуа , демоны наших отцов!.. Это не тот скот, что живет в белых кварталах . Перед вами настоящие звери с ледяных полей севера, дикие и необузданные! – король перевел дух, пользуясь установившейся какофонией голосов, - Демоны достойны пасть лишь от клыков и когтей других демонов! Глядите же, на честную схватку и да хранит нас Триединство ! Узоры всех цветов, сплетения цветов и блеск разноцветных граней – до странного органично все это ложится на рыжую ржавчину решеток, жалкие белые фигуры, пятящиеся от черного зева открывшегося прохода. Хищная чернота, живая. Музыка льется в наступившей внезапно тишине, переливается, возвышаясь и падая, проникая понемногу в черствые сердца и ожиревшие души собравшихся вверху людей. Возможно, в глазах некоторых дам и особо чувствительных мужчин появился влажный блеск… Возможно. За решетками уже не двое, а дважды двое действующих лиц. Псы Танделлы, клубясь покрытой мелкими щупальцами кожей, вываливаются из тьмы, обильно орошая землю темной густой слюной. Зрители разражаются вскриками – от восторженных до испуганных и, кажется, почти сочувствующих. Музыка в такт им, сплетается в нечто пронзительно-предвкушающее, воспаряя выше, чем прежде. Разум лихорадочно сплетает многоцветные частицы, формируя уже не просто узоры, а полотно из десятка их, но даже это не мешает воспринимать происходящее на арене. К сожалению. Мужчина дрался храбро, пытаясь защитить женщину, но, без оружия они были обречены. В один момент, подловив атаку пса, белокожий сумел зажать шею зверя в захвате, пытаясь удержаться на идущей рябью скользкой шкуре, но второй в это время, извернувшись тем особенным образом, как умеют одни лишь эти твари, скрылся в тени, чтобы возникнув в другом месте, прыгнуть на спину женщины. Леденящий душу крик и торжествующий голодный вой. Так хочется закрыть глаза и не смотреть, но нужно продолжать играть, ведь именно это от меня требуется. Под разнородные вопли, среди которых, перекрывая все, прорезался хохочущий рык короля, выплеснувшего в экстазе содержимое кубка на своего гостя, слишком завороженного картиной, чтобы тот час же возмущаться. Королева, сидевшая по правую сторону уровнем ниже короля, почти у его ног, отвернулась, не скрывая отвращения, принцы и принцессы ерзали на каменных сидениях: кто от страха, кто от восторга. Я же продолжал играть, вместе с тем, до невозможности глубоко воспринимая каждое движение, каждую каплю крови. Что-то все же хрустнуло и зажатый все еще сильными руками обреченного пес, заскулив, уперся лапами, забыв обо всем, кроме желания оказаться подальше от опасной дичи. Когда второй зверь, оторвавшись от плоти женщины, ринулся на помощь, снежнокожий, разжав хватку, отпрыгнул на несколько метров, пытаясь выиграть время, но он был обречен. Одна из тварей вновь скользнула в тени, а вторая подходила спереди. «Вот это сплетение идеально подойдет для развязки» - машинально отметила одна часть меня. В то время как другая с бессильным трепетом наблюдала развязку драмы. В облаке алого дождя полетела в сторону отгрызенная рука, а предсмертный вопль, сопровождающийся синхронным воем обоих зверей, странно слился с финальными аккордами творимой мной мелодии. Все стихло – клирики растянули над ареной энергетическое полотно Белой Печати, испепелившей черных тварей, решетки исчезли в залитых кровью каменных плитах, оставив лишь пораженную публику и два изуродованных тела. Я осознал, что щеки мои стали влажными от слез, а из горла рвется не то стон, не то рыдание. Куб куарона в руках моих постепенно успокаивался, невероятная концентрация и широта восприятия вытекала стремительным потоком, уступая место эмоциональному шквалу. Тишина снаружи тем временем взорвалась уже знакомым ревущим голосом короля и хлопками его огромных ладоней, к которым присоединились постепенно и ладони остальных. Лишь гость, холодно улыбаясь, медленно вел взглядом по ложам, и королева каменным изваянием уставилась куда-то вдаль. Тонкий, не испорченный годами замужества, профиль ее врезается в сознание остро отточенным ножом, контрастируя с отвратительным и жестоким зрелищем простершейся передо мной бойни. Это странно… успокаивает? - Я вижу, испуг и печаль на ваших лицах, но им здесь не место! Ледяные демоны мертвы, а чем меньше их, тем спокойнее могут спать Земли лета! Веселитесь, друзья мои! – разошелся Ордран, красный и вспотевший, - Рензо! Развесели моих гостей, спляши. Я отталкиваю спокойно висящий в воздухе куарон и готовлюсь к танцу, но меня останавливает новый оклик короля: - Не там, Рензо. Исполни танец на крови поверженных врагов! То-то будет умора! Внутри бушуют чувства, но внешне я спокоен. Мне отвратительно все, что придется сделать, но, одновременно, я наслаждаюсь этим. Ведь ничего лучше я и не заслуживаю. Это так. И я танцую, выделывая коленца, тряся бубенцами, кривляясь – мои сапоги в крови, узоры на маске светятся зеленым, а под ней все та же соленая влага и комок в горле. Но шут должен подчиняться. И я подчиняюсь. Лишь поздней ночью мне удалось вернуться в свою комнату, по странной прихоти не то короля, не то главного камердинера, довольно просторную и имеющую все условия для нормальной жизни. Мне до странности … никак. Все чувства, как обычно, исчезли, уступив патологической усталости. Лишь предвкушение сна – сладкого забытья – расцвечивало серую мглу внутри неким намеком на положительные эмоции. - Вот и ты. – констатировал прохладный ровный голос. – Там для тебя бадья с горячей водой. Смой с себя кровь и пот, шут. Я удивлен, более того – я просто в смятении. Она сидит на краешке моей кровати, на смятой простыне, теребя в ухоженных пальцах кончик одеяла. То, как она глядит на меня, то, как закусывает розовую губку, говорит лишь об одном. Я шут – но не идиот. И я уже очень давно не был с женщиной. Мои ноги почему-то наливаются слабостью, а внизу живота расцветает дрожащее тепло. Ощущая со смесью страха и удовольствия, как наливаются кровью чресла, я стягиваю с себя костюм и колпак, открывая ее взору снежно-белую кожу и иссиня-черные волосы, спадающие свободной волной. Лишь маска и исподнее остаются на мне. Я погружаюсь в бадью и, испытывая нечто смущенно-приятное, начинаю водить губкой по своему телу. Мне почти хорошо в этой теплой воде, ее ласковые прикосновения так уютны и нежны. Я закрываю глаза и чувствую, некоторое время спустя, как губку требовательно тянут из моей руки. Остается лишь уступить. Она знает, как доставлять удовольствие одними лишь прикосновениями. Вскоре, вместо губки, по моему телу скользят ее ладони, царапая время от времени кожу острыми ноготками. Шея, спина, бедра, грудь. Она не прикасается к моему мужскому естеству, но я все равно чувствую сладкую дрожь, расходящуюся от него по всему телу. Как же хорошо! Я изливаюсь прямо в воду. Она усмехается, впервые за сегодня выказав эмоции, и начинает обтирать мое мокрое тело полотенцем. После все сумбурно. Я отдаюсь эмоциям и инстинктам, наслаждаясь каждым дюймом ее тела, каждым прикосновением ее рук, губ, кожи. - Ты действительно королева! Не только по титулу… – восторженно шепчу я ей на ухо, когда, обессиленная и тяжело дышащая, жена Ордрана и мать наследников престола растягивается на моей груди, окруженная ореолом своих солнечных локонов. Кажется, она улыбается в ответ, но, когда ее лицо вновь оказывается напротив моего, я вижу в глазах - чудесных зеленовато-голубых глазах - слезы. - Во что мы превратились… – отчаянно шепчет она, - Во что превратился наш мир… Это не вопрос, что, конечно же, очень хорошо. Потому что у меня нет ответа.