Ты никогда не будешь моим.

I Колин Фаррелл. Меня пригласил Джоел Шумахер на главную роль в своем новом фильме. Кажется, «Телефонная будка», а героя Стю зовут. Круто! Я рад! Шумахер замечательный режиссер – мне повезло. Сегодня с утра на съемочной площадке крутился какой-то странный тип. Весь такой… в общем, странный и все. Почему-то он привлек мое внимание. Я, кажется, где-то его уже видел. Вечером нас познакомили. Этим странным типом оказался мой новый партнер по съемочной площадке. Как сказал Джоел, он сыграет со мной один эпизод. Когда Шумахер нас представлял, я не отказал себе в удовольствии рассмотреть его получше. Он оказался повыше меня, худенький и на несколько лет моложе, а глаза голубые-голубые, как небо в ясный летний день. В них плещется солнце – какой-то внутренний свет, заставляющий всех окружающих радоваться только от приближения этого парня. На актера точно не похож, скорее на избалованного богатенького мальчика, лет двадцати с небольшим. Мне же было двадцать шесть. Девушки на него так и висли, а он не обращал на это никакого внимания. Странный тип, говорю. Я узнал, что у него есть девушка. Ну, конечно, такой красавчик и одинок? Определенно, такого быть не могло. Мне даже показалось, я расстроился, что у него есть девушка. -Колин, познакомься,- Джоел окликнул меня, когда я флиртовал с гримершей.- Это Джаред. -Джаред Лето,- воскликнул паренек и протянул мне тоненькую руку. Лак?! На ногтях черный лак! Педик! О, боже!- Очень приятно,- тьфу, улыбка до ушей. Все же он заставил меня улыбнуться в ответ. -Колин Фаррелл,- процедил я. Какая мерзость, мне придется работать с педиком! -Ну, вы тут пока пообщайтесь, а я пойду,- Шумахер оставил нас наедине. Мы молчали. Нам нечего было сказать друг другу, но я почувствовал что-то странное, когда я пожал ему руку, то понял, что он довольно силен, а в его громадных глазищах можно просто утонуть. Молодое тело – он не плохо сложен: длинные стройные, красивые ноги, узкие бедра, крепкие ягодицы, широкая грудь и совершенное лицо. Большие глаза – на половину лица, чуть вздернутый нос и красиво очерченный контур губ. Он, словно ураган, проносится, унося за собой все, заражая своей энергией. Он – само совершенство! Так, мне надо переставать думать о нем, я же не педик. -Чем ты занимаешься помимо съемок в кино,- я нарушил эту тишину первым, не выдержав. Он взглянул на меня и улыбнулся. -Я музыкант. -А в каком стиле поешь? -Рок,- он еще раз улыбнулся. А, ну, тогда понятно, почему черный лак. Мы опять замолчали. Потом пришел Джоел и объявил об окончании съемочного дня. Меня эта новость не обрадовала, а Джаред упорхнул так же быстро, как и появился. Мы не особо общались, но я нередко ловил на себе его взгляд, как и он мой на нем. От этого смущались и глупо улыбались друг другу. Съемки с Джаредом протянулись еще на пару дней, а потом я узнал, что нашу сцену вырежут из основного фильма. Сам же Лето уехал в Нью-Йорк, не попрощавшись со съемочной группой. Джоел сказал, что у Лето презентация альбома, и он обязан был уехать. Я расстроился. Пил несколько недель. Кажется, я влюбился в парня. Ужас! Дни тянулись, как вечность, мне жутко хотелось увидеть его. Я даже был на его концерте, хотел после пообщаться, но не получилось – он быстро уехал. После, продолжил пить – много, чтобы, как можно дольше оставаться в не забытье. Так прошло полгода. Я пил, трахал все, что движется, и снова пил. Черт подери, что ты со мной сделал, Джаред Лето?! Я, кажется, влюбился в тебя… и тут вновь я разрешаю тебе вторгнуться в мою жизнь. * * * Меня взял на главную роль в фильме «Александр» режиссер Оливер Стоун. Биографическая драма о жизни великого полководца Александра Македонского. Я узнал, что царь царей был геем, Оливер сказал, мне придется целоваться с парнем. Я чуть не упал со стула, но вспомнил о тебе, Джаред. Поинтересовался, могу ли выбрать партнера. Стоун позволил, и я выбрал тебя. Оказалось, ты старше меня на пять лет - по тебе и не скажешь. Снова предстояло пережить муки ада. Мы почти всем актерским составом должны были ехать в Марракеш в тренировочный лагерь капитана Дейла Дая. Там, уже на месте я вновь увидел его. Как всегда красив и безупречен. Я не решился подойти. Нас распределили, и я оказался в одной палатке со Стретчем – компания определилась. Тут же был и Джонни. Мы втроем задумали тусить каждую ночь, покуда сил хватит. Я взял с собой ящик виски. Все оказалось намного сложнее, чем я думал. Видеть его каждый день – тяжелейшая пытка. Как я успел заметить, то добродушное и лучезарное существо, что влюбило меня в себя, изменилось, повзрослело. Он явно не был настроен на общение с другими актерами, поэтому сидел у себя в палатке со своим парнем. По вечерам на всю пустыню был слышен его заливистый смех, отчего мне хотелось пойти набить морду его дружку. Единственным, кто приносил новости из палатки Джареда, был Франсиско Бош. Их поселили вместе. Бош рассказал, что это вовсе не его парень, а родной брат, приехавший поддержать Джареда. Я оттаял, но продолжал ревновать. Гэри и Джонни стали что-то подозревать, потом плюнули на все и продолжили наши посиделки. Совместные сцены нам обоим давались с трудом. Ни разу мы не отыграли с первого дубля, минимум с пятнадцатого. Стоун рвал и метал, называя нас олухами и безмозглыми баранами. Его нравоучения не помогали. Снова дубль и снова заминка. Я краснею, смущаюсь и глупо улыбаюсь. Да, что же это?! Ты сводишь меня с ума. Сцена с поцелуем, не вошла в основной хронометраж, но ее мы сняли. Она оказалась во всех дублях на режиссерской версии, которую нам подарили. Я часто посматривал ее. Когда снимали сцену на балконе, то нам нужно было обниматься. Меня повергло это в очередной шок. Как я могу обнимать его, если у меня почти стоит?! Он постоянно хихикал, что напрягало меня еще больше. Грим скрыл мое смущение, хоть этому я был рад. Я даже не чувствовал жары, царившей в пустыне. После мы переехали в Лондон, где отсняв смерть Гефестиона, Джаред покинул нас… II Джаред Лето. Прошло уже более четырех лет, а я так и не забыл тебя, Фаррелл. До сих пор люблю. Мне очень жаль, что ничего не вышло между нами – все мы идем своей дорогой. Столько времени, а я помню, как мы познакомились. Это было на съемках «Телефонной будки», мне предстояло играть не большой эпизод с тобой, но с того момента ты навсегда поселился в моей жизни. До нашего знакомства я много о тебе слышал и видел даже пару раз. Ты, типичный мужик и не понравился мне тогда, но на съемках предстал передо мной совершенно другой Фаррелл. Я влюбился с первого взгляда, но, зная твое отношение к геям, твою именитую гомофобию, не решился показать свои чувства. Не найдя ничего лучше, я рассказал Шенну о своем чувстве к Колину, за что был награжден выговором и отъездом из ЛА. Я не противился, согласился, что «так будет лучше». Шенн всегда прав был, но не в этот раз. Увидев Фаррелла в Марракеше, спустя почти два года, я понял, что не разлюбил его ни капли. Но он одним махом ограничил круг своего общения, записав в друзья Стретча и Рис-Майерса. Первого, потому что тот не педик, а второго, потому что ирландец. Я остался опять в пролете. В лагере поселился с балетным танцором Франсиско Бошем. От него я и узнавал о жизни Фаррелла, т. к. первую неделю, когда мы с Шенном приехали, я не выходил из палатки. Все время сидели с бро, и он пытался меня отвлечь от Колина. А через неделю он свалил, оставив меня одного в пустыне, с моей ирландской проблемой. Фран так и продолжал оповещать меня о пьяных гуляниях моего возлюбленного, а один раз все же вытянул меня на одну такую вечеринку. Я не досидел до конца и попытался уйти не замеченным, но меня догнал Фаррелл и попытался остановить, а потом… он поцеловал меня. Зачем? Не понимаю. Я был рад и он, по-видимому, тоже. Мы разошлись и не общались с неделю. Совместные сцены мне давались с трудом. О, а сцена с поцелуем…она, правда, не вошла в основной хронометраж, но мы получили диски со всеми дублями в подарок. Я часто пересматривал его, вспоминая, какими мы были счастливыми, и ты, кажется, тоже. Сейчас я так не думаю, Шенн открыл мне глаза, сказав, что тебе я не нужен. У тебя во время съемок родился сын Джеймс – ты пил несколько дней, отмечая это событие. А сцена на балконе…я еле сдерживал себя, чтобы не зарыдать от счастья, из-за близости с тобой. Нам нужно было обниматься и, чтоб скрыть свое смущение, я хихикал, как девчонка. Тебя это заметно раздражало. Наши сцены сопровождались множеством дублей и воплей Стоуна о том, какие мы идиоты. После съемок я спешил в палатку, чтобы не видеть Фаррелла. Я помнил его поцелуй…не тот, что мы играли, а тот, когда я возвращался в свою палатку в лагере. Время съемок в Марракеше закончилось, и мы переехали в Лондон, мне оставалось лишь отыграть сцену смерти Гефестиона. Я надеялся, что наши отношения, в преддверии окончания съемок окрепнут, но этого не произошло. Я уехал из Лондона с тяжелым грузом на сердце. Шенн, увидев меня, все понял. Мы стали записывать новый альбом, он состоял из песен, написанных во время съемок и посвященных тебе, Колин. Ты никогда не узнаешь о том, что я чувствую к тебе. Эта тайна будет со мной до конца моих дней…