У воды

Обычное преломление света в воде сменилось другим, скрытым от человеческого глаза, явлением. Лучи, будто наткнувшись на непреодолимую преграду и обтекая её, обозначили экран огромного кинотеатра, где игра света сменилась картиной народного волнения на площади. Из полумрака появлялись образы людей, улыбающихся, спорящих, дерущихся. Образы меркли, сменяя друг друга, а над площадью, посохом великана, высилась стелла, увенчанная серым ангелом. Удивительную картину могли наблюдать лишь полупрозрачные медузы, продолжающие жить своей жизнью и плывущие мимо экрана, и немногочисленные зрители в батискафах-капсулах. Ангел на экране приблизился, словно желая поближе рассмотреть странных существ в капсулах. Очертаниями во многом схожие с людьми, они обладали слишком вытянутыми лицами; их носы выступали едва-едва, а уши и вовсе казались нарисованными на бугристой безволосой коже, то и дело меняющей цвет. Вертикальные зрачки огромных глаз отражали серую даму, вскинувшую руки. Её просторные рукава были овиты широкими лентами. Подхваченные воображаемым ветром, эти огромные ленты создавали иллюзию крыльев. Золотая ветвь в руках дамы была изогнута дугой. Дав рассмотреть себя, дама отдалилась и исчезла, уступив место на экране конусоподобному каркасу. Верхушка конуса отсутствовала, а зияющие пустоты затягивались плакатами и флагами, и, наконец, каркас превратился в необычной формы афишную тумбу. Картинка померкла, на экране появилось нутро того же каркаса. На одной из перемычек висел немолодой самоубийца. Затем человек в балаклаве бил цепью по щитам, за которыми укрылись воины в шлемах. Щиты сотрясались, но выдерживали удары, а за спинами воинов, в световых сполохах, высился старинный дом, навсегда завоёванный сердитыми рептилиями, русалками и морскими чудищами, нетерпеливо взметнувшими хвосты к небу. Человек с цепью отходил и упоённо позировал, потрясывая задом. В балетном прыжке он бросил цепь на своих противников, коснулся рукой земли и, послав им воздушный поцелуй, исчез с экрана. Тот, что возник вместо него, поднял брусчатку, замахнулся и упал, словно подкошенный. Над ним склонился другой и кровь брызнула на экран. Второй человек упал рядом с первым. Потом была ночь, горели сложенные посреди улицы шины, и был день, когда храм наполнился раненными и умирающими людьми. Служители храма оказывали им помощь, беззвучно шептали молитвы, закрывали их глаза, изумлённо глядящие на расписные своды, но уже не видящие ничего. Беззвучно раскрывали клюв чайки, когда погружался в воду старый корабль, преграждая вход в бухту. Затем экран заполнили взрывы. Облака серой пыли закрыли вскоре потемневшее небо. Всё вновь рассеялось, и солнечные блики заиграли на поверхности воды. Пилот вертолёта, с борта которого был выпущен снаряд, что-то радостно вещал, глядя на море. В одной из капсул зритель поднял конечность с когтистыми тонкими пальцами, и изображение замерло. Не издавая звуков, он задал вопрос своим собратьям: – Хотелось узнать, что говорит этот человек зная, что, когда он вернётся на свой корабль, взорвутся реакторы двигателей подводной лодки, а на стыке литосферных плит последствия такого взрыва будут ужасны, и жертвы бесчисленны. Что же говорит этот человек? – О, Кекроп, тебе всегда были близки людские страсти! – так же телепатически воскликнул другой зритель. – Впрочем, я тоже способна оценить драматизм. Я прочла по губам: «Какая погода! Мечта мариниста!» – Благодарю, милая Ехидна! – первый зритель вновь поднял конечность, и на экране появилась подводная лодка в мерцающем сиянии. – Теперь, когда она защищена силовым полем, что ещё придумают они, чтобы побольше насолить друг другу? – Кекроп вновь мысленно обратился к остальным. – К Аравийскому полуострову направляется другая подводная лодка. Дипломат одного государства очень неудачно пошутил… – Пусть играют друг с другом! Тысячелетия проходят, а они всё не меняются… – И всё во благо цалумманцев! – И всё во благо цалумманцев! – мысленно подхватили подводные зрители. – Когда же они исчерпают себя, а золотоносные жилы отдадут последнюю жертвенную кровь, может поможем им спастись от Камня? Это будет небольшой благодарностью от нас, а для них началом новой жизни. – Хо, Гратион, похоже ты заразился человеколюбием от Кекропа. А ты припомни, как они поступают друг с другом. Они должны исчезнуть после всех тех мерзостей, что натворили. Я долго жила среди них и теперь совершенно в этом уверена. Мне приходилось, в разных воплощениях, бывать то соучастницей их преступлений, то жертвой. Меня потрошили и распиливали. Из всех миров, с которыми мы работали, этот – самый испорченный. Можно ли себе представить, чтобы один цалумманец стал жрать другого? А убедившись, что никто не видит и не останавливает его, взял бы это за привычку? – Милая Ехидна, ты конечно права! Это немыслимо и противоречит всеобщему благу цалумманцев. Себек, что? И без угрожающе воздетого пальца Себека, все уже слышали нарастающий утробный рык. Когда он затих, зрители начали озираться, прильнув к прозрачным стенкам капсул. Телепатическую беседу возобновил Гратион: – За всё это время мы так и не нашли Морского дракона. Думаю, ему не слишком нравится наше нежелание спасти Землю. – Ну что ж, тогда спасём. Спасё-ё-ём! – пропела Ехидна. – А не казалось ли вам, что и за нами кто-то наблюдает? – Морской дракон? – Спросил Кекроп. – Он или ещё кто. – Да, Гратион, я ощущал здесь нечто подобное. – И я! – И я! - Разом подхватили остальные. Некоторое время они молчали. – Люди сооружают конструкции из домино. – принялся рассуждать Кекроп. – Башни, подвесные мосты. А тронь одну деталь, и она, падая, толкнёт другую - рухнут башни, рассыплются мосты. – «Эффекта домино»? Руководствуясь этой теорией, их мастодонты лезли в войны, вовсе не выгодные нам, только чтобы режим «тех» не подхватили следующие. – Раньше было проще. Мы были для них богами и просто диктовали им свою волю. – Да, пришлось стать изобретательнее, – согласился Кекроп. – Но я сейчас о другом. А что если где-то во Вселенной, на другом экране будут также смотреть на нас и решать спасти ли? Что решат они? Цалумманцы замолчали. Они уже пришли к единому мнению и теперь слушали сладкий голос Ехидны. Экран исчез, всё вокруг выглядело первозданным, и Ехидна, покачивая головой, напевала на давно мёртвом палеоевропейском языке: Вода всё знает. Вода всё помнит. Захочешь узнать - Спроси у воды.