Будни Вергена

      Иорвет задумчиво смотрел на моток пушистой, до омерзения розовой пряжи. Спицы, прилагающиеся к злосчастному мотку, злорадно поблёскивали в свете камина. Как он докатился до такого, он и сам почти не понимал, вернее, понимал, но в голове уложить не мог. Скоя’таэль и так не часто посещал таверну, но последний раз он запомнил надолго.       Как и почему он решил напиться с Геральтом и его компанией, даже для эльфа осталось загадкой. Сначала они пили за прошлое, потом за настоящее, потом за будущее, потом за все подряд, а потом началось. Лютик похвалялся тем, что сможет уложить в кровать любую девицу, даже Саскию, но рассмотрев под своим носом затянутый в перчатку эльфский кулак, как-то поутих и повернулся к Геральту. Ведьмак ничего дожидаться не стал и ловко перевел стрелки на пьяного скоя’таэльского командира, сказав, что вот уж кто-кто, а эльф в лесах одичал и уже вряд ли что-то из мирной жизни помнит. На что в алкогольном запале Иорвет начал со всей пылкостью своей эльфской души доказывать, что он еще ого-го, а какой-то зловредный шепот сказал, что вряд ли эльф в состоянии связать пинетки. Из произнесенного слово «связать» показалось Иорвету знакомым, и он, вскочив со стула и даже почти не шатаясь, на спор почему-то с Лютиком пообещал связать эти пинетки за ночь, сообразив, что в таком состоянии он связать сможет только завязки на гульфике, эльф уточнил, что за следующую ночь. Кто-то откуда-то притащил клубок и спицы, и вместе с новообретенным добром эльфа доставили домой.       Стянув с себя платок, кушак, кольчугу, поддоспешники и еще кучу одежды, Иорвет, оставшись в одних бриджах и рубашке, уселся в кресло. Мебель отозвалась привычным поскрипыванием и покалыванием от вылезшей где-то сбоку щепки. Эльф с подозрением покосился на кокетливую корзиночку с клубком и спицами. Из далекой мирной жизни Иорвет помнил, что пинетки — это какие-то тапочки для детей; из-за недалекой партизанской жизни Иорвет напрочь забыл, как эти тапочки должны выглядеть. Спицы хоть и наблюдались эльфом неоднократно в руках других эльфок, но значения этим манипуляциям он не придавал, лишь вскользь отмечая какие-то движения.       Выискав у клубка начало, Иорвет задумчиво намотал его на сложенные вместе спицы, попробовал вытащить одну — не получилось. Теоретически все выглядело правильно, красиво намотана пряжа, но упертые спицы не двигались. Эльф дернул посильнее. Спицы с противным скрипом поддались, и разодранная пряжа ошметками осела ему на колени. Эльф намотал пряжу еще раз, уже слабее — спицу вытащить удалось, но вот то, что осталось на другой спице, внушало какие-то опасения. Придерживая пальцами расползающиеся нитки, командир скоя’таэлей, сурово сдвинув брови, попытался подцепить спицей увиливавшую пряжу. Попытки с восьмой это ему удалось, и на правой спице повисла кривая, растянутая, но все-таки петля. Воодушевившись и воспрянув духом, Иорвет взялся за вторую петлю - шло туговато, но вскоре еще одна удавка появилась на спице. Третья отказывалась сотрудничать напрочь. Порвав еще раз нитку, уколовшись спицей и чуть не убившись о корзинку, эльф понял: пора добывать информацию.       Окинув взглядом не так сильно уж и захламленную хижину, и отметив пучок поганок у порога, Иорвет накинул непонятно откуда взявшийся черный плащ и отправился на разведку. По всем законам как подлости, так и гадости, небо радостно освещала полная луна, при которой даже простому смертному dh'oine можно было не только рассмотреть взъерошенного эльфа в белой рубашке и черном плаще, но и с точностью до полутонов рассказать, какого цвета у него бриджи и почему он в ободранных сапогах.       Старательно, но безуспешно маскируясь под неизвестную тень, Иорвет подкрался к первому попавшемуся окну, из которого на него тут же уставилась пьяная и небритая физиономия ведьмака. Героически подавив непечатное, но красиво звучащее выражение на высшем наречии, Иорвет отпрянул и притворился ветошью. То ли Геральт решил, что подсматривающий эльф был порождением его пьяного воображения, то ли решил, что неосторожного вуайериста и так достаточно напугал, но на розыски подглядывающего ведьмак не отправился. Замерший в тени Иорвет вновь обрел способность двигаться и решил убраться из этого квартала подальше, закономерно решив, что там, где обитает ведьмак, вряд ли кто-то будет что-то вязать.       Покружив по ночному Вергену, выпугав двух собак и одного пьяного краснолюда, скоя’таэль решил, что уж в людских кварталах точно кто-то должен что-то вязать. В первом же осмотренном окне взгляд эльфа уперся в жареного гуся. С трудом эльф подавил инстинктивное желание спереть такое соблазнительное блюдо, желудок скромно напомнил, что, собственно, с утра в него ничего не отправляли, кроме случайно сорванного и пожеванного колоска какой-то травинки. Но эльф был непреклонен, и сопровождаемый бурчанием собственного желудка отправился дальше. В следующем окне обнаружилось искомое, а именно корзинка, спицы, что-то похожее на шарф и девушка с этим великолепием в руках. Эльф замер, стараясь не дышать; девушка медлила и с какой-то тоской смотрела на работу.       Шло время, Иорвет ждал, девушка сидела. Она то растягивала свое вязание, то мерила его, то просто смотрела на огонь камина. Щель в окне была расположена так, что Иорвету приходилось стоять полусогнувшись, но зато обзор был просто отличным — видно было даже ворсинки на нитке в клубке. Девушка не двигалась, эльф матерился про себя, время шло. Иорвету хотелось взвыть, потом ворваться в жилище dh'oine и, приставив саблю к горлу, заставить вязать этот дурацкий шарфик, но девушка сложила на коленях рукоделие и, потянувшись куда-то за пределы видимости эльфа, взяла в руки дымящуюся кружку. Запах пряностей и трав воззвал к голодному и некормленому желудку эльфа, и в темноте раздалось невнятное бормотание, намекающее на «покорми, хозяин, а то всю спецоперацию завалю». Иорвет отпрянул от щели и сполз по стене в кусты чего-то раскидистого, буйно цветущего и колючего. Хлопнула входная дверь, перед глазами Иорвета качнулся арбалетный болт, заправленный в небольшой, маломощный, но все же арбалет. Оный болтался на фоне юбки, которая сначала продефилировала к окну (Иорвет даже дыхание задержал), потом от окна к какому-то сараю, потом к дороге, на которой был пойман шатающийся без дела патруль из скоя’таэля и краснолюда. Дальше Иорвет прослушал проникновенный монолог на тему: «тварь какая-то в город заползла, под окнами шарится, рычит, и вообще, надо или Геральту сказать, или Иорвету — пусть займутся». Дальше арбалет вернулся в дом, и девушка снова взялась за вязание, но, посмотрев на пряжу, камин и окно, девушка выругалась и, забросив работу в корзину, потянулась за арбалетом.       Не став искушать судьбу, Иорвет темной тенью скользнул подальше от непонятной dh'oine, которая вместо чисто женского занятия почему-то принялась возиться с оружием. У следующего окна его ждала незабываемая картина вергенского семейного быта. Пьяный мужик пытался увернуться от азартно атакующей его жены, радостно размахивающей сковородкой. Но то ли амплитуда раскачивания тела была не той, то ли жена была опытной, но периодически раздающийся звон, вялая ругань и шум спотыкающегося тела напомнили эльфу, почему он так давно и старательно избегает подобных уз.       В следующем окне его ждала идиллия: кошка дрыхла на подлокотнике, женщина вязала, тихо потрескивал камин. Эльф не сводил жадного взора с процесса, рождающего петлю за петлей. Ничто не предвещало неприятностей, пока злокозненный краснолюд не распахнул окно своей кухни. Желудок Иорвета встрепенулся и выдал такое заунывное бурчание, что замерли все: и вязавшая женщина, и краснолюд, и эльф, и кошка, тащившая мимо мышку. Поминая не злым, добрым словом свою забывчивость, краснолюда, его родственников, кухню, еду и вообще весь Верген, скоя’таэль размытой тенью метнулся в один проулок, потом в другой, потом через улицу, а потом к знакомым кустам. Зацепился плащом за что-то, что-то с грохотом рухнуло. Апофеозом хлопнула дверь, и Иорвет с тоской узнал уже виденные ранее арбалет, болт и юбку. Понимая, что надо как-то возвращаться домой или сооружать дом прямо здесь, под кустом колючей пакости (утром надо глянуть, пахнет все же приятно), он почти незаметно двинулся вдоль стены. Но в последний момент оглянулся, врезался в какую-то подпорку, с которой на него упало что-то голосящее и вцепившееся в плащ мёртвой хваткой. Голосящее повисло на капюшоне, предусмотрительно натянутом по самый кончик носа. Эльф на какое-то время совершенно был дезориентирован. В ответ на вопли кошака взвыл желудок, намекая скоя’таэлю: «хозяин, жрачка сама уже на голову падает, чего ждем-с?» Сквозь эту какофонию прорвалось ехидное покашливание.       — Фигассе зверюшки тут водятся, — ехидный голос оказался женским, но показывать свое лицо и рассматривать подавшую его личность Иорвет не спешил. — Чего под окнами шаришься? Голодающий.       — Кошку искал, — на секунду все замолчали: кошка, желудок, девушка, Иорвет.       — Зачем тебе кошка, живодёр, иди в таверну, — ошалевшего от такого поворота кошака одним движением вырвали из рук эльфа, напоследок вредное животное полоснуло когтями по воздуху, и в незащищенный перчаткой палец вонзился коготь. Взвыл эльф, кот и желудок (последний, видимо, просто из солидарности, а то что это тут за концерты, и без него). Эльф автоматически потянулся за котом.       — Dh'oine, я его не для того, чтобы сожрать, искал, — ну а что оставалось сказать, что подглядывал за вязанием?       — Угу, — скептически отозвалась dh'oine и на всякий случай прицелилась в эльфа.       — Не смей в меня целиться! — этого потрепанные нервы эльфа уже не выдержали, и он вскинул голову, напрочь забыв, что без всего своего антуража и атрибутики выглядит несколько по-иному.       — Иорвет — ночной охотник на кошек? — скепсис исчез, уступив место издевке. — Говорю, отстань от животного, извращенец.       — Это моя кошка, верни животное, bloede beanna.       — Te va aep arse!       — Да как ты... — но, видимо, Иорвет забыл, что без кольчуги, платка, пера, пары сабель и вообще всего так грозно он не выглядит, да и не узнают его.       — Эй, чего разорались!!! — в окно кто-то плеснул содержимое какого-то сосуда. Какого, ни девушка, ни Иорвет выяснять не стали. Эльф выхватил офонаревшую окончательно животинку из руки девушки и, резко развернувшись, отправился домой. В след раздалось ехидное хмыканье и обещание проверить сохранность животного.       От души хлопнув дверью, он почти швырнул кошку на свою лежанку. Эльф смотрел на кошку — кошка недоумевала, зачем ей этот эльф сдался и почему она еще не удрала.       — Мякнешь хоть кому-то о том, что увидела, — убью, — мрачно пообещал эльф и уселся в кресло. Розовая пряжа раздражала одним своим жизнерадостно-пушистым видом. Где и, главное, когда эту пакость успели откопать обитатели таверны? В одном эльф точно не сомневался: завтра весь Верген будет знать, что предводитель скоя’таэлей настолько оголодал, что по ночам шастает под чужими окнами в поисках бродячих кошек. Подтверждая его мысль, взвыл желудок. Кошка на лежанке вздыбила шерсть. Пришлось вытаскиваться из кресла и рыться на полках. В кладовке, или чем-то на нее похожем, нашелся сыр, хлеб и остатки копченого окорока. Кошка отказалась от хлеба, но окорок и сыр умяла с удовольствием. Дожевав бутерброд, эльф вновь взялся за спицы. Всю ночь из его домика можно было услышать тихое шипение, красивые, но совершенно непечатные обороты на высшей речи, звон спиц и громкое, раскатистое мурчанье приблудной кошки. Следующим вечером злой, не выспавшийся, вымотанный психологически и физически предводитель скоя’таэлей вошел в таверну. Геральт, Лютик, Золтан и еще пол-Вергена ждали его с распростертыми объятиями. Про спор знали многие, а результаты хотели увидеть еще больше.       — Ну, — Лютик чуть ли не подпрыгивал на табурете, ожидая эльфа.       — Вот, — на стол хлопнулось что-то пушистое, но отчаянно пожеванное, выглядящее как полупереваренный ужин не очень зубастого монстра.       Лютик позеленел, Золтан выругался, а Геральт потянулся за мечом, но, вспомнив, что это было до того, как попало в руки Иорвета, успокоился. Таверна замерла, с ужасом взирая на творение рук эльфийских. Где-то в углу всхлипывала одна из разносчиц. Иорвет метнул грозный взгляд на источник неприличного хихиканья и только зубы крепче сжал. Зажав обеими ладонями рот, плакала от смеха вчерашняя арбалетчица.       — Что это? — потрясенный шепот барда разнесся по всей таверне, арбалетчица взвыла и прикусила палец.       — Лютик, заткнись и пей, — Иорвет залпом выпил кружку чего-то термоядерного.       — Иорвет, это что угодно, но не пинетки, — бард достал жизнерадостно-желтую детскую обувь на шнурочках. — Вот тебе образец.       Эльф сузил единственный глаз, таверна начала гнусно хихикать. Разносчица-арбалетчица с напускным спокойствием принесла новую порцию выпивки, но, увидев творение эльфа, вновь зажала ладонью рвущийся наружу смех. Наткнувшись на пылающий яростью взгляд эльфа, она прикусила губу, и только слезы, дрожащие в уголках глаз, выдавали ее состояние. Следующей жертвой эльфа оказался бард, но не успел он и рта раскрыть, как разносчица, справившись с собой, заявила, что она вообще пинетки за пару секунд свяжет. Таверна замерла в ожидании очередного представления. С самым серьёзным видом девушка взяла за шнурки канареечные изделия, принесенные Лютиком, и связала шнурки узелком.       — Пинетки связаны! — торжественно возвестила девушка и, покачав ими перед носом закипающего Иорвета, разжала пальцы. Издевательски хлопнувшись в паре сантиметров от сжатой в кулак руки эльфа, пинетки замерли, а девушка с гордым и полным чувства собственного достоинства видом собрала пустые кружки на поднос. Таверна взорвалась хохотом.       — Закуску заказывать будете? Или кошатинки вчера хватило? — увидев, что у эльфа скоро не просто пар из ушей пойдет, а клыки отрастут и когти, она резво удалилась. Иорвет, было дернувшийся за ней, рыкнул, но сел обратно. Столкнувшись с вопросительным взглядом барда, Иорвет уткнулся в кружку. Арбалетчица-то еще попадется ему в темном переулке, да и где она живет, он знает, а вот того, кто нашептал ему про дурацкие пинетки, он обязательно вычислит, и тогда ему позавидуют даже разбираемые Геральтом на ингредиенты гарпии.