Скажите мне, я умру?
Сейчас, когда мое тело крепко прижато к деревянному полу обломками от системы прожекторов в актовом зале, то есть время подумать обо всем. Когда последние вздохи срываются с моих губ, то становится даже грустно. Грустно из-за того, что я больше не смогу увидеть братьев и сестер. Я не смогу обнять папу, кинуться с теплыми поцелуями на мамочку. Я больше никогда не смогу поиграть в настольные игры вместе с младшими детишками в моей большой семье, посидеть, наслаждаясь моментами успокаивающей тишины, покрасить свои ноготки светло-розовым лаком, когда родственники смотрят телевизор и что-то бурно между собой обсуждают. Честно, это было для меня тем, что нужно ценить. Я ценила это. Нет, я до сих пор ценю это. И буду дорожить этим еще несколько минут, но лишь до того момента, как мое сердце остановится под давлением железных обломков, истощения и нестерпимой боли, которая заставляет меня в очередной раз закусить губу и тихо простонать, чтобы никто из присутствующих здесь этого не услышал. Блин! Ичиносе, Адзума, какого хрена?! Я проиграла, я могу считать себя трупом, но. . . Но зачем мне помогать, если я уже все решила для себя?! Но... Если подумать, то, наверное, даже будет лучше, если моя семья вновь сможет увидеть меня, одарить крепкими объятьями, если я вновь смогу ждать вкусного ужина, просиживая мягкое место на диване вместе с любимыми братьями и сестрами, если я буду вновь бегать по утрам за свежей газетой, чтобы потом принести ее папе, если я буду помогать матери с домашними хлопотами, если буду вновь ходить в школу, словно нормальный ребенок. . . Если я забуду об карьере убийцы навсегда. Что они лопочут? . . Я хочу это слышать? Нет, не корректный вопрос. Я понимаю, что они говорят? Нет, не понимаю. Боль шумит в ушах, словно там тонна песка насыпана. Но, я уверена, что речь идет именно обо мне. Ну, что ж, раз на то пошло, то можете спасти мою никчемную сущность от смерти!***
Что мне делать? Я обещала родителям, что когда я вернусь домой, то подарю им счастье. Они смогут больше никогда не переживать о материальных проблемах. Смогут позволять себе совершенно все, что будет угодно их душе. Но... Видимо, такого никогда уже не случится. Я проиграла. Нет! К черту, мать твою! Раз так, то я не вижу смысла в своем существовании. Я могу только лишь сидеть на шее у своей семьи, оставляя ее позади, когда они все заслуживают того, чтобы стремительно двигаться вперед. Так нельзя. Я хочу смерти. Я хочу крепко обнять ее и почувствовать, на сколько медленно она будет пожирать мое сознание. Я хочу. Наконец-то... Этот момент, которого я так ждала. Наверное, с некоторыми сломанными конечностями я не смогу сделать все идеально, но для того, чтобы лишить себя жизни, особых навыков не нужно. Канцелярский нож попадает в мою свободную руку, которая медленно поддается дрожи, от чего лезвие держать становится в разы сложнее. Я нервно глотаю слюну, немного обеспокоенно глядя на острый предмет в моих руках. Секунда - мое светлое, но покрытое синяками и ссадинами, лицо в последний раз озаряет улыбка, легкие в последний раз наполняются кислородом и. . . В районе горла что-то рвется под напором канцелярского ножа. К горлу подходит горячий комок крови, который заставляет меня тихо кашлять, а потом мой собственный сок, не медля, вытекает по губам, очерчивает подбородок, а потом сливается с алой массой на шее. Силы быстро покинули меня. Тело свалилось с кресла на пол, но на лице все равно красовалась улыбка. Мама, папа, я больше не буду сидеть у вас на шее. Вы сможете двигаться вперед. Вам больше не нужно тащить меня на себе. Вы сможете ростить семью. Вы не должны вспоминать о такой непутевой дочери, как я. Спасибо, я любила вас.