I realized.

- Слишком долго, не успеешь. Наруто судорожно пытается вытащить правую ногу из вязкой черной грязи, но она не отпускает, обвивая щиколотку цепкими, темными лентами. Тяжелые капли тянут вниз, на вид смоляные, по ощущениям – как пудовые гири. Все для того, чтобы ты не смог сделать шаг. Саске сидит на здоровенном валуне, который при всей своей внушительности выглядит картонным, сдуется от одного удара и осядет на землю вместе с тем, кто сейчас смотрит на жалкие потуги своего бывшего лучшего друга. - Серьезно, не успеешь. - Заткнись. У Наруто в глазах болезненная решимость, у Саске – пустота. Нечитаемый взгляд обязан выражать равнодушие, обязан топить в себе чужие улыбки. - Помог бы. Учиха больше не видит того шумного недотепу, который на каждом шагу орал не своим голосом о непоколебимом желании стать Хокаге. Не видит того, кого, сам до конца не осознавая, взял к себе под крыло и учил, чуть ли не наравне с Какаши. Подстегивал язвительными словами и ободрял надменной улыбкой. Вел за собой, подпуская куда ближе, чем следовало бы. Тот Наруто был ему другом. Этот блондин в оранжево-черном костюме тоже знаком. Он смотрит слишком умоляюще, слишком пристально, просит о чем-то чуждом, о том, чего Учиха уже не в состоянии понять. Для себя он решил именно так – «не понимаю». Не знаю, не вижу, не хочу, не вернусь. Тысячи острых «не» перечеркивают настоящее и вырисовывают в памяти прошлое. Желанное, дорогое, гаснущее. А этот блондин никак не друг. Соперник. Наруто вязнет в этой грязи отрицания, пытаясь докричаться или досмотреться. Саске должен отвернуться и уйти, оставив в памяти очередной кадр спины с фамильным знаком. Но он смотрит. Их взгляды самые долгие. - Не успеешь, уже не успел. - Да хватит, сколько можно! Счастливое детство с множеством родовых нюансов, которые заставляли стремиться к чему-то за гранью собственных возможностей. Ведь брат уже показал вершину этой грани, что остается делать второму ребенку. Первое дорогое прошлое – семья. Первая потеря – родители. Вызывающие попытки привлечь всеобщее внимание, пусть весь мир увидит, не иначе, к чему мелочиться, раз собственного личного мирка нет и в помине. Грани возможностей тоже нет, граница не определена, значит, можно идти выше вершин. Первое дорогое прошлое –седьмая команда. Первая потеря – Саске. Каждый новый слой правды – ложь. И путаясь в этих паутинах, цепляешься за единственно знакомое в прочем смраде. За боль. Пусть она служит оправданием, но не избавлением от того, чем пропитано все естество. Что брат когда-то оставил как цель и смысл жизни. За что приказал цепляться, ради чего велел идти вперед. Да все она, ненависть. И не важно, что зло рождает зло. Важно, что оно искусственно выращенное. А все неживое когда-нибудь ломается. А все живое умирает. Наруто вязнет, топчется на одном месте, сердце жжет невыполненная клятва, которая уже потеряла свой срок давности, постепенно перетекая из цели в мечту. И наоборот. После каждого долгого взгляда круг замыкается и перескакивает на новый виток. - Может быть, меня уничтожит кто-нибудь другой. Вот будет обидно. Ведь все ждут именно нашей битвы. Узумаки молчит, поджимая губы, а затем обезоруживает широкой улыбкой. - Не, только вместе, забыл? Забыл, что оставляет за спиной команду за командой. Объединяет людей, а потом закрывает за собой дверь, не прощаясь и не заботясь об их жизнях. Просто вернуть прошлое может лишь один человек. И это не Наруто. Просто излечить порой способна только смерть. И Саске видит, как деревни горят в черном огне Аматерацу. Слышит, как стонут невиновные, как кусают губы виноватые. И знает, что он может погасить негасимое. Наруто тонет, медленно, как в зыбучих песках. Достает из кармана перечеркнутый протектор и сжимает его в руке. - Итачи ведь носил, почему ты – нет? Отвечать, когда тебя спрашивают, необязательно. Саске опускает ладонь на блондинистую голову, больно стягивая пальцами кожу лба вверх. - Не успеешь, поздно. - Никогда не поздно, Саске. Мы живы. Не отступит. Упрямый. И Учиха резко надавливает на доверчивую макушку, погружая бывшего друга в черную грязь с головой. Чтобы не мог дышать, чтобы не мог говорить. Чтобы не мог видеть. Как за спиной гаснет пламя холодного огня. И как темные глаза предают равнодушие. Давит сильнее, чтобы вытолкнуть, наконец, из вязкой жижи, ниже, ниже, в прозрачную воду, в которой даже можно открыть глаза и увидеть небо, выныривая кончиками пальцев на поверхность. А потом и полностью, судорожно вдыхая свежий воздух с таким же усердием, с каким недавно пытался сделать хотя бы один шаг. Навстречу. А потом перед глазами проступает заплаканное лицо Сакуры, обеспокоенный глаз Какаши. Все в порядке, жив, рано еще. Слишком рано, еще столько нужно успеть. Наруто все уже решил. Наруто все понимает. И днем позже, стоя на краю между днем и закатом, он кивает заходящему солнцу, оранжевой полосой проникающему в темноту горизонта. - Я понял, Саске, ты боишься. И закрывает глаза, как подарок, ощущая наступающий полумрак. - Не бойся. Прикладывает ладонь к лицу, улыбается, взирая на погасший мир через указательный и средний пальцы. - Я успею.