Ночь у костра

Всегда Германия считал, что свалиться в реку может только полнейший идиот. А так как Италию он считал не идиотом, а просто никак не наиграющимся ребенком, то вытаскивать его из реки было весьма странным. Так или иначе, именно это Германии пришлось проделать всего пол часа назад: видимо, ночью Италия видел не очень и загадочным образом оступился с не очень-то и крутого берега холодной быстрой реки. К счастью, Германия в ту ночь стерег их с Японией маленький "лагерь" из одной палатки у костра и не спал, хоть ему очень хотелось: видимо, предчувствие его не подвело. И вот около полуночи он услышал крики со стороны реки, такие громкие и призывающие на помощь, что удивительно, как Япония не проснулся. Германия кинулся спасать это ходячее, точнее, в данный момент тонущее недоразумение, не раздумывая, и вот они уже сидели и грелись у костра насквозь промокшие, зато, если искать плюсы в ситуации, чистые. Точнее, грелся в большей степени Италия, а Германия пытался вытащить из палатки запасную сухую одежду, не разбудив при этом Японию. Продрогший от холодной воды и ночной прохлады, тот все же достал два комплекта одежды и плед, который пришлось скромно "одолжить" у Японии, о чем последний не подозревал в виду того, что крепко спал - очевидно, что замерзшему Италии он сейчас важнее. - Держи, - Германия перебросил одежду через костер на свой страх и риск (не хотелось, чтоб хорошая одежда попала в огонь), но Италия удивительно ловко поймал ее. Одобрительно кивнув, Дойцу полез обратно в палатку за чаем, который они специально оставили с вечера в термосе, и налил теплый, почти горячий напиток в одну чашку - для Италии. Ему, чтоб согреться, хватит переодеться в сухую одежду, а такие маленькие, худые, как Италия, быстро мерзнут и плохо согреваются. Германия скользит взглядом по такому хрупкому Италии, который переодевается на редкость медленно: то ли он все ещё не до конца проснулся, то ли руки все ещё дрожат от страха и неверия в то, что все позади и он в безопасности. Сам он переодевается быстро, по-военному, и отбрасывает мокрую одежду в сторону - днем на солнце сама высохнет. Туда же отправляется одежда Италии, который все ещё возится с непослушным замком синего кителя. Парень выглядит таким трогательным и беспомощным, что Германия, не выдержав, садится рядом и со вздохом помогает застегнуть замок, а затем отдает чашку с чаем и заботливо набрасывает на плечи теплый плед, пресекая слабые попытки Италии возражать: - Пей и грейся. Не вздумай мне отпираться, - сейчас, когда Германия пытался выглядеть строгим, у него ничего не получалось. Италия улыбнулся, взял чашку из рук друга, тихо пробормотав что-то наподобие "Спасибо", и коснулся губами гладкого края чашки, делая первый глоток. Однако ни он, ни второй глоток, ни целая чашка горячего чая не помогли парню согреться хотя бы немного. Худые плечи не перестают подрагивать, и Германии ничего не остается, кроме как притащить весь термос к костру, наполняя чашку новой порцией горячего напитка, и укутать Италию в плед плотнее, притягивая его к себе и обнимая с тихим вздохом. - Горе луковое, как тебя угораздило в реку-то свалиться? - негромко спросил Германия с теплом в голосе. Италия виновато опускает голову, а затем шепчет что-то на ухо другу и сам густо краснеет, а Германия начинает улыбаться, потрепав его по волосам. Поленья в костре потрескивают и разваливаются, падая на землю, и Италия вздрагивает даже от небольшого изменения в мерном потрескивании. Дойцу крепко держит его за плечи, и тому ничего не остается сделать, кроме как уткнуться в теплое близкое тело носом, безнадежно пытаясь согреться. Германия тем временем доливает ещё чая в кружку и отдает ее обратно, но Италия чуть заметно морщится. - В меня не влезает уже... - жалобно бормочет он. - Не хватало только, чтоб ты мне тут в походе заболел, так что пей, - так же строго приказывает Германия и делает глоток из чашки, которую Италия уже держит в тонких пальцах, - Фу, сколько Япония туда сахара кладет? Переслащеный ведь... - А я люблю сладкий чай, - заявляет Италия с улыбкой и делает ещё пару глотков из чашки, грея на ней ладони, и добро улыбается, ежась. - Все ещё холодно? - спрашивает Германия, нахмурившись, и Италия, видя это, смущенно мотает головой, хотя плечи его так же дергаются, а руки, как и лицо, не то чтобы холодные - ледяные. Тихо, чтоб не обидеть хрупкое чудо, хмыкнув, Германия обнимает его ещё крепче, незаметно доливая чай в его чашку - странно, как он ещё не закончился в бездонном термосе Японии. - Заметно - ты же трясешься весь, - Германия явно удивляется тому, как можно мерзнуть после нескольких выпитых чашек горячего чая, под теплым пледом да ещё и в крепких объятиях. Италия лишь пожимает плечами, закрывая глаза. В воздухе повисает молчание, и теперь ночную тишину нарушает лишь скрип кузнечиков, потрескивание поленьев в согревающем костре и надоедливо пищашие комары, которых Германия старался отогнать от засыпающего Италии. Он действительно начал засыпать то ли от усталости, то ли от разморившего тепла, то ли от равномерных приятных ночных звуков. Дойцу забирает чашку из его рук - не хватало только, чтоб он пролил его на себя и вдобавок ко всему обжегся, сам допивает сладкий чай, немного морщась и ставит его на землю рядом с собой. Италия поднимается уже сонно, даже не открывая глаз, и нежно целует Германию в щеку, бормоча какие-то слова благодарности, а затем затихает, уткнувшись ему в грудь, и засыпает в его объятиях. Германия улыбается, плотнее укутывая его пледом, усаживая себе на колени и двигаясь дальше от костра; сейчас он, как никогда, благодарен судьбе за то, что она свела его с этим чудо-недоразумением, что они отправились в этот дальний и опасный поход-разведку, что он сумел спасти Италию из реки, и, наконец, за то, что сегодня такая прекрасная ночь с потрескивающим костром, скрипучими кузнечиками, прохладным ветерком, и, главное, согревшимся спящим Италией рядом.