Вечное пламя

Изящная женская рука, касаясь фитилей тонкой бронзовой палочкой с язычком пламени на конце, зажигала свечи. Много, много свечей. Десятки, если не сотни. Конечно, обладательница сей длани могла бы зажечь их все просто прикосновением ногтя или даже силой мысли. Но таков был древний ритуал, смысл которого ныне знали немногие, и она намеревалась оставить его неизменным. Бесчисленные огоньки на уступах стен и полу, обрамляющие огромную чашу с ревущим огнём – это символ. Скоротечные человеческие жизни и вечное драконье пламя. Бронзовая палочка-зажигалка – тоже символ. Самый первый сплав, который научились выплавлять люди, дань памяти всем знаниям, что дали крылатые мудрецы. И ещё много-много всего, что не было известно даже тем, кто мнил себя знатоком старых времён, но только ей, ибо она осталась последней драконьей жрицей. Слишком тяжкая ноша для девушки, не прожившей и двадцати вёсен, но никто и никогда не спрашивал её, а она никогда не жаловалась. Убедившись, что среди неисчислимого множества свечей она не пропустила ни одной, служительница подошла к массивным деревянным дверям, закрытым на засов. Раньше то были настоящие ворота, покрытые резьбой столь искусной, что ни у одного человеческого короля не нашлось бы денег оплатить такую красоту для своего дворца. Но они сгинули, и теперь здесь стоит лишь большая двустворчатая дверь. Поднатужившись, девушка сдвинула засов – немножко, а потом ещё и ещё. Очень уж огромен этот брус – ещё одна слишком тяжкая ноша, но никто не должен помогать ей, потому что это тоже часть ритуала. И сейчас очень важно хранить его неизменным. – ...виноват? – стоило жрице потянуть за кольцо, как тут же в зал ворвался холодный ветер, неся с собой сверкающие алмазы снежинок, стелющихся по полу. Заметались в тревоге маленькие огоньки, но ни один не погас – эти свечи могли потухнуть, лишь сгорев дотла. Морозный порыв разметал тонкие ало-золотые шелка её одеяния, но девушка даже не поёжилась – её грело то, что было теплее любой шубы. Но даже если бы она могла мёрзнуть, вряд ли бы это её взволновало – куда важнее было услышать то, что говорил ждущий её за этими дверьми. – Никто. Или все. Мы все забыли, что драконы – это не только смерть с небес, непомерная гордость и жажда власти. Да. И люди, и драконы, – продолжал меж тем, глядя вдаль немигающими желто-прозрачными глазами, крылатый ящер. Служительница, почтительно склонив голову, слушала его речи. В конце концов, им осталось не так уж и много пробыть вместе. – Как скоро они будут здесь? – спросила она, когда поняла, что более продолжать дракон не намерен. Словно только сейчас заметив её присутствие, он повернул к ней голову, и это далось ему нелегко. Слишком долго сидел он на этом каменном балконе, думая свои мысли и смотря на неизменный пейзаж кругом – холод сковал мышцы, и шкура его покрылась льдом. Особенно много мелких сосулек скопилось на ноздрях и возле пасти, откуда вырывалось тёплое дыхание. – Как скоро? – дракон вновь посмотрел вдаль. Девушка хотела бы сделать то же самое, но отблески мириадов снежных зеркал её слепили. Только крылатые владыки небес могли столь прямо смотреть на эту феерию вечной зимы. Поэтому они так и любили высокие горы, где сама природа выступала против неосторожных и глупых людей, возомнивших о себе, что могут победить дракона. – Не больше минуты, – прищурившись, заявил ящер. – Минуты?! – ахнула жрица, превозмогая себя и перевешиваясь с балкона – но никого возле самых ворот древнего храма-крепости не было. – Подожди, ты уверен, что точно минуты? – переспросила она, зная о слабости своего собеседника. – А, как там у вас... Секунда, час, минута... Что, нет? Наоборот? Ну, тогда около часа, – поправился дракон, загибая пальцы вслед за названиями промежутков времени. – До сих пор путаюсь, – вздохнул он. – Нам, драконам, нет нужды в названиях для столь малых времён... Вернее, не было, – мрачно поправился ящер, вновь устремляя взгляд вперёд, где по старой дороге вползала наверх длинная чёрная цепочка. Совсем скоро в эти ворота постучат бронированные кулаки рыцарей и заскорузлые лапищи ополченцев. Слишком скоро, по мнению старого дракона. – Почему бы им просто не оставить нас в покое? – горько спросила девушка, словно продолжая его мысли. Её босые ноги уже по щиколотку были заметены переносимыми с места на место извечным горным ветром снежинками, но она не обращала на это никакого внимания. – Ведь мы совсем, совсем ничего не сделали... – прошептала она, и карие глаза наполнились бессильными слезами. Едва ли не впервые в её жизни. – Что поделать, малышка, что поделать, – вздохнул дракон. Несмотря ни на что, служительница нашла в себе силы гневно закашляться. – Ну да, да, всё время забываю, что ты по меркам людей уже вполне себе взрослая, – миролюбиво прибавил он, чувствуя тоску от предстоящей разлуки. И хотя для него она не продлится долго, ящер начал скучать заранее, чтобы хоть немного успеть это сделать. – Да... – ещё раз прибавил он, окидывая взглядом беспечно-белые снега. Совсем скоро на них прольётся много тёплой алой крови, но первая же вьюга погребёт эту память. И это будет так же, как случилось много веков назад. – Драконы забыли всё хорошее, что должны были сделать для людей, а люди забыли всё хорошее, что мы всё-таки сделали, – жрица так и не поняла, отчего у её старого друга и наставника слезятся глаза, от горести или от старости, но лишь почтительно наклонила голову, одновременно укрываясь от этого зрелища. Нет, не таким она хотела его запомнить – полузаметённым снегом, полувмёрзшим в лёд и камень и плачущим от старых ошибок. – Но чего можно ожидать от смертных, если даже мы, драконы, так и не сумели подавить в себе ярость и жажду власти? А ведь когда-то всё было иначе... Жаль, что ты этого не помнишь, – вздохнул ящер. Жаль, что она этого не помнит. Ей, знавшей об этих временах лишь по рассказам старых жрецов и самого дракона, оставалось только мечтать, представляя, как оно было. Как драконы обучили людей письму, счёту и дали основы других наук. Как рассказали, что прекрасные звёзды над их головами – вовсе не гвозди в хрустальном небосводе, а огромные пылающие шары раскалённого газа, плывущие в пустоте столь далеко, что даже им дотуда долететь не под силу. Что дышат люди лишь благодаря усилиям растений – от могучих дубов до травинок под ногами - и благодаря им же имеют всю пищу, ибо только растения умеют создавать новые вещества. Они рассказывали много всего, и никто не знал, откуда это известно им, а драконы только ухмылялись себе в чешую. Они наставляли людей, учили их своему бесконечному познанию мира... Но разве есть лучше способ позаботиться о ком-то, чем поработить его? И вот мудрое наставничество превратилось в жестокое владычество и безраздельный культ... И, конечно, однажды люди начали сражаться за свою свободу. Сначала неудачно, а потом... В конце концов, они действительно многому научились. – Готовы ли вы уйти? – спросил наконец дракон, первым нарушив возникшую тишину. – Все уже ждут у дверей, – служительница грустно обернулась назад к залу, где привычно горели свечи и ревело пламя. Как же она оставит этот священный зал, где многие года её предшественники служили самому большому дару, которым драконы поделились с людьми – Изначальному огню, что мог разгореться в любом достаточно пламенном сердце и вольной душе? – Осталась лишь я, – бессмысленно уточнила она. Да, скоро она спустится и поведёт последних оставшихся огнепоклонников вниз, к людям. Она будет идти впереди всех в одних лишь своих шелках и босая, ибо ей, несшей в себе священный жар, не страшен никакой мороз. Их неправильно называли драконопоклонниками – они просто ценили то же, что и драконы, и были благодарны им за наставления, не больше и не меньше. Правда, кто теперь станет их слушать? Но если бы... – Нет, ты не останешься! – ящер не умел читать мысли, но он знал этот умоляющий взгляд – так девушка смотрела на него, когда в очередной раз принималась умолять его позволить ей принять этот последний бой вместе с ним. Ибо это совершенно правильно, если с последним оставшимся драконом умрёт и последняя драконья жрица... Во всяком случае, так думала сама служительница, давным-давно не считавшая нужным сражаться за эпитет "огненная" перед своим саном. Пожалуй, это было единственное отступление от традиций, которое она себе позволяла. – Но что же... что же мне делать? Что нам делать?! – в отчаянии спросила девушка. Ответственность за всю их небольшую общину тяготила и пугала её. Она считала себя способной лишь хранить старые традиции и знания, но не отвечать за всех мужчин, женщин и детей, столь опрометчиво вверивших себя последней из жриц Изначального огня. К счастью для остальных, она была способнее, чем думала о себе. – Спускаться вниз, искать себе место среди обычных людей, – спокойно, даже почти равнодушно ответил дракон. Ему была неведома паника, а давать ответы на вопросы стало столь же естественно, сколь и дышать. – Помнить правду. Да, это очень важно – помнить правду. Впрочем, ты сама понимаешь, что ты не должна ничего проповедовать, – внимательно посмотрел на неё ящер, зная, сколь предана своему делу его подруга и воспитанница, и он боялся, что однажды это может навлечь на неё большую беду. Хотя... уже навлекло, если быть честным. – Но... Но как же остальные узнают правду, если я буду молчать? – совершенно растерялась девушка. О, она понимала, что это может быть слишком опасно... Но разве истина не стоит того? – Разве моя миссия – не защищать правду? – Видишь ли, правду не нужно защищать, – приблизил свою морду к её лицу дракон, и десятки отражений жриц в сосульках недоумённо моргнули, услышав столь странную для себя вещь. – Однажды правда приходит и сама всех побеждает, ибо таково её свойство. Если же этого не случается... значит, плохая правда, – смятённая, девушка оглянулась по сторонам, но никто так и не дал ей разъяснений, а сама она была ещё слишком молода и горяча, чтобы осознать: иногда лучший способ защитить свои убеждения – вообще не ввязываться в драку. – Надеюсь, однажды я пойму, – пробормотала она, отводя взгляд от своих бесчисленных отражений во льду. – Обязательно, ты всегда была умной девочкой, – пообещал ей дракон. Теперь он тоже оглянулся, чтобы бросить последний взгляд на старый зал со свечами. Его всегда занимал вопрос, что же лучше – медленно тлеть, как драконы, самим своим существованием замедляя ход времени, или же быстро сгорать, как люди, оставляя после себя воспоминание о яркой вспышке и тепле? Вряд ли ему удастся найти ответ за тот недолгий срок, что ещё остался, но, быть может, кто-нибудь... Ведь в отличие от девушки ящер знал, что он не последний, и там, далеко, живут другие... Это давало надежду. И не было ничего прекрасней этого. – А теперь – иди. Чем раньше уйдёте, тем дальше вы будете и тем спокойней будет мне, – эти слова сопровождались ужасным хрустом – впервые за долгие годы дракон пошевелил своими крыльями, и теперь лёд, опрометчиво считавший, что навсегда сковал повелителя небес, с отчаянием трескался, осыпаясь стеклянной крошкой. – Да и вообще, не следовало тебе столь долго задерживаться здесь, – укорил он жрицу, с наслаждением распахивая крылья и чувствуя, как холодный ветер обдувает перепонки. Дракон сам лишил себя полёта, погружённый в меланхолию и сожаления, но теперь это всё было забыто. Теперь наконец появилась цель. Пусть и последняя в жизни. – И бросить тебя здесь ждать одного?! – ужаснулась девушка, машинально отступая на два шага назад с первым хлопком гигантских небесных парусов. – Не бросила, молодец. А теперь, иди – я оставлю вам как можно больше времени... И как можно меньше преследователей, – пообещал дракон, теряя терпение и подгоняя нерешительно застывшую девушку. Ей всё ещё казалось невозможным позволить себе спастись такой ценой, но... Он не стал её спрашивать, а просто взлетел, взметнув вихрь снежной крошки. И вдруг она на мгновение почувствовала озноб, пришедший откуда-то изнутри. Когда она проходила по залу, в нём уже не было ревущего пламени, а свечки тухли одна за другой, подчиняясь леденящим порывам горного ветра. Больше не было необходимости в символах. Больше не было необходимости в традициях. Разом прежний смысл жизни стал стоить не больше, чем улетучивающийся дым. Вереница закутанных в меха и тряпки людей потянулась вниз, следуя за своей изящной предводительницей, одетой так не по погоде. А над крепостью-храмом, столь же старым, как и нарушенный договор с людьми, заложил последний круг дракон, и его прощальный рёв долго гулял эхом над горами, пока не сменился эхом из крика и стали.