***
Время шло. Война продолжалась. Племена не уступали друг другу. Казалось, само Звёздное племя раскололось на четыре непримиримых лагеря и ведёт своих земных сыновей в бой. Он обычно отстранялся ото всех, пугаясь воинственного вида котов. Грязные, ободранные, тощие воины племени продолжали упорно отстаивать интересы своего предводителя в кровопролитных битвах. Его же война словно не касалась - черепаховый котёнок с молчаливым любопытством смотрел на тела котов, что порою приносили с боя соплеменники, слушал отчаянный вой близких погибших и тяжело раненных, тенью сидел в стороне, бессильно пытаясь понять значение слова "смерть". А сегодня узнал, найдя в грязи у детской мёртвого мотылька. Он не знал почему, но безжизненное тельце насекомого внушило ему больше грусти, нежели вереницы трупов, что он наблюдал всё пять лун своего существования. Каким бы дурачком котик не казался, но из уст матери он понял, что значит война племён. Коты дерутся за свои интересы, дичь, землю, умирают в боях. А мотылёк ни с кем не дрался. Просто его прибило вчерашним дождём. Оруженосцы тренировались прямо в лагере. Выходить было опасно, никто не мог поручиться, что за пределами обиталища племени не прячутся лазутчики; даже охотники выходили в составе боевого отряда. Тренировка шла всерьёз, ученики даже не пытались красоваться, не обращая внимания на подросших котят, что с интересом наблюдали за их действиями. А он не интересовался учебным боем, что затеяли оруженосцы. Трое его ровесников сторонились странного пестряка, что совсем, казалось, не замечал реальности вокруг. Он и сейчас сидел в стороне, изучая что-то втоптанное в грязь поляны. На мордочке котёнка застыло непривычное скорбно-удивлённое выражение. Уже давно никто не обращал на странного котика внимания: пусть делает, что хочет, лишь бы под лапами не мешался. Котёнок осторожно поддел хрупкое тельце, словно в последней надежде, что тот отряхнётся и полетит. Но ничего не произошло, одинокий котик молча закопал мотылька и вернулся в детскую, где ждала давно равнодушная мать.***
Луну спустя ему пришлось выйти из детской палатки навсегда. Назначенный котёнку наставник не был рад, в отличие от самого новоявленного ученика: он ждал чего-то от матёрого воина, которого с самого начала побаивался. После первой же тренировки черепаховый оруженосец потерял интерес к занятиям. Племя окончательно записало пёстрого в беспросветные дураки. Ученик не проявлял интереса ни к наставнику, ни к другим оруженосцам, всё чаще ища повода уединиться или поиграть в одиночестве. Когда кто-то пытался заговорить с ним, котик поднимал на собеседника полные надежды глаза, смущая очерствевших за долгую войну воинов, а затем, видимо, не дождавшись того, чего хотел, снова впадал в апатию. Апатия стала верным спутником молчаливого ученика. Котик послушно выполнял данные ему поручения, не перечил взрослым, но наотрез отказывался идти в бой. Угрозы не делали своего дела - ученик ещё сильнее замыкался в себе, словно отгораживаясь от мира и не слыша разъярённого наставника. Его оставили в покое. Решили не тратить сил. А ученик снова отправился на поиски чего-то столь для него важного. Это случилось тогда, когда отчаявшийся научить оруженосца хоть чему-то наставник решил, что лучше пусть ухаживает за старейшинами и больными, чем мешает ему заниматься своими делами. Котик был даже рад. Ничто не радовало его так, как редкая благодарность со стороны тех, за кем его посылали ухаживать. Вот и сегодня он привычно зашёл в палатку старейшин, чтобы перестелить подстилки. Взгляд сразу упал на Неё. Она была единственной, кто не обратил на его появление никакого внимания, словно не слышала, как он вошёл, таща за собой комок мха. Под грязью угадывалась белая шкурка, тонкие уши просвечивали розовым даже в сумраке палатки. Он не помнил, чтобы хоть раз встречался с ней хотя бы взглядом. Она словно явилась из неоткуда именно в тот миг, когда он зашёл. Хотелось спросить, кто она, но его пугали суровые взгляды старейшин, что не собирались долее ждать нерасторопного оруженосца. К её подстилке он нарочно подошёл в последнюю очередь, осторожно попросил освободить место, чтобы он смог закончить работу. Кошка откликнулась лишь на второй раз, испуганно оглянувшись на него. Кот удивился. Она была молода, старческая дымка не тронула прозрачно-голубых глаз. Так что же она делала в палатке старейшин? Ответ пришёл незамедлительно. - Говори громче, можешь наклониться к уху - я не слышу тебя. Он удивлённо сморгнул. Не слышит? Только поэтому её списали со счетов? Тем временем она спокойно встала с подстилки, сев рядом, странным полушёпотом попросилась помочь ему. - Я ещё не совсем одряхлела, ведь так? - она словно сама нарочно старалась говорить как можно тише. Голос был мягок, он чем-то подкупал ученика, прогоняя примостившуюся в груди апатию. Что-то было в этой кошке. Глядя на окружающих его соплеменников, он остро ощущал, что чего-то в их реальности не хватало. Он пригляделся к белой кошке. Есть ли в ней это? Он ещё не знал. Но чутко отмечал отношение старейшин к ней - оно было подобным тому, как смотрели и на него самого. Значит, она должна быть похожа на него... но чем? Котик упрямо не сводил взгляда с неё, пытаясь осмыслить происходящее. Она смутилась. Кот неловко обнюхал её бок, испуганно отдёрнулся прочь, глядя на прижавшую уши кошку. Замер на миг, ожидая дальнейшей реакции. А кошка неуверенно усмехнулась, возвращаясь к подстилке. Выйдя из палатки он понял, что забыл спросить её имя. Но он не станет возвращаться. Он будет звать её по-своему. Это станет его маленькой тайной, а она - его Сокровищем.***
Война кончилась утром. Он был оглушён и подавлен этим странным событием. Обилие радости среди серого света, такой же серой грязи и отвыкших от ликования мордочек соплеменников, что сливались теперь в единую разношёрстную массу в сетке шрамов. Он не верил. Как и все вокруг. Он ходил по лагерю, невидящим взглядом рассматривая котов и кошек, что только и говорили, что об успешном окончании многосезонной бойни. Сокровище была среди них и также радовалась. Он не понимал. Он потерялся и пытался понять, как может уйти такой большой кусок жизни. Формальности ради его, вместе с подросшими более младшими оруженосцами посвятили в воины. Зачем? Кот не знал. Но все радовались, и эта радость была более искренней, чем пустые, механические улыбки, застывшие среди поредевшего племени утром. Ночь прошла незаметно, в мучительных думах. А следующее утро подготовило ещё один сюрприз. Он не был готов к миру. Кот боялся, не зная, чего ждать от нового времени. Граница теперь дальше от лагеря? Но как? А за кустами никто не прячется? Быть этого не может... Он не мог привыкнуть, а вокруг только смеялись: что с дурака взять? А кот боялся выходить из лагеря, как если бы враги снова зажали племя в кольцо, оставив голодать в палатках. Сокровище всегда слушала его. Они часто сидели в опустевшей палатке старейшин, прижавшись друг к другу. Он рассказывал ей на ухо, всё, что только мог придумать, а она также тихо иногда отвечала, иногда смеялась, смущая его, и тут же замолкала, испуганно глядя на него поразительно голубыми глазами. А теперь? Что будет теперь? Сокровище всё также жила в той палатке, также выходила только поесть и погреться на редком солнце. Он теперь воин. А она кто? Ненужная племени кошка. А он нужен? Он собрался с мыслями, неуверенно сделал шаг к палатке старейшин. Потом ещё один, уже уверенней. Кот не помнил, как оказался у входа и тихо окликнул подругу. Потом вспомнил, окликнул громче. Белая кошка сонно зашевелилась на подстилке, подняла голову, навострив слабые уши. Через мгновение она напугала его радостным восклицанием, подскочила на месте и подбежала к нему. - Я думала, ты тоже меня забыл... Тоже... Слово больно резануло что-то в его груди. Кошка неуверенно отступила от него, удивлённо глядя широко открытыми глазами на изменившуюся мордочку. Он запомнил новое чувство, аккуратно сохранил внутри себя, и только после этого вернулся к своей подруге. Хотелось кинуться вперёд, прижаться к мягкой грудке, что он и сделал, неумело мурлыча и щурясь от хлынувшей ответной нежности. Да, война кончилась. Но его это больше не касается. Молва шла самая разная, иногда даже было интересно слушать. Но пришлось познать злость. Он не хотел делить с кем-то ещё своё сокровище. Он не знал, издеваются соплеменники или действительно хотят присвоить себе её. Он знал только, что их когти острее, как и слова. А Сокровище стала ближе. Её всегда было мало, но она охотно делилась собой. Он не мог уже понять, кто за кого цепляется, боясь потерять. Молва могла бы стать правдой. Но всё повернулось иначе. Ненужная кошка приглянулась сильно одряхлевшей целительнице. В частых встречах она объяснила ему, что обычай не позволяет ей заводить семью и он должен уйти. Он не понял. Не понял, зачем ему "семья". А она разрешила остаться. Целительница сначала не одобряла ни общения, ни постоянного его присутствия в палатке. Потом привыкла, потом привязалась. Он носил еду, помогал с травами, а когда звёзды призвали старую кошку, разбавлял одиночество оставшейся ученицы. Сокровище не пускала его за собой на собрания целителей, а он всю ночь не смыкал глаз, верно ожидая у входа в палатку. Воины продолжали смеяться, но привычная апатия стала защитой. Она удивлялась, узнавая, как он беспокоился за неё. Успокаивала, рассказывала про других целителей, иногда, по секрету, говорила о своих снах. Он внимательно слушал, впитывал её и её голос, запасался до следующего раза. А когда она снова уходила, оставался молить звёзды, чтобы с ней ничего не случилось по дороге. Повторял их разговоры, воображая её рядом с собой, тоскливо ходил перед входом в палатку, по звёздам определяя время. Она всегда возвращалась с рассветом. А он всегда бежал навстречу, чтобы убедиться, что ему не пригрезилось в игре бликов нового солнца. Выходили из палаток и заспанные соплеменники. Но что для него их новый осуждающий смешок, когда Сокровище снова рядом?***
Но однажды она не пришла. Он продолжил ждать, хотя было далеко за полдень. По племени прошёлся странный пугающий ропот. Что-то снова говорил со своего места предводитель, возмущённо отвечали ему коты. А он всё ещё сидел у палатки, не понимая, что снова происходит. Мир менялся стремительно, как никогда. Он понял значение слов вожака, когда патруль принёс его тело назад в лагерь вечером. Было ощущение, что всё это уже было раньше. Кот в недоумении снова смотрел, как товарищи, как много сезонов назад, приносят домой тех, кто ещё утром был жив и весел. Он удивлённо оглядывал себя, своих сверстников, чтобы убедиться, что время не повернулось вспять и они не котята, а дни мира не были сном. Но откуда снова стойкий запах крови и столько раненых? Он снова принялся ждать. На второй день неуверенно заглянул в палатку целителя: вдруг она прошла мимо, не заметив его? Потом проверил старейшин, но белой кошки не было видно и там. Он вернулся, чтобы ждать. Ничего другого он придумать не мог. А ведь шёл третий день. На четвёртый, к вечеру, снова вернулся боевой отряд. Он почему-то поднялся, чтобы взглянуть на вернувшихся. С ними снова были убитые и раненые, почему-то привлекшие у кота больше внимания. Он чуял, что ожидание скоро прекратится. - Эй, пёстрый! Не это ли ищешь? Он не сразу понял, что звали его. Его редко звали, а сейчас он вовсе этого не ждал. Воин, окликнувший кота, отошёл в сторону, и он смог увидеть, почему тот его позвал. Лапы сами понесли в сторону знакомого белого меха, потерявшего тёплый, желанный запах. Родные разбирали павших, чтобы почтить их память. Он, как всегда, сидел в стороне, изучая что-то брошенное в грязь поляны. На мордочке застыло непривычное скорбно-удивлённое выражение. Он осторожно поддел хрупкое тельце, словно в последней надежде, что она поднимется и снова приветственно прижмётся тёплой щекой к его плечу. Но ничего не произошло. Он не верил. Это не она. Она не может лежать в грязи, словно незамеченная растоптанная дичь, в этой ужасной, неестественной позе. Впервые из груди вырвался сдавленный крик, обращённый не то к подруге у его лап, не то к закрытым тяжёлой пеленой звёздам. В следующий миг его словно отбросило от мёртвого тела, кот кинулся прочь из лагеря с неожиданной для него прытью. Никто не обратил внимания: пусть делает, что хочет, лишь бы под лапами не мешался. Это не она. Она где-то тут, рядом, не там. Там - ненастоящая. Не она... Кислая земля звонко чавкала под лапами. Он шёл вперёд, испуганно оглядываясь по сторонам, срывался на бег, отчаянно петляя между стволами. Звал как можно громче, зная, что она возможно его не услышит. Ему было страшно. Откуда-то сбоку слышалось глухое ворчание чудовищ Двуногих. Он всё звал, прислушивался, искал в сыром воздухе её запах, разглядывал грязь под лапами, силясь найти её следы. Она исчезла. Его сокровище исчезло. Он снова позвал её, надеялся. Начинал накрапывать дождь Морось застилала взгляд, но глаза настойчиво искали белоснежную шкурку. Слух был настроен исключительно на мягкий тихий голос. Ночь казалась бесконечной. Он устал, устал до такой степени, что в любое мгновение мог упасть в грязь и навсегда слиться с разноцветной лесной подстилкой, ведь сил для того чтобы встать у него не останется. А он не мог этого допустить. Он должен её найти.***
Дождь кончился к рассвету. Он никогда ещё по-настоящему не видел рассвет. Он вообще мало представлял себе солнце, зная его только по тёплым бликам среди трав, что пробивались в лагерь через густую листву. Его лес, такой большой и страшный, отсюда казался не больше островка мха. Откуда-то кот знал: там её нет и больше никогда не будет. А где будет? Он не знал, но уходил всё дальше, не глядя на дорогу. Мир оказался большим, а горизонт слишком далёким.