Исцеление

      Зимой уснувший под снегом лес навещали лишь воины, стражи границ и охотники. Подданные Трандуила перебирались на житье в цитадель. Места хватало всем. На верхних ярусах, рядом с Золотым Залом и под ним, находились светлые жилые покои, палаты врачевания, зимний сад и хранилище пергаментов. Здесь же были королевские чертоги, где каждое утро и каждый вечер Владыка Трандуил выслушивал доклады дозорных и распорядителя дворца. На средних ярусах размещались кузни, оружейные и сокровищница, баня, кухня и кладовые. Самые глубокие и дальние пещеры отведены были под темницы и винный погреб.       Лекарская и палаты врачевания занимали одно из лучших помещений, и вряд ли даже королевские покои были уютнее. По мнению целителя Голудира, это место отлично подходило для хранения снадобий, заготовленных корений и трав. Здесь всегда было светло и сухо, зимой сохранялось тепло, а летом веяло прохладой. В палатах врачевания, смежных с чертогом травников, раненых никто не тревожил. Лишь изредка из зала рукодельниц доносилась тихая песня.       По давней традиции эльфы занимали покои вблизи тех мастерских, где больше всего пригождались их знания и искусство. Дворцовые стражи жили в помещениях дозорных сторожек, мастерицы-вышивальщицы - неподалёку от зала рукодельниц, лекари - вблизи палат врачевания. Тауриэль, ставшей целителем, предоставили один из свободных покоев, назначенных для учеников лекарей. Прежнее её жилище, как и у большинства стражей, располагалось поблизости от одной из дозорных сторожек. Небольшой покой, из тайного окошка которого был виден лес, принадлежал ей более чем две сотни лет.       Тауриэль привыкла к своему жилищу, хоть и бывала там довольно редко. В сторожке ярусом ниже оружие соседствовало со снаряжением, там же после дозоров устраивали дружеские пирушки с песнями подруг-лучниц, стуком Лесных Костяшек**, рассудительными и не очень речами. Часто к стражникам присоединялся и принц Леголас. Однако со сменой занятия должен был измениться и привычный уклад жизни, и Тауриэль не могла не сожалеть о том.       Пировать с друзьями-стражниками теперь не доводилось. Воинам хватало забот помимо бдительной охраны границ и лесных троп. Каждую зиму пауки засыпали до весны. Оставив тенета, твари рыли убежища у подножья Эмин Дуир или прятались от холодов в пещерах, заложив ход в убежище камнями и мхом. За время паучьей спячки подданным Эрин Гален нужно было успеть расчистить завалы, убрать труху и гниль, постараться сберечь от хворей здоровые деревья и уничтожить как можно больше тенёт, пока в них не стал собираться снег. Кроме этого, следопыты искали по следам на первом снегу паучьи норы. Обнаруженное логово замуровывали, чтобы паук не выбрался из него весной. Найти удавалось многие убежища, но не все. Приходилось торопиться, пока большие снегопады не замели следы. Бывало, хитрые твари прокапывали запасные ходы, и тут выручали ловушки, капканы и паучьи ямы. К весне большинство отродий Унголианты издыхало, но, несмотря на все усилия, некоторые все же возвращались, плодились и заново заплетали лес паутиной. Зимой жители Эрин Гален отодвигали паучьи владения к горам, а весной приходилось бороться с неотвратимым возвращением тварей.       Многие подданные Трандуила большей частью вели мирную жизнь, но каждый умел обращаться с оружием, чтобы при надобности биться с врагом до последней капли крови. Даже повара управлялись с кинжалами в рукопашной не хуже, чем с разделочными ножами. Тем не менее, и стражи, возвращаясь из походов, вспоминали умения плотников, кузнецов и садоводов, таланты резчиков по дереву или камню. Время от времени каждому хотелось отложить оружие, и всякий трудился на благо Эрин Гален, применяя свои знания. Из-под ловких пальцев швей выходили легкие, прочные и немаркие одежды. Ощутимая, воплощенная мастерством красота. Вышивальщицы выполняли самую тонкую и искусную вышивку и могли поспорить за первенство с мастерицами Лориэна. Узоры украшали золотыми, серебряными нитями, перламутром раковин с берегов Андуина и даже радужными жучиными крыльями. Тауриэль казалось, что это самое трудное и кропотливое занятие из всех, но, приступив к обязанностям целителя, она переменила мнение.       Капитану стражи приходилось бывать в палатах врачевания не как ученице. Выбрав стезю воина, Тауриэль заглядывала туда перед вылазками в лес. Пополняла запас лекарственных снадобий, а после, если требовалось, залечивала раны и укусы. В другое время стражница охотнее упражнялась с луком и кинжалами, чем осваивала тонкости врачевания. Обращаясь к стихии исцеления, она полагалась на чутьё, зная только одно заклинание. Дар ее был удивительным: обычно воины не могли врачевать силой духа. Исключения встречались редко. Молва утверждала, что Владыка долины Имладрис, лорд Элронд, владеет таким даром, а легенды упоминали Белега, прозванного Могучим Луком, воина древнего Дориата. Целители не брали в руки оружия и даже не охотились, но Ид* и Олфаннор** слышали Тауриэль, и воительнице всегда удавалось остановить кровь, замедлить действие яда или облегчить боль от раны. Она считала эти навыки достаточными, а лучшее применение для них видела на поле битвы, после того, как оружие сделало свое дело. Прежде стражница не предполагала, что кинжалы придется отложить, а знания о составлении лекарственных снадобий понадобятся и ей. Жизнь воина увлекала её больше обязанностей ученицы в палатах врачевания. Голудир, последний целитель Эрин Гален, не раз совестил Тауриэль, что однажды она пожалеет о небрежении к тонкостям лекарского дела. Так оно и вышло.       Многое в целительском деле Тауриэль приходилось постигать с самого начала, по книгам. Ради этого на время пришлось оставить привычные тренировки с кинжалами. К счастью, в Эрин Гален осталась одна из учениц Голудира и можно было заручиться её помощью. Лекарка Айвен напоминала Тауриэль лесную птичку, что тревожно следит за куницей, слишком близко подобравшейся к гнезду. Невысокая проворная эллет с медовым оттенком волос и кроткими карими глазами посматривала на грозного капитана стражи настороженно, но охотно отвечала на все вопросы. Тауриэль слушала пояснения внимательно, отвечала любезно и с благодарностью, и дело пошло на лад.       Лекарское мастерство требовало внимания, терпения и усидчивости. Чтобы не унывать, Тауриэль представляла, что находится в засаде с особым заданием. Благодаря этому незнакомая наука постигалась легче. Бывшая стражница запоминала расположение утвари, книг, заготовок и снадобий, как позиции войска на поле боя. Названия лекарственных трав, кореньев и ягод представлялись ей именами воинов в отрядах, а очередность составляющих в снадобьях — боевыми построениями.       Битва Пяти Воинств нанесла воинству Лесного Королевства значимый урон. Каждое утро начиналось с обхода раненых: им меняли повязки, подносили снадобья, готовили еду и питье, подбадривали добрым словом и разговором. Затем наступало время для пополнения запасов лекарств, что тоже требовало приложения сил целителя. В чертогах травников изготавливали также мылкие снадобья и настои для поддержания чистоты тела и жилищ. К вечеру в палаты врачевания заходили распорядитель Гэлион или воины дозорных отрядов. Как и сама Тауриэль когда-то, отправляясь в лес, они пополняли запасы корпии и противоядий, а по возвращении, случалось, приходили за помощью. Забот хватало на десятерых. Силы неопытной целительницы иссякали к закату быстрее, чем у воительницы в дозоре. Однако скоро обнаружилось, что врачевание дается все легче и легче, как если бы вспоминалось давно узнанное, но забытое. Стоило взглянуть на страницы пергаментов и книг, как строчки ложились одна к другой, рассказывая о смысле до того, как прочитаны слова. Нужные заклинания всплывали в памяти сами собой, и даже почерк изменился, став более изящным, беглым и легким, схожим с тем, каким в старинных книгах были сделаны многие записи.       Помощь воспоминаний пришлась кстати и даже нравилась. Все чаще врачевание ощущалось занимательным и близким по духу занятием. Кроме того Тауриэль обнаружила, что может представить темные склоны Эмин Дуир, покрытые ельником, тайные тропы и пещеры, точно исходила черные горы вдоль и поперек. Теперь они звались Эмин-ну-Фуин. Не Темные горы, а Горы-Под-Тенью, и даже живучие ели не росли больше на их отрогах. Тауриэль сознавала, что сможет указать каждый укромный уголок, пригодный для паучьего логова, и верила, что еще применит эти знания с пользой. Теперь стражница ощущала Тень Дол Гулдура, как затаенное недоброжелательство, пристальный взгляд в спину или холодное дуновение ветра. Когда-то Зло из черной крепости обратило владения Орофера в пустошь. Оно и теперь иссушало землю не по-южному холодными ветрами, отравляло воду и калечило зверей и птиц. Зло из Дол Гулдур было неизъяснимым, куда более ужасающим и разумным, чем пауки. Признав это, Тауриэль не раз мысленно поблагодарила короля Трандуила за пресечение её глупых намерений потягаться с тёмной силой.       Скорые успехи в изучении лекарского дела позволили вернуться к тренировкам. С кинжалами в руках Тауриэль чувствовала себя прежней, но даже привычное занятие не могло развеять тревогу. Отличить память собственного разума и тела от нежданно приобретенной становилось всё сложнее. Прошлое казалась темной гладью реки, когда под солнечными лучами она открывает доселе неведомую глубину, камешки на дне, юрких цветных рыбок, длинные пряди водорослей и нити ила. Стоило взять в руки или взглянуть на привычную вещь, заговорить со знакомым стражником, как известные истории преображались деталями, каких не знала и не могла знать юная эллет. Тауриэль могла представить Леголаса ребенком и описать его отроческие шалости, будто видела их воочию. Она могла рассказать, как выглядели южные владения короля Орофера до власти Тени. Знала, где за отрогом Эмин Дуир росли цветы и травы, что теперь радуют взор лишь в королевском саду.       Вместе с событиями вспоминались звуки, запахи и чувства. Теперь, глядя на подруг-лучниц и собственное оружие, стражница ощущала сожаление той, которая знала - девы всегда предпочитали заниматься ремеслами и искусствами, а не сражениями. Тауриэль слышала, что после битвы Последнего Союза войско Эрин Гален сократилось почти на две трети. Осиротевшие жены и дочери пожелали учиться сражаться, чтобы защищать королевство. Король Трандуил внял их просьбам, но госпожа Эрин Гален не одобрила его решение. Ученица Голудира тоже смотрела с сожалением, замечая, что новая целительница прихватила на прогулку лук и кинжалы. Тауриэль понимала, почему. Девы эльдар в других землях жили мирно. Возможно, оттого за пределами владений Трандуила его народ считали менее мудрым и более вспыльчивым. Отныне сожаление королевы закралось и в сердце Тауриэль, но по-прежнему она была уверена в выборе и благодарна королю за возможность защищать свой дом.       Зима близилась к середине. По просьбе правителя Дейла король дозволил Голудиру и его лекарям остаться в городе эдайн до весны, чтобы обучить их врачевателей и помочь справиться с увечьями и болезнями. Тауриэль не тяготилась своим положением, но ожидала возвращения к обязанностям капитана стражи. Все чаще она ловила себя на мысли, что хотела бы говорить с королем каждый день, как раньше. Даже если придется всего лишь докладывать о дозорах и стычках с пауками. Прежде Тауриэль испытывала робость, вступая в королевские чертоги, и мало ценила возможность быть ближе, пока не лишилась этого права. Кроме принца Леголаса и распорядителя Гэлиона, милости говорить с Трандуилом лично удостаивались немногие. Начальники стражи докладывали о дозорах. Отличившиеся в бою получали приглашение отобедать в беседке, где обычно трапезничал король. Остальные могли обратиться к нему с просьбой во время приемов для подданных. Ни больших заслуг, ни просьб, ни жалоб целительница Тауриэль не имела.       Изредка ей доводилось пересечься с королём взглядом на больших пирах в Золотом Зале. Они не перемолвились ни словом за три десятка дней, но воспоминания рассказывали Тауриэль о Владыке больше, чем слова, вытесняя даже тревогу о Леголасе, все еще не вернувшемся с границ. Незримое участие короля чувствовалось повсюду и во всем, что так привычно и любимо его подданными. Стражница Тауриэль знала, как стремителен и ловок он в бою, как бывает холоден и суров его взгляд. Целительница Тауриэль могла рассказать, как бывает весел его смех, лукав взор и что ее сердце замирает, когда удается заметить редкую улыбку короля. Сын Орофера всегда смотрел на мир, желая узнать его тайны. Ценил красоту, созданную стихиями, и труд, вложенный в красоту рукотворную. Он умел подмечать детали, видел за словами суть и признавал их силу. Король Трандуил слыл язвительным острословом и сейчас, а в былые годы назвал легендарного Берена именем Камлост — “пустая рука” — и за сыном Орофера это повторили другие. Память дразнила, рассказывая, каким он был раньше, давно, до рождения Тауриэль, и новый образ привлекал всё сильнее. Бывшая стражница чувствовала смятение и надеялась, что очарование развеется, когда придется увидеть Владыку и вновь услышать его бесстрастный голос. Воспоминания рассказывали о многом, но не давали ответа - что делать? К кому обратить вопрос, когда и в книгах целителей нет подсказки? Мысли об этом лишали покоя и сна.

***

      Тауриэль лежала в постели. Хотелось забыться и ни о чем не беспокоиться, но сон не шел. Из-под прикрытых век целительница следила за игрой лунных бликов в витражной розетке на потолке. Искусно направленный извне свет создавал впечатление, что за цветной слюдой колышутся ветви и листья. Блики и тени то скользили друг за другом, то замирали. Их движение завораживало. Воинам не так уж часто доводилось проводить ночи в постели, не то что целителям, а ведь это простое удобство столь приятно. Нужно лишь смежить веки, насладиться расслабленностью тела и обнимающим теплом шелковистых тканей…       Постель мягко прогнулась, и кто-то осторожно лег рядом. Сердце забилось в груди тяжеловесно и оглушающе от страха, но сонная слабость удерживала, как путы. Не подняться, не дать отпор, как должно воину. Глаз и то не открыть. Но странная убежденность, что ночной гость не причинит вреда, убаюкала страх. Тауриэль не видела, но знала - пришедший смотрит на неё, устроившись рядом.       — Всё еще спишь? — он склонился к её лицу, и дыхание коснулось губ, заставив улыбнуться ожидаемому поцелую.       Нет, Тауриэль не спала. Она узнала голос и не удивилась ответу своего тела. Дыхание теснилось в груди от ощущения поцелуев на разгоряченной коже. Прикосновения смелых рук были приятны и знакомы. Так дразняще легки, что кажется, это объятия лишь мягкого покрывала, но жар смущения обжигал щеки по-настоящему. Желание прокатывалось по телу волной. Тауриэль не успела задуматься обо всем, что чувствовала. Жар сильного, гибкого тела рядом, вкус поцелуев на губах и мягкость пряди волос, щекочущей обнажённое плечо - всё реально. Он пришел! Вернулся к ней, зная, как она измучилась, как скучала и ждала. Как давно они не были вместе! Но усталость слишком тяжела, и сил едва хватит, чтобы преодолеть оцепенение. Ощущения закружили, как стремнина, утянули прочь от желания понять — как все происходящее возможно?       — Открой глаза, — попросил голос короля, но её веки едва дрогнули, преодолевая сонную тяжесть. Сквозь дремоту Тауриэль протянула руки, чтобы успеть удержать, приникнуть ближе и... обняла лишь пустоту. Глаза открылись, взглянув на узор витражного потолка. Никого не было. Исчезнув, полуявь-полувидение насмеялось над ней, оставив распаленное тело и смятение в душе.       До рассвета Тауриэль более не сомкнула глаз. Казалось, что даже стены и гобелены осуждают её. Стыд жег, как раскаленные уголья. Она не должна была видеть то, что принадлежало лишь влюбленным и не касалось чужих глаз и мыслей. Затянувшееся наваждение, что бы ни было ему причиной, следовало остановить, пока не стало поздно напомнить себе, кто она. По сию пору это удавалось лучше всего с оружием в руках.       На следующий день, справляясь с утренними обязанностями в лекарской, Тауриэль едва дождалась возможности выйти на площадку для упражнений воинов. Мысли против желания снова и снова возвращались к ночному видению, и руки начинали дрожать, а сердце бешено колотиться в груди. Тауриэль отвечала невпопад, пропускала обращенные к ней слова. Рассеянность целительницы не укрылась от внимания Айвен. В конце концов, добрая лекарка предложила отдохнуть и уверила, что закончит изготовление снадобий без целительской помощи. Эти слова были встречены с благодарностью. Выйдя на поляну, приспособленную для упражнений, Тауриэль почувствовала облегчение. Морозный воздух отрезвлял разум и бодрил тело. Стены цитадели более не давили, пробуждая каждым камнем множество воспоминаний. Площадка оказалась пустынна, и это позволило хотя бы недолго побыть наедине с собой. Скинув теплый плащ, Тауриэль осталась в легком камзоле и изготовилась к бою с невидимым противником. Обычно, сражаясь без пары, она представляла пауков или орков, но сегодня по другую сторону клинков оказались опасные воспоминания и та, другая, явившаяся из ниоткуда с неизвестной целью.       Мелькали деревья, небо, утоптанный снег. Сосредоточившись на атакующих выпадах и защите, Тауриэль двигалась стремительно, яростно, чувствуя как возвращаются привычные сила и ловкость. Обманный взмах, защита, удар - привычные, отточенные движения. Память тела не так живуча, как память разума, но сейчас казалась спасением, как никогда. Сражение горячило кровь, помогая забыть про холод и события прошедшей ночи. Подобное не должно повториться. Каким бы сладким ни казалось наваждение, нельзя им прельщаться, нельзя потакать. Каждым выпадом Тауриэль заявляла: “Я другая. Другая!”       — Себя одолеть трудно, верно?       Тауриэль сбилась с ритма, опустила оружие и обернулась на голос. У края поляны стоял Ферен, а рядом с ним знакомые стражи. Невозмутимый и рассудительный вестник короля, похоже, был удивлен и наблюдал не первую минуту, прежде чем решил прервать яростный поединок с невидимым противником.       — Светлого дня стражам Эрин Гален, — Тауриэль кивнула и ловко вложила кинжалы в заплечные ножны. Прежние товарищи по оружию отвечали ей дружескими улыбками. Они смотрели оценивающе и безмолвно признавали, что бывший командир не утратила ни боевого духа, ни прежней смелости в обращении.       — Владыка переложил на меня твои обязанности. Достойная плата за шанс увидеть Тауриэль в облике... мирной девы. — Ферен сохранял серьезность, но смеющиеся глаза выдавали шутливый тон. — Похоже, новая целительница не скучает о старых друзьях?       — Отчего же? — невозмутимо возразила Тауриэль. Она остановилась рядом, наблюдая, как бывшие соратники разбирают оружие и занимают позиции. — Но меня утешает, что никому из друзей не понадобилась помощь целительницы.       Ферен усмехнулся, любезно признавая своё острословие побежденным. Новому начальнику дворцовой стражи должность пришлась не по рангу. Слишком просто. В отличии от Тауриэль Ферен повидал немало боев и много веков укреплял охрану границ и командовал воинами. Зато у него было чему поучиться.       — Есть ли вести с южных рубежей? — Тауриэль надеялась, что друг слышал что-нибудь о Леголасе. Воины, бывавшие в палатах врачевания, подробностей о походе принца почти не знали. Тауриэль ничего не оставалось, как довольствоваться малым и убеждать себя — беспокоиться не о чем.       — Дол Гулдур опустел. Хозяин его не побежден, но изгнан, а уцелевшие орки встретили должный отпор на границах. Эти твари стали так быстры на ноги, что бегут не мешкая, стоит пустить в них пару стрел, - Ферен взглянул на собеседницу проницательно и примолвил, угадав истинный интерес: - Теперь принц Леголас отправился на север, Тауриэль. Вряд ли он скоро вернется.       — Вот как… — склонив голову, она старалась не выдавать огорчения. Леголас знал её как никто, но все чаще представлялось, что друг отчего-то не хочет возвращаться. Ведь, очнувшись от забытья после Битвы у Эребора, он обмолвился, назвав её матушкой… Тауриэль прогнала мрачные мысли, выматывавшие душу. С возвращением Леголаса все тревоги развеются сами собой, а многие вопросы найдут ответы.       — Не печалься, дочь леса, — ободрил Ферен, истолковав задумчивость по-своему, — нам еще хватит врагов. А пока не желаешь ли развеяться Игрой в Прятки? Это занятнее, чем драться с ветром. Мне говорили, ты умеешь ходить по ветвям, не стряхнув ни снежинки.       — Это полезный навык, — Тауриэль ответила улыбкой. Игра в Прятки ей всегда нравилась, и предложение друга пришлось по душе       — Хороший способ проверить бдительность дворцовой охраны, — подтвердил Ферен и взмахнул рукой, привлекая внимание воинов.       Игрой в Прятки тренировали внимательность и осторожность. Правила были просты — один или несколько воинов скрытно пробирались к назначенной цели. Остальные должны были помешать и вовремя обнаружить прячущихся. Благодаря легкости и ловкости, Тауриэль не раз выигрывала, мастерски запутывая следы и бесшумно передвигаясь по ветвям. Единственный, кто всегда находил её и успевал поймать, был Леголас.       Договорившись с Ференом о цели — возвращении на тренировочную площадку, — Тауриэль скрылась в лесу. Петляя, как заяц, и она быстро запутала следы и легко забралась на ближайшее дерево с более густыми ветвями. Двигаться бесшумно ей удавалось по-прежнему, а эльфийский капюшон и плащ скрывали от внимательных глаз, сливаясь с темной корой. Стражам, желающим найти её, следовало быть очень наблюдательными. Тауриэль затаилась, собираясь дождаться, пока “противники” пройдут глубже в лес. Она умела сохранять спокойствие, но все же сердце забилось чаще, когда под деревом показался страж, высматривающий следы на снегу. С высоты убежища Тауриэль не могла угадать, кто это из товарищей по игре. Воин тоже скрывал голову под капюшоном, но в сумраке теней его плащ казался почти черным. Чуть поодаль Тауриэль заметила другого разыскивающего и бесшумно переступила с ветки на ветку, стараясь надежнее скрыться с глаз. Оба воина держали в руках луки и натягивали тетиву, готовясь к выстрелу в любой момент. Тауриэль заметила, что оперение стрел боевое, рыжее, и это показалось странным. В Игре в Прятки не использовались заостренные наконечники, лишь мягкие, ударные — из смеси смол. Главным оружием оставались острота зрения и слуха.       Осторожно взявшись за ближайшую ветку, целительница выглянула из укрытия и попыталась рассмотреть слишком уж осторожных стражников. Ветка хрустнула в руке, замарав пальцы дробленной угольной трухой. Тауриэль осознала, что сухая ветка обуглена от огня… Услышав хруст, воин тут же обернулся, вскинув лук. Капюшон упал с его головы, и Тауриэль успела заметить темные волосы и злой взгляд незнакомых серых глаз. Под распахнувшимся плащом холодно блеснула серебром восьмиконечная звезда. Знак Феанора.       Должно быть, дичь так же чувствует каждое движение охотника, прежде чем его стрела рассекает воздух. Должно быть, так же вскидывается лань за миг до гибели. Должно быть, и тот, с кем встретилась взглядом Тауриэль, подумал об этом. Голдо умел охотится даже на самую юркую дичь, а сейчас в роли добычи оказалась одна из эглайн, спрятавшаяся в ветвях. Метнувшись в сторону, Ауриэль нырнула под ветку, но стрела была быстрее. Пальцы царапнули по обугленной коре, от боли упустив спасительные ветки, и через мгновение сердце зашлось от падения.       Явь это или видение? Грудь болезненно сдавило от удара, и с трудом удавалось вздохнуть. Вокруг темно и гулко, не слышно ни шагов, ни чужой, едва понятной речи. Только жгучая боль в плече и руке, саднит на локте царапина, холодит спину рыхлый снег. Её добьют. Или милостиво бросят на снегу подстреленной птицей. Не важно. Она надеялась лишь на одно, что успела отвлечь преследователей и малышка-принцесса Эльвинг вырвется из смертельного окружения и спасется. Хотя бы она...       Сыновья Феанора пришли в середине зимы, с востока, со стороны сгоревшего леса Регион. Среди обугленных древесных остовов и голой земли, оставленной гномами в когда-то зеленой пуще, нельзя было укрыться ни конному, ни пешему, ни разведчику на талане, потому пограничные заставы Дориата перенесли за пепелище. Ближе к Менегроту. Вступив на обожженные земли Дориата, голодрим продвигались стремительно и не тратили время на пограничных дозорных. Мелиан ушла, но остались её знания и ученики. Сыновья Феанора догадались - вестники с границ, будь то даже птицы или звери, успеют предупредить о приближении вражеского войска.       Пришедших с сыновьями Феанора оказалось немного, но достаточно, чтобы окружить крепость Диора кольцом лучников и мечников. Эглайн ждали штурма. Целители и лекари готовились оказывать помощь раненым. Девы и жены подносили стрелы, щипали корпию, детей спрятали в дальних, безопасных покоях. Никто не собирался ни отступать, ни выдавать Сильмарилль. Эглайн заплатили на него жизнями Лютиэн и Берена, кровью короля Тингола, кровью его родича Финрода, силами королевы Мелиан, смертями братьев и сестер, павших от зубов морготова Кархарота. И лишь Сильмарилль исцелял раны и скорби принявших его столь дорогой ценой. Кто был вправе, кто нет? После поспорят многие.       Государь Диор облачился в доспехи, и королева Нимлот стояла рядом с ним, приготовив лук и колчан стрел. В незапамятные времена, до установления Завесы Мелиан, Менегрот строился, чтобы защитить народ Тингола в случае нападения и выдержать осаду. Его глубокий лабиринт ярусов и галерей отличался от крепостей Кирдана и вряд ли походил на гавани телери в Амане. В кладовых оставалось достаточно припасов, а в оружейных – стрел и другого оружия, чтобы охладить пыл нападающих. Нарготронд пал под чарами дракона Глаурунга и ударами орочего железа после истребления войска Ородрета на поле боя, но защитники Менегрота были живы и приготовились стоять за крепость до последнего. Белег и Маблунг сложили головы, но еще держал меч лорд Эльмо****. Все так же верны воины, и остры стрелы и клинки Галадона, Галатиля и Келеборна. Рядом с эглайн стояли уцелевшие голодрим из Нарготронда, и никто не верил, что сыновьям Феанора удастся снести нерушимые врата цитадели и одолеть её защиту . Даже те голодрим, кто предупреждал - лорды Куруфин и Келегорм хорошо знали горные укрепления Нарготронда, возведенного когда-то подобием Менегрота.       Не последовало ни вызова на бой, ни переговоров. Ничего из того, что можно было счесть желанием разрешить спор благородным образом - пусть даже поединком. Рыцари дома Феанора не собирались торговаться.       В первом ряду войска за мостом Эсгалдуина вместо мечников и стрелков показались воины-трубачи. Это выглядело странным и осталось непонятным, до поры, пока не грянул оглушающий рев множества боевых рогов. Он нарастал и не прерывался. Как только одни смолкали, другие тут же вливались в общий поток звука, поддерживая и усиливая его. Дориатские лучники могли бы стрелять, но никто не подумал приказать обороняться, пока противник не применил оружие первым. А враги тем временем направляли звук на врата крепости. Проникая за стены, рев оглушал, бил молотом и сводил с ума. От него содрогнулись нерушимые стены, пол, колонны и двери. Ауриэль помнила, как, не выдержав, зажала уши. Её оглушило, сдавило грудь. На позициях лучников, куда она пришла оказывать первую помощь раненым, началось смятение. После рассказывали, что лорд Куруфин перековал боевые рога, вложив в их звук невиданную силу. Позже уцелевшие предполагали, что лорд Маглор подобрал невиданному оружию оглушающие голоса, а шлемы с мягкой подкладкой защитили слух нападавших на время атаки. Массивные врата Менегрота нельзя было сорвать силой, но рев боевых рогов пробил в створках трещины, и тогда по камню ударил таран.       Светловолосый и два темных воина, самые яростные из братьев, ринулись в бой, увлекая верных в глубь цитадели. В отличие от эглайн, эта битва с сородичами для них была не первая. Сыновья Феанора разили мечами всех, кто вставал между ними и Диором. Ведь они пришли за жизнью короля и Сильмариллом согласно Клятве. Только и всего.       Сметенные волной оглушающего звука, эглайн не смогли остановить отряды нападающих, но все же сопротивлялись отчаянно. Позже рассказывали, что король встретился в бою с тремя сынами Феанора из семи. Ценой собственной жизни он оборвал жизнь каждого. Королева Нимлот не покинула мужа до конца. Перед смертью она приказала Ороферу вывести оставшихся в живых по тайному ходу, построенному после нападения наугрим. Тем временем воины Маэдроса и Маглора теснили противников, узнавших о смерти короля, и обыскивали Менегрот. В первую очередь враги искали родичей короля, предполагая, что Сильмарилл у кого-то из них. Эльмо, Галадон, Галатиль — отец Нимлот — пали один за другим, окруженные, до конца защищая свою крепость. Голодрим обыскали всё: сокровищницу, покои короля, оружейные, кладовые и погреба. Верные феанорингов хватали всех, кто попадется, и досматривали, не веря, что Камень ушел из рук. Из мести за погибших лордов убивали без разбора.       Отступление стало единственным спасением, но за него пришлось заплатить многими потерями. Ауриэль оказалась одной из тех, кто сплотился под командованием Келеборна и Амдира. Собрав всех выживших и верных, они вооружили даже целителей, но прорваться из окруженного Менегрота оказалось непросто. Принцы Элуред и Элурин сгинули, спасаясь с одним из отрядов, и больше никто о них не слышал. Трандуил и Амдир приняли бой, прикрывая отступление другого отряда, а Ауриэль бросилась в лес, отвлекая преследователей от убежища, где спряталась маленькая принцесса Эльвинг...       Позже расскажут, возможно, домысливая, что Маэдрос приказал остановить бой на исходе дня, когда сопротивляющихся не осталось. Феаноринги долго обыскивали разгромленные залы и мертвецов. Многим захочется поверить, что позже он искал пропавших принцев, а погибшим эглайн и голодрим воздали равное уважение, не бросив на потеху оркам и варгам. Снесли в Менегрот... чтобы замуровать его ворота как гробницу.       Все это случится позже… Позже, а пока темное небытие закручивается водоворотом, показав Ауриэль череду прошедших событий. Где теперь Трандуил? Еще сражается или пал в бою? Узнает ли он, где окончился путь Ауриэль, найдет ли её тело, оставшись в живых? Или уже сегодня обнимет в Чертогах Банноса*****? Там, в роще, могильник павших на пожаре Региона, там положили тело её матери, погибшей в битве с наугрим. Ауриэль умрет рядом. Она не боится смерти и взора Владыки Душ. Даже если он спросит: “Зачем ты это сделала?” Она ответит, что целительский дар в отличие от кинжала больше не мог никого спасти.       Сознание прояснилось, возвращая способность чувствовать. Чужие руки шарили по телу, распахнув на груди плащ, нетерпеливо ослабляли шнуровку камзола. Ее обыскивали. Искали Сильмарилл, как и на всех убитых или раненых эглайн. Ауриэль хотелось рассмеяться от мысли, что голодрим ничего не найдут. Враг был так увлечен поиском, что совсем не заметил, как едва живая эллет вынула кинжал из ножен. Удар ослабевшей руки был отчаянным и неточным. Кто-то перехватил её запястье, сжав до боли и заставив вынырнуть из небытия.       Свет ослепил на миг яркой вспышкой, и Тауриэль вновь увидела кроны Эрин Гален, склонившихся над ней бледных дворцовых стражей и Ферена. Он успел отвести от себя удар её кинжала, но с ладони капитана капала кровь. ---- * Ид - имя стихии исцеления Эстэ на синдарине. **Олфаннор Лурин - имя стихии Ирмо Лориэна на синдарине. *** Лесные Костяшки - игра лесных эльфов, придуманная для фильма “Пустошь Смауга” Даниэлем Ривзом. **** Лорд Эльмо - брат короля Элу Тингола. *****Гурфаннор Баннос – имя стихии Намо Мандоса на синдарине.