Наказание.

Он желал наказать меня за то, что я причинила боль его возлюбленной. За то, что Мина Мюррей, страдая и плача, опустила голову на его плечо. За то, что ее горькие слезы пропитали солью его фрак и за то, что горе ее было слишком сильно, чтобы броситься в его объятия. Это была месть за то, что эти красивые карие глаза потухли, словно свечи в заброшенной церкви, и за то, что два лучистых топаза больше никогда не засверкают. Он желал наказать меня за ее боль, и ему это удалось. В тот вечер, лежа в ванной, наполненной горячим молоком, я плакала. Слова матери больно ранили меня, как и лживые надежды, подаренные леди Уезерби. Сердце неистово колотилось о мои ребра, а в голове вертелась лишь одна мысль: почему любовь может быть преступлением? Кто установил эти глупые табу и запреты? Кто сказал, что женщина не способна полюбить женщину? Это ведь просто период взросления… Да, именно так мне и сказала Джейн Уезерби. А когда я повторила эти слова матери, та взглянула на меня, как на прокаженную. Она кричала, а после упала на колени и, схватив за плечи, начала трясти. «Не смей даже заикаться об этом, - твердила она, оставляя синяки на моей коже своими жесткими пальцами. - Даже думать не смей.» Бедная матушка, она хотела помочь мне. По своей глупости и опрометчивости она назначила свидание своей ненаглядной дочери с Алестером, в надежде, что тот простит глупую дурочку и ее заскоки. Только это не заскоки, а моя жизнь - вовсе не безумная ошибка, вопреки мнению окружающих! Масло и молоко нежно обволакивало мою кожу - а вот грубые мужские пальцы оказались куда менее приятными. -Здравствуй, Люси, - прошептал знакомый голос прямо у меня над ухом. Затуманившееся ужасом сознание подсказало имя его обладателя. Грейсон. Александр Грейсон. - Если ты хочешь вести себя, как монстр - я тебе в этом помогу! Острые ножи вонзились мне в шею, разрывая нежную плоть на части. Клянусь - даже потерянная с Джонатаном невинность не покидала меня так болезненно, как кровь и человеческая жизнь. Грейсон вцепился клыками в собственное запястье, отрывая жирный кусок мяса от своей руки, из вздутых вен прямо мне в горло хлынула вязкая и обжигающая кровь. Я пыталась кричать, но вместо этого кашляла, захлебываясь этим коктейлем из плоти и крови чудовища. Он оставил меня одну в ванной - ушел так же быстро, как и пришел. Белое смешалось с красным, жемчуг превратился в рубины. Я чувствовала, как внутри головы колотит жаром, а горло клеймит каленным железом. Я закрыла глаза и почувствовала, что вода поглощает меня. Тогда я думала, что это конец. Но утром я обнаружила саму себя в своей постели. Оказывается, я потеряла сознание, а матушка еле-еле успела вытащить меня из воды. Наивная женщина подумала, что у меня начались естественные кровотечения, означающие, что я способна иметь дитя, и от этого я лишилась чувств прямо в ванной. Она и не заметила шрамов на моей шее и жажды в моих глазах. Я лежала несколько дней, не вставая с постели и не давая никому расшторивать окна. Внезапно я поняла, что свет причиняет нестерпимую боль, оставляет кровавые следы на моей коже. Быть может, я стерпела бы, если бы разъеденная плоть не порождала чудовищное желание есть, глотать, пожирать саму себя. На третий день я поняла, что бороться бесполезно. Мною двигала жажда, и ее я обернула против той, что посмела разбить мне сердце жестокими словами. Мама кричала и плакала, когда я вытягивала из нее последние капли. Она просила меня остановиться, но я вместо этого лишь оторвала мясной кусок покрупнее от ее шеи. Жажда захватила меня, а чувство всемогущества вскружило голову. В ту минуту я чувствовала, что смогу править миром. Это длилось лишь до того, как взошло солнце. Я забилась в темный угол, прячась от лучей-убийц, когда дом начал просыпаться, а молодые служанки закричали от ужаса, увидев их госпожу мертвой. Отец нашел меня, когда солнце перекатилось за черту зенита. Конечно, я бы все равно не смогла объяснить, почему все мое лицо и тело в крови, но куда худшим было то, что он попытался вытащить меня из чулана. Страх быть испепеленной или сойти с ума от жажды к самой себе сомкнул свои холодные руки на моем сердце, выкидывая все прошлые привязанности и убеждения. К следующей ночи дом был пуст, а деревянные полы размякли от крови. Мне пришлось уйти - подальше, в трущобы, чтобы остаться незамеченной. Я перемещалась лишь по ночам, ища одиноких молодых людей или женщин. Однажды в какой-то подворотне я увидела девушку, похожую на Мину. Мое сердце тогда болезненно сжалось, и я заплатила ей денег за ночь. Сперва мы занимались любовью, а после я показала ей свои клыки. Я пила ее медленно, пугая и целуя в кровоточащие раны. Я мстила за то, что когда-то была отверженна. Но на утро ощутила лишь опустошение и ожоги на коже. Я больше не была той Люси. И целовала меня не Мина… Я не помню, сколько прошло лет, прежде чем я столкнулась с теми охотникам. Они нашли гнездо, к которому я прибилась, и ворвались, сверкая серебряными шпагами и топорами. Нас связали, как скот. Веревки обжигали, видимо, они были натерты каким-то особым раствором, растворяющим холодную вампирскую кожу. Но раны на запястьях были пустяком в сравнении с тем, что стало с братьями. Охотники задирали их головы, заливая в глотки святую воду. Я видела, как вампиры сгорали изнутри. Охотники потешились на славу в тот день. Меня оставили их предводителю - этакий красавчик с мерзкими глазами и пожелтевшими от виски зубами. Пожалуй, я бы уже давно обратилась прахом, если бы красавчик вдруг не подумал, что никогда еще не был с вампиршей. Его тело было тяжелым и непривычно теплым. Я бы, может, даже прониклась симпатией, если бы не противный запах сигарет и пота, если бы не назойливое дыхание и жалкий скулеж. Кончая, он наклонился к моему уху, сказав, что я хорошая девочка и за это умру быстро. Он и не думал, что я наброшусь на него, вопреки связанным рукам и истерзанной плоти. Я опустошила этого ублюдка за считанные секунды. Даже не услышала, как он кричит, к сожалению. За то, смогла перерезать веревки о брошенный кинжал и дождаться захода солнца. Вспоминая россказни других вампиров о том, что Падший мог гулять под солнцем, во мне просыпалась злая зависть, а еще - ненависть. Ему досталось не только дневное тепло, но и моя Мина. Моя единственная любовь, которую я несла даже сквозь свое бессмысленное существование в образе монстра. Однажды я услышала от очередных братьев и сестер, что Дракула-таки обратил свою возлюбленную, подарив ей вечную жизнь и разделив с ней мучительную жажду. Испытав укол ревности, я тогда пожелала им сдохнуть в один день. Жаль мое проклятие сбылось лишь наполовину. Проклятый Орден Дракона все-таки нашел их убежище, но чертов Цепеш выжил! Погибла лишь она - его Илона и моя Мина. Кто-то говорил, что ей снесли голову, кто-то уверял, что ее выволокли на свет дня. Но я склонялась верить сожжению заживо. Она была сожжена в прошлой жизни, и из этой должна была уйти объятой пламенем. Ее смерть дала мне новый смысл существования - месть. Я принялась искать пути к Ордену. Моей заветной мечтой было разделаться с ними раз и навсегда, но кем была я? - жалкой замарашкой, лишь тенью той красивой и успешной девушки, за которую мечтал выйти замуж не один мужчина. Не мне было тягаться с Орденом Дракона, это было под силу лишь Грейсону. И тогда я пошла к нему. Сперва мы разделались с Ванхельсингом, который был уже весьма стар, но все также глуп, раз решил разумным рассказывать Ордену о местоположении Мины. После последовал Харкер. А потом Грейсон сказал мне, что у него есть план. Что он знает, как пробраться в Орден Дракона и уничтожить их всех. Я сказала, что сделаю все, что нужно. И тогда он схватил меня за волосы и поволок в их резеденцию. Александр облачился в плащ и притащил меня прямо к ногам Ордена. Себя он выдал за молодого и успешного охотника, и, видит преисподняя, даже я не узнала бы его! Голос стал совсем иным, другая осанка и манеры. Его приняли в свою компанию с распростертыми объятиями, да и мне были рады. Меня увели в пыточную камеру и долго развлекались, кто как. Я уже не отдавала себе отчет в том, сколько зубов и ногтей потеряла, а число мужчин, побывавших во мне перевалило за дюжину. Единственное, чему я была рада, горя под святой водой, так это то, что их смерть будет куда страшнее. Я знала, что Грейсон отомстит. Он мстит всегда, и конец их уже близок. Но вряд ли ему когда-нибудь удастся отомстить так же красиво, как мне. Пытка, ценою в жизнь, полную жажды, низости и навсегда потерянной любви. Он хотел наказать меня за то, что я заставила Мину Мюррей плакать. И ему это удалось.