Проклятие Персефоны

Глава 1 Сьюзен Ноги подкашивались, цеплялись за растения, но я продолжала бежать. Толстые стебли с широкими шипами извивались у моих ног, оставляя длинные порезы на лодыжках. Впереди взметнулось огромное растение, отдалённо напоминающее розу – если конечно отбросить то, что она была целиком бурого цвета, а в середине бархатистого цветка располагалось острое жало, то дବ¬ – это была чудовищных размеров роза. Я перепрыгнула через нее, но этот шипастый ужас успел оцарапать мою левую руку. Боль мгновенно растеклась по телу горячей волной, и тотчас потемнело в глазах. Нет, нельзя терять сознание, только не сейчас. Я с трудом подняла голову и глотнула свежего воздуха. Как только кислород попал в лёгкие, стало легче, хоть я и прекрасно осознавала, что долго не продержусь, учитывая то, что отвратительные цветы уже шумели рядом. Я достала кинжал из кармана ветровки – и как раз вовремя – огромная фиолетовая маргаритка извивалась прямо возле меня, размахивая листьями с небольшими, но острыми иголками на концах. Взмахнув кинжалом, я разрезала толстый стебель. Отвратительная лиловая жидкость, похожая на разбавленное желе с ужасным запахом, полилась к моим ногам, к горлу подкатила тошнота. Подозрительное шипение с левой стороны заставило меня повернуть голову: огромные чёрные бутоны лилий на длинных ножках быстро росли из рыхлой лесной земли – и я уже приготовилась отрезать их кинжалом, как в ужасе убрала руку – одна из лилий раскрылась, и вместо тычинок там были… огромные клешни. Я хотела отбежать назад, но там уже поджидала ядовитая роза. Я была в ловушке, к тому же яд давал о себе знать – рука жутко болела. Неожиданно послышался голос, а точнее сказать смех. Он был глухой, словно из телефонной трубки, и одновременно ужасно звонкий, словно перезвон стекла или драгоценных камней. Голос был женский, но и нечеловеческий одновременно. – Что ж, маленькая полукровка, ты сражалась храбро, но… – я подняла глаза, но ничего не разглядела. Женщина стояла в тени деревьев, и я видела только два огромных, светящихся винно-красных глаза – без зрачка и радужки. – Всему приходит конец – она взмахнула рукой, и изящные пальцы засветились тёмно- красным светом. Она медленно провела ими по воздуху, словно рисовала на песке, и я разглядела очертания меча - грубого, с зазубренным концом. – Мне конец – пронеслось в голове, и леденящий страх скользкими щупальцами закрался в душу. Казалось, что спасения не было – все вокруг кишело ядовитыми хищными цветами, а впереди ещё и эта ведьма с красными глазами. Страх словно заморозил меня, сковал тело и душу, и я только и могла, что оглядываться, ища спасения, и дёргаться от каждого жуткого стебля. Я чувствовала себя загнанным, изнеможённым и напуганным зверем, судорожно пытающимся найти выход, и, о чудо, среди хищных цветов показался небольшой просвет, который, может быть, мог бы стать моим спасением. Я, напрягая каждую мышцу, одним резким рывком бросаюсь вперед, задевая шипы, царапая ветровку, и проскальзываю в безопасную щелку между цветами как раз в тот миг, когда огромный бурый мак с хлюпающим звуком падает на землю позади меня. – Он ведь наверняка придавил бы меня – проносится мысль, но недолго задерживается у меня в голове. Я снова бегу, яростно прорываясь вперед и не обращая внимания на хлещущие стебли странных цветов, на их обжигающе царапающие листья, а главное, на злобно-ироничный смех сзади: – Долго ли ты продержишься, милая? Я почти чувствую ухмылку на лице ведьмы, но она сейчас не главное, главное – бежать, бежать, пока не увижу свет среди враждебных зарослей. Я задыхаюсь, глаза застилают слёзы – это мерзкий, ядовитый запах дает о себе знать. И вот я цепляюсь за стебель, падаю, из горла непроизвольно вырывается тонкий и сухой писк, и земля внезапно расходится у меня под ногами. Красноглазая женщина снова приглушённо смеётся, словно издевается, и этот звук отдаётся в ушах, моё тело дрожит, и уже кажется, словно и цветы смеются надо мной, пока я пытаюсь не свалиться в яму, отчаянно цепляясь за её края. Стебли уже было начали обвивать мои ноги, тащить вниз, как вдруг к шипению и слизкому хлюпанью цветов примешался еще один звук, резкий и свистящий, такой бывает, когда резко взмахнешь палкой в воздухе, а потом приглушённый звук ударов и чего-то еще. Но я уже не слушаю, сосредоточившись на борьбе со стеблями. Ужаленная рука, которой я пытаюсь держаться за край ямы, предательски болит, а вторая сжимает кинжал и беспорядочно махает им в воздухе, отгоняя хищные растения, но, к сожалению, тщетно. Я роняю клинок, понимая бесполезность своих действий, и поднимаю голову, чтобы найти, за что бы зацепится рукой, как вижу руку, протянутую ко мне, – моё спасение. Я судорожно начинаю тянуться к ней, борясь с растениями, уже почти касаюсь кончиков пальцев... И мир погружается во тьму – резко, без всяких предупреждений. Сильно сжимаю простыни, сажусь в постели. Я трясусь в истеричном плаче, захлёбываясь слезами, и натягиваю на себя одеяло, желая спрятаться от всех и вся. Закрываю лицо руками: ¬– Успокойся, Сьюзен Грин, это всего лишь ночной кошмар, не в первый раз, в конце концов. Сижу так ещё одну мучительную минуту, но слёзы не проходят – я всё так же рвано всхлипываю. Быстро слезши с постели, выхожу в коридор и, покачиваясь, бреду в ванную, закрывая рот рукой и подавляя нервные вздохи. Смотрю на себя в зеркало, и всё, что я вижу – это покрасневшие и опухшие глаза, трясущиеся губы и бледные щеки, ещё спутанные волосы и мелко дрожащие руки. Может, холодная вода отрезвит меня? Но это не помогает, ведь я всё ещё напугана и со стороны выгляжу так, словно сбежала из дурдома, хоть это почти и правда. Что дурдом, что детдом – порой кажется, что понятия это почти одинаковые. Я невесело усмехаюсь своим мыслям и сажусь на холодный кафельный пол, понемногу успокаиваясь. Через несколько минут поднимаюсь и привожу себя в порядок. Вот теперь я выгляжу как обычная Сью. Ну, по крайней мере, теперь, увидев меня в коридоре, никто не испугается.

***

Я возвращаюсь в свою комнату, маленькую, всего 4 шага в длину и 3 в ширину. Но у нас, в детском доме, просто иметь собственную комнату считается богатством. Одноместных комнат на всё здание только 3, но я не скажу, что мне “повезло ” – я просто дождалась своей очереди. В детдом я попала, когда мне было всего 8, т.к. моя мама умерла… Все говорят, что её сбила машина, но я-то знаю, что все было по-другому: я до сих пор помню страшные, широко раскрытые мамины глаза, её совсем бледное лицо и растрёпанные волосы, и то, как я, маленькая, дрожащая девочка прочитала по её губам беззвучное “Беги!” Я помню и то, что было потом. Отбежав от дороги и упав на асфальт из-за ватных от ужаса ног, я смотрела, как существо медленно приближалось, лавируя между машин, а потом изящно взмыло в воздух, размахивая кожистыми крыльями, его ящерообразное тело извивалось в воздухе, а черно-фиолетовая кожа блестела на полуденном солнце. Потом оно резко спикировало вниз, сжимаясь всем телом и раскрывая пасть – страшную, с мерзким извивающимся языком и частыми острыми зубами. Оно упало прямо на мою маму, оцепеневшую от страха. Темная кровь на желтоватых зубах, безжизненно торчащая из пасти рука, кровавая нога с блестящей костью и бордовое месиво на пыльной дороге, а еще лицо, безжизненное, словно у куклы с пустыми багровыми глазницами и искривленными губами – череда образов, наверное навсегда застрявшая в моей голове, изрядно потрепанная временем, но, тем не менее, еще живая. И вот после этого жизнь стала другой. Я уже не говорю про то, что мамин гражданский муж отказался ухаживать за мной, отдав в приют и пообещав давать деньги каждый месяц, нет. Я говорю про один и тот же сон, который снится мне уже без малого 8 лет практически каждую ночь: про странные цветы, яму и красноглазую ведьму, а я ещё там эдакая “полукровка”. С самого начала мне снились просто ядовитые цветы, но медленно-медленно к сну добавляются новые эпизоды. И я не говорю про огромных собак и хвостатых женщин на улицах, я про тени, про странных парней с мечами и прочие глюки – вот что я вижу каждый день. А так, для всех я Сьюзен Грин – обычная, счастливая, миловидная девушка-подросток. И сейчас мне нужно начать новый дерьмовый день.