Фруктовые монпансье

Этот перерыв был первым за последние три часа. Мы ползли к нему, как потерявшиеся в пустыне ползут к оазису, сотканному из миражей, с упорством бурлаков, тянущих баржу и подгоняемых строгим лидером. Но даже он, наконец, выбился из сил и устало дал отмашку. Час на покурить, поспать, поесть и все такое; и ни минутой больше! Акира, подхваченный под руку неугомонным лид-гитаристом, ушел в кафе. Кай улизнул на свежий воздух, а в душной комнате, распластавшись по горизонтальным поверхностям словно амебы, остались только мы с Таканори. Вокалист устало растирал затекшую влажную шею, размазывая пот по блестящей в голубоватом свете люминесцентных ламп коже. - Он убьет нас раньше, чем начнется тур, - пробормотал Руки, приводя свое тело в вертикальное положение, - изверг. Я не ответил, лишь промычав что-то утвердительное и, продолжая наблюдать за ним из-под свисающих на лицо волос. - Дай воды. - Что? – я услышал его не сразу. Тело постепенно начинало расслабляться, и меня ощутимо потянуло в сон. - Вода. Рядом с тобой бутылка с водой. Слегка приподняв голову, я увидел стоящую у дивана минералку. Вот ведь… Перевернувшись с живота на бок, протянул руку: - Держи. Матсумото ловко поймал брошенную мной вещь и, быстро скрутив крышку, сделал несколько жадных неаккуратных глотков. По шее потекла тонкая струйка воды, причудливо огибая подвижный кадык. Сделай он так на концерте - женская половина зала упала бы штабелями. Я прищурился. Сейчас, абсолютно лишенный косметики и профессиональной укладки, с аккуратными ногтями продолговатой формы, выкрашенными бесцветным лаком, в повседневной одежде, он выглядел совершенно иначе, нежели его привыкли видеть подавляющее большинство людей. Не лучше и не хуже, просто по-другому. Но я-то знаю, что он все тот же Руки – безбашенный и сексуальный дьявол. Небрежно закрутив крышку, Таканори отставил бутылку, свесив изящную кисть с длинными пальцами с подлокотника дивана, а я… Знаете, как это бывает, когда взгляд цепляется за что-то, будь то муха на стекле или самые красивые руки в мире, и никак не хочет отцепляться? И ты понимаешь, что это глупо вот так пялиться, но ничего не можешь с собой поделать. Пока я обмусоливал мысль о своем поведении, Матсумото зашевелился. - Да где же они? - бормотал он, в нетерпении вытряхивая содержимое сумки на диван рядом с собой. По полу покатилась крошечная баночка: смягчающий бальзам для губ. Бесцветный. Не имеющий запаха и оттого безумно дорогой. Он искал его несколько недель лишь бы не покупать все эти «мерзкие бабские штучки со вкусом жевательной резинки». Ухмыляюсь: - Что ты ищешь? - Конфеты. - Конфеты? – Таканори, вроде, не особо любит сладкое. Наконец, в руках вокалиста мелькает небольшая плоская жестяная коробка. Черная, с золотистым цветочным орнаментом. - Монпансье? - Ага. Будешь? – предварительно встряхнув упаковку, подцепляет ногтем крышку и выуживает маленький зеленый леденец. - Ум-м-м, киви, - театрально закатывает глаза. Иногда Матсумото неожиданно меняется. Вот так просто. Сейчас он серьезно говорит с менеджером, нахмурившись, вчитываясь в бумаги, а через минуту с задорным смехом постит в твиттер глупые детские картинки. Вот и сейчас я с интересом юного натуралиста наблюдаю, как он перекатывает во рту эту чертову конфету, издающую неприятный звук при соприкосновении с зубами. Прищурившись, Таканори, наконец, останавливает эту забавную игру со сладостью и просто разгрызает ее. Достает новую. Тоже зеленую. Яблоко? Кончик языка воровато скользит по темно-зеленому бочку. «Яблоко» - читаю по губам. - Может, все-таки хочешь? – опять трясет коробкой. - Светло-розовые – клубничные. Ненавижу их, - не дожидаясь ответа, поднимается с места. - Откуда мне знать, что ты не облизал их? – вырывается у меня. - За кого ты меня принимаешь? – останавливается у дивана, на котором полулежу я. Опять слышу этот звук разгрызаемого леденца. - Фу, Така, испортишь зубы! - А ты попробуй, тебе тоже понравится, - прожигает меня взглядом; не глядя, засовывает в рот очередную конфету. - Давай уже, - и почему я не могу отказать, когда это прозвучало как «попробуй остановить меня»? Так же вслепую достает леденец, захлопывая крышку, и, наклоняясь, пропихивает конфету мне в рот. Чувствую губами его пальцы. - Ну как? – не отстраняется. - Это смородина, - немного невнятно. - Отдай сюда, - наклоняется ниже, опираясь руками о спинку дивана по обе стороны от моей головы. Как банально, я не успеваю даже ответить. Его липкие губы касаются моих, настойчиво раскрывая. Приторная сладость обжигает рот. Это клубника, и она действительно отвратительна. Юркий язык вокалиста гладит мой собственный, обманным маневром выуживая смородиновое лакомство. Таканори тут же отстраняется, издавая звук, который с переменным успехом может означать как крайнюю степень удовольствия, так и… нечто совсем противоположное. - Так определенно лучше, - прячет конфету за щеку, упершись рассеянным взглядом куда-то в район моей шеи. Его щеки краснеют, и я понимаю, что вокалист перехитрил сам себя. Я чувствую смородиновую эссенцию сквозь настойчивый поверхностный поцелуй. Ему нравится подобное. Эта сухая липкость и приторная синтетическая сладость. Кусать мои губы – его своеобразный фетиш, который он демонстрирует достаточно редко. Только когда происходит короткое замыкание, такое, как сейчас. Его язык врывается в мой рот быстро и глубоко. Таканори никогда не закрывает глаза во время поцелуя, и я, из-под полуприкрытых ресниц вижу, как расширяются его зрачки, затопляя радужку. Такое бывает. Спонтанное самовозгорание. Его колено грубо раздвигает мои ноги, втискиваясь между ними. Мерзавец. Когда он задумал это? Обнимаю его за талию, притягивая ближе. Он не такой хрупкий, каким может показаться на сцене. И я начинаю терять голову от ощущения его сильного гибкого тела в своих руках. Он разрывает поцелуй, хрипло выдыхая и прижимаясь сильнее. Через двойной слой тонкой ткани я чувствую его напрягающийся член. Иногда он заводится очень быстро, что сейчас нам только на руку. Пальцы Таканори зарываются в мои волосы, притягивая к своей шее, и я послушно целую, слизывая горьковато-солоноватую влагу. Он останавливает меня грубым жестом уже через минуту - тянет за волосы, заставляя откинуть голову на спинку дивана. - Отсосешь мне, Юу? – шепот мне на ухо, и даже почти не вопрос, утверждение, - ну же. Игриво кусает за ухо, скользя пальцами по моим влажным губам. - Тебе ведь это нравится. Ему не нужно мое согласие, а мне не нужны его вопросы. Какие вообще могут быть вопросы, когда в живот упирается чужой восхитительный член? Самодовольно усмехнувшись, Матсумото выворачивается из моих объятий и опускается рядом на диван, в то время как я сползаю вниз на пол. Он слегка раздвигает ноги, глядя на меня сверху вниз, и ткань на его свободных штанах натягивается еще сильнее. Теперь дело за мной. Вскользь коснувшись его ног, я легко стаскиваю мешающую ткань. Пальцы уверенно обхватывают ствол у основания и медленно двигаются вверх, а я пытаюсь посмотреть на лицо Руки как можно более невинно и растерянно. Он любит так, я знаю. - Быстрее, - не выдерживает, и я повторяю путь пальцев языком и не сдерживаю тихого удовлетворенного стона. Он прав, я люблю пробовать его на вкус. Будь у нас больше времени, я бы подразнил его немного, но мы в репетиционной, о чем Таканори ненавязчиво напоминает мне, подаваясь бедрами навстречу. Обхватывая головку губами, наслаждаюсь ощущением безумно нежной плоти и, надавив языком на уздечку, резко опускаю голову. Таканори сдавленно шипит, отодвигая в сторону мои волосы. «Да, смотри на меня!» - Убери руки, - даже не просьба, а приказ. Послушно перемещая ладони на его напряженные бедра, слегка приподнявшись и устроившись в более удобном положении, принимаю его в себя почти до основания. Тело подо мной непроизвольно дергается, заставляя давиться его возбужденной плотью. Поднимаю голову, встречаясь взглядом с его блестящими глазами, и вновь возвращаюсь к прерванному делу. Несмотря на собственное желание, медленно ласкаю его языком, касаясь каждого миллиметра влажного от моей слюны и его смазки члена. Нетерпеливое шипение отрывает меня от этого умопомрачительного занятия: - Соси, Юу. *** Таканори не понадобилось много времени. До этого, стараясь абстрагироваться от собственного возбуждения, я неожиданно ощутил себя почти на грани, когда дыхание вокалиста стало слишком шумным, перекрывая все остальные звуки, а сильное тело в моих руках передернуло судорогой удовольствия. Он крепко прижимал меня к себе, не давая отстраниться ни на йоту, к чему я и не стремился, принимая его чуть сладковатое семя. Хватка Руки ощутимо ослабла, и я, осторожно выпуская его плоть, поднял голову. - Иди сюда, - прошептал он, кончиками пальцев убирая с моего лица влажные волосы. Кое-как поднявшись, я завалился рядом с ним, со сдавленным стоном откидывая голову на спинку дивана. - Ты был так хорош сегодня, - мурлычущий голос долетел до меня как сквозь вату, и через мгновение я ощутил, как его рука, ловко миновавшая барьер из ткани, уверенно обхватила мой член. Така целовал медленно, что резко контрастировало с движениями его руки, и заставляло меня буквально разрываться между двумя противоположными ощущениями… *** - Я же говорил, что тебе понравится, - усмехнулся он, слизывая с собственных пальцев мою сперму. - И все-таки клубничная не такая уж и мерзкая. Хочешь еще?