Я проклят твоей любовью

      Едва различимый в густой темноте лунный свет скользил по земле, высвечивая на поверхности причудливые фигуры. Он был тусклым и постоянно пропадал из-за набегающих туч. Еще немного и небо скроет плотное без прорех полотно. Сама Погода решила проявить сочувствие к бедному оборотню, нагоняя тяжелые дождливые тучи, чтобы гордый волк смог утолить свою боль в слезах. Мужчины не плачут, тем более те, что скрывают внутри своего тела жестокого зверя, но иногда из-за непереносимого отчаянья или изнуряющей горькой боли в сердце им сложно сдержать эмоции. Вот тогда и приходят на помощь Духи Скорби со своими маленькими ухищрениями: слишком колючий ветер, сильный дождь или, чисто случайно, рядом оказывается порезанный лук.       Сгущающееся ненастье нисколько не смущало людей и нелюдей, собравшихся на подъездной дорожке у дома Калленов. У них сегодня состоялся самый грандиозный, стильный, чем-то волшебный, многими так ожидаемый праздник. Во время него были и те, кто говорил, что и торт мог быть посолидней, и платье бы более впечатляющее, да и жених какой-то усталый. Только все это несущественно, потому что «восхищайся», не «восхищайся» недостатками, а свадьба удалась на славу. Не у всех здесь присутствовавших могла быть в будущем такая же, вот и восполняли свои гордыню и тщеславие как могли. Зависть такое мерзкое чувство: если выйдет на поверхность, то черта с два уберется обратно в глубины души.       Белла была сама не своя: сильно нервничала, боялась поверить, что Судьба наконец-то сжалилась, и ее желание «быть до конца с ним» исполнилось. Она выглядела в своем подвенечном платье такой хрупкой, тонкой легкой, словно лесная нимфа, и то, что ее изредка шатало на высоченных каблуках, совсем не портило первое впечатление о волшебном перевоплощении девушки. Оно добавило мистической неуловимости, словно смотришь старый затертый фильм, где иногда появляется мерцание картинки. Плавные, еле уловимые, завораживающие. Либо это магия вампиров, которая якобы не существует, скрашивала неловкие движения. Либо это магия момента, когда все настолько счастливы, что от эндорфинов мутится в голове. Опустим исключения, которые всматривались именно в те самые неловкие минуты и мысленно «обсасывали» их, чтобы потом со знанием дела с удовольствием сплетничать со всеми, кто их будет слушать.       Сейчас же Белла, переодевшись в более удобную одежду, была готова к новым приключениям. Сегодня девушка поставила точку на прежней жизни, попыталась обрубить все сердечные связи, намереваясь полностью влиться в новую семью: и телом, и душой. Любить-то свою родню будет, но вот прежнего отношения уже не останется. Сложно, но она не сдастся, у нее получится. Белла сделала выбор, и теперь смело будет идти только вперед, не собираясь больше оборачиваться назад. Девушка несказанно рада, что успела выполнить все, что хотела, а так же сказать окончательное «прощай» своему любимому другу. Удача и в этот раз ей не изменила, Белла смогла в последний раз, будучи еще человеком, встретиться с Джейком.       Белла стояла у крыльца дома, смущенно принимала пожелания от родных и знакомых, пошловатые советы от Эммета, а заодно с грустью прощалась со всеми знакомыми и дорогими ей людьми, не зная, получится ли увидеть их снова. Эдвард собранный и готовый рвануть отсюда в любую минуту, стоял у машины, терпеливо ждал жену. Пока та наслаждалась отголосками минувшего веселья, новоиспеченный муж, отвернувшись от шумной компании, рассеяно глядел в лесную чащу. Взгляд вампира мог показаться произвольным, никуда не направленным, можно сказать, праздным, но для Джаспера, наблюдавшего весь день за братом, он был наполнен смыслом. Только вся соль, скрывающаяся в нем, была видна эмпату, а не его запутавшемуся в правильности поступков брату. Джаспер подошел к Эдварду, подумав, что сможет как-то облегчить внутренние, глубоко запрятанные, переживания.       - Снова грустишь.       - С чего ты взял? – Эдвард развернулся к брату лицом и улыбнулся, доказывая тем самым, что тот ошибается.       - Я эмпат, - безэмоционально поддел Джаспер.       - Да, глупо получилось, - с тоской ухмыльнулся Каллен.       Они немного помолчали, вслушиваясь в неторопливые разговоры, звучащие неподалеку от них. Чужие мысли давили, вызывая у Эдварда раздражение, мешая ему сосредоточиться на главном. Действительно, что может быть главным? Вампир терялся и никак не мог подобрать правильный ответ. Хотелось услышать другие мысли. Гневные, бестактные, грубые. От них всегда его существование становилось насыщенней. Как будто в выцветшую фотографию насильно вспрыскивали краски. Медленно заполняли шприц, а затем молниеносно двигали поршнем, выдавливая их из цилиндра, чтобы не было размышлений на тему «а нужно ли это». Вот так и ощущал Эдвард, когда разум охватывали разгоряченные эмоциями мысли оборотня.       - Эдвард, я говорил тебе, что следует все серьезно обдумать.       - А я говорил, что все уже обдумал… - и чуть помолчав, продолжил, - ты по-прежнему считаешь, что он мой партнер?       - Я знаю.       - Почему он, а не она?       - …       - Как ты можешь так спокойно все это воспринимать? Неужели у тебя нет и капли отвращения к сложившемуся абсурду? – раздраженно зашипел Эдвард.       Джаспер и на сей раз не стал отвечать. Они уже обсуждали этот вопрос, и эмпат ясно дал понять брату, что ничего не имеет против таких отношений. Он был на войне, где творилось много отвратительного и непригодного для приличного общества, затем просуществовал как вампир в весьма неблагородном окружении. Много увидел, узнал, и ему даже выпал шанс повстречать пару вампиров увлекающихся больше партнерами собственного пола, чем противоположного. Вот так и получилось, что для Джаспера отношения между двумя мужчинами не было вопиющим кошмаром.       Эмпат постарался притушить негодование брата, используя свой дар, но тот не хотел успокаиваться.       - Хорошо! - зло прошипел Эдвард, - я понял. Но тогда все равно остается вопрос о принадлежности моей пары к племени перевертышей. Разве тебя не тревожит этот факт? Инстинкт самосохранения не мучит твою сущность параноика? Ты всегда отвечал за охрану, потому что сколько бы времени ни прошло, а военный зуд никуда не исчез. Об этом знают в нашей семье все, поэтому безоговорочно доверяют. Ты всегда настороже, всегда продумываешь наши пути к отступлению, так что же случилось со всем этим сейчас? Ты должен быть рад, что проблема обошла стороной.       - Проблема никуда не делась. Выходит так, что ты с ним счастливее, чем с Беллой. Я не знаю, почему так получилось, но подумай, как все будет развиваться дальше. Со временем станет только хуже, и в нашем случае время враг. Ты не сможешь забыть, потому что вампир, а не человек. Будешь помнить каждую минуту, задумываться о том, чтобы вышло, если бы поступил иначе. Увещевать себя в правильности решения и постоянно напоминать своему сердцу, что выбор сделан правильный. Целая вечность сожаления. Можно сказать, мы в самом начале той «обойденной» проблемы.       - Ты серьезно? Счастливее? Я все время взбешен в его присутствии. Какое к черту понимание между нами. Плебейские чувства! Только одно вожделение и все. С Беллой не так, у нас любовь.       - Столетие жизни, а в чувствах по-прежнему полный профан. У меня есть Эллис, и я знаю, о чем говорю.       - Эй, - голос звучал больше обиженно, чем возмущенно. Эдварду был неприятен этот разговор.       Джаспер только хмыкнул и ушел, решив, что пора закончить все эти рассуждения, они теперь яркий пример к высказыванию: переливать из пустого в порожнее.       - Я люблю ее, слышишь?       «Счастья вам», - искренне мысленно пожелал Джаспер, почти дойдя до Эллис. Ему от эмоций новоявленного мужа заметно взгрустнулось. Он хотел поддержать брата, но вышло все наоборот. Снова попытка вразумить, снова прочная стена непонимания между ними, после такого хотелось почувствовать участие любимой, и, будучи в ее объятьях, поверить, что все в конечном итоге будет хорошо.       Эдвард, еще раз бросив взгляд в темную густоту соснового бора, двинулся в сторону Беллы. Сделать все равно ничего нельзя. Он женат и девушка скоро присоединится к нему в его вечности. Сказка обрела свой счастливый конец, а все остальное ненужная блажь. С этим он справится. У него впереди еще медовый месяц и первая брачная ночь. Вот о чем стоит хорошенько задуматься.       Лунный свет умирал под тяжестью дождевых туч. Словно бьющийся в предсмертных конвульсиях, он мигал, слабо пробиваясь сквозь толщу облаков. Совсем скоро пойдет дождь, он смоет следы прошедшего торжества. Освободит от боли, вдохнув влажную прохладу в отчаявшееся сердце. Принесет свежесть в застойную затхлость мыслей в голове, где только и крутится один и тот же вопрос: «Почему?».       Черное «Вольво» плавно скользило по шоссе. Машина ехала почти бесшумно, гладко, с приятным урчанием мотора. Белла несколько нервно посматривала по сторонам, но чаще взгляд останавливался на профиле Эдварда. Теперь он ее муж, и каждый раз при осознании сего факта, сладко щемило в сердце. Девушка была счастлива.       Вдалеке вторя лунному свету, умирала последняя надежда на счастье, выплескиваясь болью из сердца через одинокий волчий вой. Эдвард слышал не только его, но и горестные мысли оборотня. Он стиснул покрепче руль, желая, как можно быстрее увеличить дистанцию между страдающим парнем. Белла же пыталась отрешиться от звукового сопровождения, рассуждая здраво, что все давно было выяснено между ними. У нее плохо получалось самовнушение, зиждущееся на эгоизме, но она старалась, неосознанно поглядывая при этом на Эдварда, ища у того поддержки, совсем не замечая его напряженности. Только на данный момент вампир, занятый своими собственными переживаниями, вряд ли бы проявил должное участие в душевных трепыханиях своей жены. На самом деле, он сам был бы не прочь получить поддержку, но такое поведение могло быть охарактеризовано, как «безусловно неприлично», «неэтично» и даже нелишним будет добавить «мерзко». Да, грубо звучит, но каким понятием можно выразить тот факт, что Эдвард, расстроенный из-за невозможности полностью обладать оборотнем, будет искать утешение у Беллы. Собственной жены, за которой до последнего приударял этот самый оборотень. Это неслыханное неуважение – просить понимания у нее, вместо того, чтобы предоставить ей «твердость мужского плеча» и решительные заверения в верности и чистоте своей любви к ней. По крыше и стеклу автомобиля застучали первые капли летнего дождя. Скоро он полностью намочит дорогу и смоет с нее вчерашние дни.

***

      На океанской глади полный штиль. Ни всплеска, ни ряби, только ровное аквамариновое полотно. Яркое солнце высвечивало на нем одному ему ведомый пейзаж. Лучи, игриво пробегаясь по поверхности, заигрывали со снующими под водой разноцветными рыбками. Те охотно принимали игру и гонялись за сребристыми вспышками преломляющегося света в водном бескрайнем массиве. Кромка океана омывала разгоряченный белый песок, песчинки которого неспешно перекатывались туда-сюда, создавая этим натуральное, без вспомогательной мантры, медитативное умиротворение. Громкое пение тропических птиц, вырываясь из джунглей, разлеталось на многие мили белоснежного искристого пляжа, тем самым дополняя красочность картины южного острова. Старание птах было так велико, что, бывало, их резковатый перелив голосов заглушал тревожный крик чаек.       Эдвард и Белла сидели на берегу, играли в шахматы и наслаждались обществом друг друга. У них в самом разгаре медовый месяц, сплошное удовольствие да и только. Совместные купания, прогулки, кормления друг друга с рук. Хотя, это действо происходит в одну сторону. Было бы странно заставлять мужа жевать картон или землю, а именно такое ощущение возникает, когда вампир пытается съесть что-нибудь из людской пищи. Однако без «ложки дегтя» не обошлось. Белла почувствовав проявление страсти в физическом плане, хотела повторить незабываемые моменты пока еще ее человеческой жизни. Эдвард же ужаснувшись своей необузданной силы, хоть он и сдерживал ее, зарекся прикасаться к телу своей жены. Он страдал, рассматривая огромные синяки на девушке. Она витала в облаках и представляла, как это будет в следующий раз. В итоге – после понимания, что у них разные желания – Эдвард пока отказался от сексуальных действий, а Белла не согласившись, твердо решила его соблазнить.       Вокруг все искрилось в блекло светлых тонах, отчего Белла чуть раздражено щурилась, не имея возможности созерцать Эдварда в полную силу. Она полусидела на мягкой шерстяной тряпке непристойно яркой на фоне молочного пляжа, потерявшего свою четкость из-за послеполуденного марева. Песок был таким горячим, что казалось, будто еще чуть-чуть прыти от солнца, и он начнет плавиться, затягивая в кварцевый расплав все то, что до него дотронется. Девушка, спасаясь от мимолетных ожогов, постаралась усесться так, чтобы ноги не касались разгоряченной поверхности. Она, немного откинувшись, облокотилась на вытянутые руки, и чуть повернув голову в сторону, наклонила ее к плечу. Белла с любопытством и некой фанатичной нежностью, больше схожей с легкой одержимостью поклоняющихся некоему божеству, рассматривала вампира. Она ни на секунду не смирилась с тем, что до превращения у них больше не случится близости. Пусть он будет считать ее развратной женщиной, но девушка постарается достигнуть своей цели. Поэтому в данный момент Белла больше размышляла о том, как бы вновь заинтересовать своего мужа в плане секса, чем об изворотливости очередного хода в шахматы.       Эдвард удобно расположился на пледе, мастерски копируя человеческую расслабленную позу. Чуть сутулые плечи, руки вяло лежат на коленях, одна нога подогнута под себя, другая свободно вытянута прямо. Вампир меланхолично созерцал океан и ждал, когда жена сделает очередной ход в игре. Он не слышал мысли Беллы, но это не мешало четко чувствовать ее намеренья. Мимо него не прошли все те уловки, легкие ужимки, невинные потуги соблазнения, которые приводили вампира только в чуть напряженно-азартное и веселое ожидание, чем досаду и страх. Что-что, а контролировать себя он умел на все сто, и если останется какой-нибудь процент неуверенности, то с лихвой возьмет недостающее своей врожденной и приумноженной при изменении упрямостью. Вот станет жена вампиром и тогда он оторвется за все ее нынешние выкрутасы.       Белла все размышляла о тяжелом бытие, любуясь Эдвардом, а сам вампир, прикрыв глаза и подставив лицо под солнечные лучи, иногда в задумчивости шевелил ступней, которая была по щиколотку в горячем песке. При этом рассеянно отмечая, что жар совсем не тот, накала не хватает. Отчего-то становилось грустно, но стоило пробежать шальной мысли, что нашелся «предмет» погорячее, как на губах появлялась мягкая улыбка.       Солнечный свет беспрепятственно лил на приподнятое лицо Эдварда, казалось, что тот искренне наслаждается моментом. Кожа вампира сверкала мириадам маленьких искорок, словно ее припудрили алмазной пылью. К ней хотелось прикоснуться и проверить ее на мягкость. Сколько бы Белла ни дотрагивалась до лица Эдварда, так и не смогла привыкнуть к контрасту восприятия. Глаза видят одно, а пальцы ощущают другое.       - Я думала, ты не любишь солнце.       Эдвард нехотя открыл глаза и посмотрел на Беллу, потом отвел взгляд:       - Хм, с недавних пор оно стало меня… вдохновлять.       Белла улыбнулась. Замужество, безусловно, их меняет. К хорошему настроению девушки прибавилось чувство триумфа. Конечно, она не считала это изменение вкуса победой, но все-таки если не она, то кто. А Эдвард мысленно скрежетал зубами – Блэк из головы никуда не делся, периодически мучая вампира мыслями о себе. Каждый раз стоит забыться или вот так посидеть под горячими лучами солнца, как в памяти тут же всплывает злая с задором улыбка оборотня. В мертвом сердце тут же что-то чувствовалось, не стук, но на удивление близкое к нему. Эдвард так и не понял, он собирался по возвращении домой спросить о странностях в его теле у Карлайла.       Южный пряный воздух овевал супружескую пару. Один думал о страсти в ночи. Другой скучал по резкому запаху, больше похожему на вонь. Только вот смешай сейчас эту вонь с ароматом Беллы, и его жизнь придет к необходимой гармонии, о которой мечталось, кажется, века. А можно ли им было бы жить втроем? Заманчиво, мать его. Эдвард матом не ругался, но сегодня был особый случай. Вампир понял, что так же как и Белла оборотень останется в его сердце. Волк для него больше, чем похоть.

***

      В детстве было гораздо проще. Если что-то не знал, то спрашивал отца, и он рассказывал какую-нибудь легенду со смыслом. Маленький Джейк, конечно, ничего не понимал, но Билли никогда это не останавливало. Он каждый раз исправно подбирал нужную историю, не спеша рассказывал, а потом сам же ее и разжевывал, чтобы его маленький сын все для себя правильно уяснил. Джейкоб долго еще не мог понять, почему нельзя сразу сказать суть ответа на поставленный вопрос вместо того, чтобы надрываться с очередной сказкой. Озарение пришло много позже, когда парень был уже подростком. Тогда две задиры из класса подначили Джейкоба сбежать с урока и выполнить какое-то глупое задание. Что было нужно сделать, квилет уже не помнил, зато хорошо в память врезался тот момент, когда при выслушивании поучительной легенды он без обычных пояснений незамедлительно понял, о чем хотел ему поведать Блэк-старший, сразу осознавая – отец просто по-другому не умеет. Эти легенды - и есть сама суть мужчины. Кто-то показывает наглядно, кто-то тычет книгами, а Билли гордился своим наследием и происхождением, стремясь привить сыну гордость духа на порабощенной земле. Он хотел, чтобы мальчик почувствовал единение с кланом, в котором родился и взрослел. Билли желал такого же почитания предкам и традициям, как у него самого. Конечно, горячность и строптивость сына при решении некоторых вопросов указывали на невозможность исполнения такого желания, но стремление от этого становилось сильней. Бывали между ними и серьезные скандалы, после них Джейкоб долго дулся и никак не хотел понять точку зрения отца, но в итоге верх одерживала его наследственность, и парню уже казалось, что тот как бы прав. Да, тяжело жить вместе с одним из старейшин их поселения, но парень сумел найти удовлетворительную середину в их отношениях. Они сорились так же, только теперь расходились по углам тогда, когда каждая из сторон внемлет друг другу. Билли признавал версию изложенную сыном, а парень уяснял отцовскую. Правда, в целом это ровным счетом ничего не значило. Так, мнимая ничья. Понять-то понимали, но прав всегда Билли.       За воспоминаниями о специфичности собственного воспитания оборотень пытался найти некую трезвость мыслей в своей голове, но пока у него получалось только апатично таращиться в одну точку, убиваясь от вопросов, которые к нынешнему моменту уже стали риторическими. Время, будто клонировалось, и выдавало совершенно идентичные минуты, которые перетекали в такие же одинаковые часы. Обычное дело, когда смотришь на циферблат и видишь штампованность уходящих минут. Совсем другое, когда эти минуты проживаешь. Говорят: время движется, меняется и преобразовывается во что-то новое, более захватывающее. Джейкоб же застрял во временнОй константе, когда часы отсчитываются, но ничего не происходит. Они ничего не несут. Ни движения, ни изменения. Застывшая точка в пространстве и в окружающей ее пустоте механический безрезультативный цикличный отсчет. Одна палочка, две палочки, три палочки и так до шестидесяти, которые приравниваются к одной палочке, а дальше все начинается снова и так бесконечно, пока что-нибудь это не прервет. Описанная ситуация и относится к выражению «время клонировалось».       Застыв во временной константе, оборотню мерещилось, что отторжение предавших его сердце надежд происходит и по сию минуту. Однотонно-бесконечным импульсом боли в темноте застывшей вечности. Словно картинка на стоп-кадре в том месте, где главный герой страдает от недосягаемости своего счастья, корчится от боли и не может ничего изменить, так как этот миг застыл в безвременье. Герой обязан жить этими мгновениями снова и снова, пока не сойдет с ума. Вот, что значит застрять в такой константе. Блэк не смог бы сейчас точно сказать, что делает в данную минуту. Кадры из захваченного отрезка времени меняются, как в калейдоскопе. Иногда, кажется, что все идет по кругу, иногда, что в произвольном порядке, а изредка, что один и тот же момент прокручивается раз пять, если не больше.       Кошмар Джейкоба начался тогда, когда прослонявшись по лесу в волчьем обличье, черт знает сколько времени, он все же не смог совладать со своими чувствами и сдался отчаянью. Он завыл и выл до хрипоты, до изнеможения, до того момента, когда из горла уже не вылетало ни одного звука, даже хрипы были почти беззвучны. Выплескивал душевную боль до тех пор, пока не исчерпал свои силы, а потом, временно отупев, сидел, тяжело дыша, не зная, какие сейчас необходимо произвести действия и нужно ли их вообще выполнять. Ведь все закончилось, так толком не начавшись. Как дым от чужого костра. Ни тепла, ни материальности, только вонь, причиняющая в основном дискомфорт. Горло оборотня выжигала горечь, возникшая от пережитой утраты своей навязчивой любви. Именно утраты, а как еще можно охарактеризовать венчание его любимой с другим парнем, причем пиявкой. Девушка потеряна навсегда, если не навечно. Хотя, почему если. В этом вопросе ему тоже четко дали понять, как будут в дальнейшем обстоять дела. Сердце судорожно сжалось. Толку теперь прикидывать планы и надеяться на несбыточные мечты.       После истерии оборотень был настолько эмоционально вымотан, что стало плевать на то, человек он сейчас или нет, но рефлексы, натренированные многодневными перевоплощениями, не подвели и сделали свое дело. Джейкоб, словно в забытье, вяло перекинулся обратно и без сил плюхнулся на землю там же, где недавно сидел волком. Не было никакого желания куда-нибудь идти, что уж кривить душой, не хотелось даже ни одним мускулом шевелить. По-хорошему надо бы одеться, да одежда в клочья разорвана. Теперь она где-то неподалеку лежит, дизайнерским узором уродуя природную роспись лесной прогалины. Джейкоб совсем забыл скинуть рубашку с брюками, когда в отчаянии обращался в волка, но теперь это неважно, да и тогда не имело никакого значения. Просто было необходимо обернуться, немедленно, не тратя ни секунды на ничего не значащие на тот момент трепыхания мозга о правильности действий.       Блэк устало облокачивался спиной о сосну, сидя на упругом мху темно-стального цвета, который покрывал корни и низ ствола дерева. Издали растение походило на плюш, который стыдливо прикрывал деревья повсюду, куда хватало глаз. Поодаль встречались островки того же мха, создавая видимость невысоких и небольших по диаметру пуфиков. Если не придираться к мелочам, то на данной лесной прогалине было весьма комфортно. Округлая по форме, защищенная по краям соснами, невысокими елями и мелким диким кустарником. По свободной от деревьев площади, усыпанной старыми пожелтевшими иголками, которые являли собой добротный плотный ковер, были раскиданы в произвольном порядке «пуфики». Некоторые, из них примыкали к стволам, образуя в некоем роде удобные стулья. Вот на таком «стуле» устроился Джейк, совсем не замечая – ни сосновых иголок, колющих голое тело, ни холодные капли дождя, которые, весело шурша по деревьям, скатывались на обнаженную смуглую кожу и стекали с нее на землю. Середина ночи, а ливень как начался вечером, так и не стихал ни на минуту. Лил все с той же настойчивостью, да завидной прытью.       Время медленно текло себе, как ядовитая смола, проникая в каждую пору и отравляя все на своем пути. Блэк не хотел ни знать о нем, ни ощущать его, он вообще ничего не желал чувствовать. Парень будто надвое поделился: на зверя и человека. Волк выплеснул свое злое разочарование судьбой, теперь очередь за не менее гениальным поступком второй половины. Звучит, как сарказм, но чем черт не шутит. Только сколько квилет не пытался привести мысли в порядок и придумать что-нибудь путное, так пока ничего хорошего в голову не приходило. Мозг оборотня, похоже, умер. Да и неудивительно, можно считать, Джейкоб сегодня пережил небольшую смерть, потому что когда теряешь любимого человека, то долго мучаешься в агонии, пока что-нибудь не решишь. Квилет вспоминал все произошедшее с ним после приезда Беллы и первого обращения, размышлял о позиции отца в целом, думал о своем положении в стаи. Прислушивался к себе в плане: осознал он себя вожаком или еще нет. Хотел быть одиночкой или желал вновь стать обычным подростком.       Вот так неторопливо перебирая дельные и не очень мысли, понял, что истеричное отчаянье отпустило. Стало легче, вернулись все его чувства. Оборотень учуял недалеко от себя спрятавшегося кролика, ощутил прохладные капли на голом теле, услышал на окраине чащи в подлеске неуверенную трель птицы. Джейкоб почти успокоился. Он протяжно вдохнул воздух с тяжелым землистым ароматом, приправленным смесью из запахов прелых еловых иголок, душистой сосновой смолы и затхлой плесени. Выдохнул, снова вдохнул всей своей мощной грудью. Потом вымученно улыбнувшись, парень поднял лицо, посмотрел на убегающий ввысь ствол дерева, открыл рот и стал бездумно, совершенно по-детски ловить дождевые капли ртом. Один хер все отвратительно, так чего загонятся о малышовых выходках. Блэк обожал так в детстве делать, когда шел сильный летний дождь, еще после таких осадков на небе всегда появлялась радуга. Радугу он любил, даже больше, чем ловлю ускользающих капель. Потому что это природное явление бесконечно-сплошное позитивное «ура». Даже повзрослев, квилет, замечая на небосклоне радугу, иногда про себя выкрикивал задорное ура. Кричать его вслух, крутизна оборотня не позволяла.       Примерно на двадцатой по счету капле Джейкоб вспомнил об одной легенде*, давным-давно услышанной от отца. Она рассказывала про орла, который хотел подняться ввысь, но ему мешал тяжелый камень в лапах. Птица им дорожила. Он заключал в себе все самые яркие впечатления в жизни. Для орла выщербленный осколок скалы являл собой истинную любовь, которую ждешь годами, а потом от нее пылаешь до конца жизни, сколько бы тебе ни осталось еще прожить и не имеет значения, что она может быть мимолетной. Птица, не сумев взлететь, умерла от голода. Орел до самого конца так и не понял, что камень был ничем иным, как обузой. Любовь это любовь, а камень это камень, и может быть еще чуть-чуть воспоминания.       Блэк, задумавшись о легенде, достиг почти умиротворения. Он понял истинный смысл этой истории. Только оборотень ощущал себя в ней камнем, причем на который насильно намотали чувства, а их по идеи у бездушного предмета быть не должно. Следовательно, парень явно где-то допустил ошибку, если он сможет ее вычислить, то справится со своей поглощающей сердечной болью. Джейкоб слабо улыбнулся и более осмысленно посмотрел вокруг себя. Наступил тот момент, когда решение сформировано, и душа кидает свои силы на его осуществление. Внутренний хаос утихомирился, нет метания и безысходности. Блэк понял – с него хватит. Если теперешнее окружение и его болезненная одержимость является камнем, то следует его отринуть. Оборотень решил отсюда на время уехать.