Дышать под водой

Перебор струн подействовал на зрителей завораживающе: уже с первой ноты все взгляды остановились на юноше и замерли, не мигая. Я понимала, что сейчас наконец-то услышу его голос в песне, и мне было и радостно, и тревожно. Я стану рубахой твоей, примерь меня. Ночь шевелится за запертой дверью. Что-то не так пошло в этой премьере, И нам её не досмотреть... У меня пересохло во рту. Я ожидала чего угодно, но только не этих усталых, горьких, пропитанных искренним чувством строк. И нельзя было поспорить - пел он просто чудесно. Настолько, что слезы сами навернулись на глаза. Что-то внутри не желает состариться, Воздух наполнен воском и плавится, Всё тяжелее мне с ним справиться В этой холодной войне. Последний постельный неандерталец, Крутятся стрелками кольца на пальцах. Всё, что теперь мне по жизни останется - Спеть эту песню тебе. Острый взгляд пронзил меня подобно раскаленной игле. Что-то внутри оборвалось, ухнуло с большой высоты, но не разбилось. Усуи смотрел прямо мне в глаза так пристально, словно не существовало загипнотизированной им толпы. Его не смущало, что от зала пришлось почти отвернуться. И рядом с тобой дышать, Глубоко, не спеша. Стелется вдаль туман, Здесь только ты одна. И если вокруг пожар, Мне ничего не жаль, Прошлое - пелена, Жизнь, как и смерть - одна. Аплодисменты всколыхнули застывший в безмолвии воздух вместе с последним аккордом. Где-то справа наши ученики выкрикивали имя Усуи, девчонки срывались на высоких нотах восторга, но они доносились до меня словно сквозь вату. Этот блондинистый пришелец много раз заставлял меня злиться, краснеть, теряться, смущаться или восхищаться, но еще ни разу не оставлял такой глубокой трещины. "Все, что теперь мне по жизни останется" - а что остается мне? И сквозь эту пелену я различила протянутую мне ладонь. Такуми стоял напротив меня и улыбался. Ни жива ни мертва я поднялась на сцену, следуя за его рукой. Бурные восторги зрителей только усилились. Учащиеся Сейки смотрели и никак не могли понять, почему у школьного принца на лице играет невиданная доселе нежная улыбка и почему президент не ругается, а держит его за руку. Концертный образ ли? Но все равно... красиво! Меня ослепил свет софитов и вспышки фотоаппаратов. Надо что-то объявлять, что-то говорить... но что? - Спасибо за ваши эмоции! - Усуи слегка поклонился. - Это самое ценное для всех нас, и именно эти воспоминания мы заберем с собой в Токио. А сейчас я хочу представить вам Аюдзаву Мисаки - президента студсовета старшей школы Сейка и просто прекрасную девушку. Встречайте! Теплый бок гитары коснулся моей руки, и я машинально перекинула через плечо ремень. Восторженные лица были обращены к нам, и они ждали. Ждали, что я что-то расскажу им о своих чувствах. Я закрыла глаза. Сквозь неплотно сомкнутые веки было видно, что свет стал зеленым, мягким. Последние секунды для принятия решения, но оно уже созрело где-то в глубине души. Пальцы сами нашли Hm. А если там, под сердцем - лед, То почему так больно жжет? Не потому ли, что у льда Сестра - кипящая вода, Которой полон небосвод? Пускай! Пусть они и не примут меня, пусть это мой первый и единственный концерт. Пускай. Это наш праздник, наш день. Зима приходит за теплом, В горячих пальцах - снежный ком, И никаким неверным снам Не замести дороги нам В ночь под невидимым крылом... И пускай теперь думает что хочет. Он расколол во мне огромную глыбу льда, рассек ее своей искренностью. Брызнула осколками ледяная крошка, больно раня сердце. Ничего не останется от нас, Нам останемся, может быть, только мы. И крылатое бьется пламя между нами Как любовь во время зимы. Именно на такое пламя похоже мое чувство. Ты видел его вчера. Теперь знаешь. Кипит гранит, вертится ось, Ведь так от роду повелось, Что всем клинкам и кораблям Дают девичьи имена. Что ж остается делать нам? Не назвал ли ты беспощадный клинок искренности моим именем? Оставил ли выбор? Ведь знаешь, что не могу не ответить. Я ловлю твой взгляд и улыбаюсь уголками губ. Ты смотришь на меня. Ради такого взгляда любая девушка Сейки была бы готова на что угодно. Что за странный подарок судьбы - это чувство в твоих глазах? Вслепую вновь перелистай Пергамент нам доступных тайн. Лед, раскаленный докрасна... Любовь страшнее, чем война. Любовь разит верней, чем сталь. Слишком много ты знаешь моих тайн. Слишком глубоко проник. Вернее, потому что сам Бежишь навстречу всем ветрам. Пусть будет боль и вечный бой - Не атмосферный, не земной, Но обязательно с тобой... Я непременно буду с тобой рядом, Такуми. Ты подарил мне храм в своей душе, выстроенный в мою честь. Показал настоящую заботу, поддержку, понимание. Даже если ты мне когда-нибудь откажешь в праве быть с тобой, я поступлю так же, как поступал ты - просто не сдамся, не уйду, не покину. Я буду всегда помогать тебе, слышишь? Мне больше не страшно! Ничего не останется от нас, Нам останемся, в лучшем случае, мы. Хорошо, что уже не страшное пламя пляшет Как любовь во время зимы. Хорошо, что уже не страшное пламя пляшет... Кажется, мне хлопали. Кричали что-то ободряющее, восхищенное, доброе. Даже слышала свое имя из уст зрителей. Эта разноцветная мигающая суета не могла пробиться ко мне сквозь непроницаемый купол из сполохов чувств, эмоций и откровений. Мне было все равно, что подумают эти хорошие, но чужие люди. Только одну руку я сейчас готова была принять. Словно в полусне я поклонилась и улыбнулась. Из-за карусели огней картинка мира расплывалась, и рассмотреть в ней что-либо было очень сложно. Гитару у меня забрал какой-то парнишка из организаторов, но я даже не обернулась на его. Просто двинулась к кулисам и сделала шаг в пустоту, чтобы в следующий миг ощутить падение и крепкие руки, которые подхватили меня и до боли сжали в объятиях. Хотелось даже крепче, чтобы наконец ощутить всю силу его привязанности. Тяжелая ткань кулисы надежно укрыла нас от посторонних глаз. Организаторы концерта многословно благодарили участников мероприятия, шумел взбудораженный зал, но все это отошло на задний план. Такуми нежно осыпал мое лицо легкими поцелуями, что-то говорил взволнованным срывающимся голосом. В россыпи этих теплых слов он бесконечно повторял мое имя, а я во все глаза смотрела на него и улыбалась. Голова была полностью пустой, словно кто-то отключил мою способность мыслить. Очнулась я уже далеко от концертной площадки. Мы сидели на ступенях большого летнего кинотеатра, на самом верху. Свежий весенний ветер играл с моими волосами, надежно закрепленными сверкающей в полумраке бабочкой. Солнце почти зашло, и его косые лучи острыми огненными стрелами пронзали воздушное пространство. Что-то жаркое, волнительное и окрыляющее витало в воздухе, и я невольно делала лишние вдохи - так проще дышать, так больше в легких этой предзакатной эйфории. Окропленный огненными брызгами, Усуи резко выделялся на фоне сияющего диска, и его профиль так напоминал мне о первом нашем разговоре на крыше. Я тогда обещала, что не останусь в долгу и помогу ему. Но каждый раз он возвращает мне добро сторицей, и в эту игру можно играть бесконечно. И... я безмерно рада этому. Мы молчали. Будто бы все самые важные слова уже были сказаны там, на сцене, и добавить уже нечего. Или все же не хотелось спугнуть это хрупкое трепетное чувство, колеблющееся между нами подобно огоньку? Магия праздника - это волшебство непостижимое и бесконтрольное. Мало назвать мероприятие праздником. Необходимо вложить в него ту самую чародейственную каплю, которая вдохнет в самый обычный день радость и надежду. Сегодня все звезды сошлись, чтобы задуманное - удалось, а загаданное - сбылось. Никто не остался равнодушным, все переживали, готовились, болели и рукоплескали друг другу. В такой атмосфере тепла и поддержки и создаются лучшие в жизни воспоминания. - И все-таки, Мисаки. Ты сама как пришелец с другой планеты, - неожиданно нарушил молчание Усуи. - Как можно быть такой прекрасной и талантливой? С твоими трудностями и объемом задач ты находишь время помогать всей школе, работать и совершенствоваться во всем. Невзирая на препятствия, ты не сдаешься. Никогда не перестану тобой восхищаться. Его слова заставили меня отчаянно покраснеть. Я стиснула руки на коленях. - Вечно ты меня смущаешь... - пробормотала я себе под нос. Теплые ладони вновь легли на плечи. Я уткнулась носом ему в плечо. - Что будет теперь? - выдохнула ему в рубашку. - Завтра мы вернемся домой. - И что, ты опять будешь бегать от меня? Не спорю, бывает весело, но мы уже два года так играем, - ровный голос Такуми не выдавал никакого волнения, но за прошедшие дни я будто стала ближе к его душе. Да, он переживал. - Не хочу бегать, - я закрыла глаза и позволила себе остаться в кольце самых надежных в мире рук. - Если я что-то и поняла про тебя за это время, так это то, что ты ненормальный. И поэтому... заботишься обо мне. Вряд ли в мире есть еще один такой же. Усуи рассмеялся. Запах смолы и корицы будто усиливался с его смехом. - Это настолько в твоем духе, Мисаки, - веселился он. - Романтики от тебя ждать не стоит! - Да что ты говоришь. А как же шваброй по темечку? А выволакивание тела за шиворот из кафе? А мои пару ласковых? Я - сама романтичность! - Ну, я в долгу не останусь. Мою романтику ты тоже хорошо знаешь. Я бы пополнил свою коллекцию фото с горничной, мне не хватает как раз, чтобы ты сняла.... В прыжке лосося я бросилась зажимать рот хохочущего мерзавца. Он веселился, отбивался и категорически не желал быть немым. В ход были пущены щекочущие ногти, толкающиеся локти и... Впрочем, это все закончилось не так, как обычно: его губы быстро нашли мои, и наша потасовка завершилась, уступив место взрыву совсем других эмоций. Нас прервали бесцеремонно - детским смехом со стороны площадки. Впрочем, я действительно схожу с ума, если средь бела дня беззастенчиво целуюсь на ступенях кинотеатра... С кем я связалась? И почему мне не жаль? - Ты не пожалеешь, - шепнул мне Такуми. Он что, мысли мои читает? - Давай убежим. У нас осталась последняя ночь. - Что ты... - не успела я договорить, как меня уже подняли со ступеней, и, скрываясь от любопытных детских глаз, бдительных старушек и знакомых школьников, вывели с территории. Мы какое-то время стремительно рассекали дворы, перебегали улицы, один раз даже перелезли через какой-то подозрительного вида забор. Усуи не ведал сомнений, а меня подхватывал легко, как куклу, переносил через препятствия. Я же просто шла за ним, ведомая одним лишь смутным ощущением того, что все, что происходит - правильно. Так надо. Просто закрой глаза и иди. Сделай, наконец, шаг в пустоту, чтобы из темноты к тебе потянулись любящие руки, которые поймают в любой момент падения. Не это ли мы ищем всю свою жизнь? Неужели судьба подарила мне такой подарок - сегодня, здесь и сейчас, в лице светловолосого озорного парня с самой нахальной на свете улыбкой? Мы остановились у невысокой ограды и, несмотря на то, что вход был открыт, пришелец и здесь повел себя восхитительно-невозмутимо: перелез через забор и помог преодолеть его мне. - Санкей-эн. Традиционный японский сад, - негромко пояснил он. - Пошли, покажу тебе одно место. Аккуратные дорожки вели по приветливым тенистым аллеям. Здесь можно было встретить множество изящных и аутентичных скульптур, мостиков, цветников, благоухающих ранними ирисами. Вдали виднелась глава трехступенчатой пагоды. Все это причудливо переплеталось между собой, сохраняя воистину японский древний дух. Закат уже догорел, и в саду зажглись уютные теплые фонари. Молча, неторопливо, рука в руке мы вышли на берег небольшого пруда. На волнах покачивалась лодка, а запах ирисов немного кружил в голову. Не сговариваясь, мы перешли на очень медленный шаг, а потом и вовсе остановились. Мягкие сумерки укутали нас своим теплым, ароматным, влекущим покрывалом. То здесь, то там вспыхивали и кружились смутно знакомые огоньки... Я не могла сдержать вздох восхищения. Это было похоже на самую настоящую сказку наяву. Такуми слегка сжал мою ладонь. Он улыбался. - Мисаки, ты... Его голос немного дрогнул. Хотел сказать что-то?.. - Что? Из кустов вспорхнули две птицы. Цикады все громче пели, с каждым угасающим лучом солнца обретая уверенность. Эти огоньки, витающие над водой, притаившиеся в траве... светлячки. Они переползали, кружились, вспыхивали то здесь, то там загадочными мерцающими свечками. Такуми вдохнул полной грудью и медленно, словно наслаждаясь, освободил легкие от воздуха. Аромат действительно хотелось оставить где-то внутри - ирисы, вода, вечер, полынь, смола и корица. Сама того не замечая, я дышала полной грудью, как будто можно было надышаться этим счастьем. Будто можно было оставить его себе. Стало так мучительно тесно в груди, что я с тихим протестующим стоном ткнулась носом в плечо Усуи. Он усмехнулся. - Трудно быть счастливой? - Трудно, - буркнула я, стараясь не слишком светиться. Когда-нибудь я научусь принимать это. - Знаешь, - он повернулся ко мне и обхватил ладонями мое лицо, словно пригоршню воды взял в руки. Боялся, что я утеку, убегу сквозь пальцы. - Я ведь тебя люблю. Так люблю, что кричать уже нет сил. Вот так просто, колокольчиковым звоном, упали на поверхность воды эти слова. Сердце всколыхнулось и замерло. Все застыло. Не спугнуть. Не нарушить. Зеленые блики в его глазах мерцали, двигались, оставляли меня без движения, слова, дыхания. Что я могу ответить этим глазам? Что могу дать его сердцу? Будто кто-то мудрый, кто стоит неизмеримо выше, улыбнулся мне своей понимающей улыбкой и, качая головой, подсказал - тихо, без слов, сразу послав нервные импульсы телу. Руки сами обхватили Усуи за пояс, а голова склонилась к груди. У него так сильно бьется сердце! Ему ведь тоже страшно бывает, этому смельчаку-сверхчеловеку. Как сейчас. - Не надо кричать. Иначе не услышишь, как я зову тебя, - мой шепот вышел едва различимым из-за охватившего меня столбняка. - Как я могу не услышать? Услышу обязательно, - тоже шепотом отозвался Такуми, крепче прижимая меня к себе. Я окончательно проглотила язык, забыла воздух и прочие составляющие жизнеобеспечения. - Я тебя люблю, - одними губами закончила я. Услышит? - Слышу... - словно эхо, прозвучал над ухом потрясенный отзук моего чувства. Непотревоженные светлячки мерцали зеленоватыми искрами. Звездные, светлые, обнадеживающие. Я бесконечно вслушивалась в звуки ночного сада, в стук сердца над ухом, безотчетно приникая как можно ближе. ... Я ничего не понимаю в любви. Мне ближе алгебра, геометрия, география и прочие точные канцелярские. И ни одна книга о любви ни на йоту не приблизила меня к этой загадочной и необъяснимой теме. Но одно я поняла совершенно точно: в любви мы становимся детьми. Такими же искренними, смущенными, открытыми, беззащитными, яркими, готовыми на что угодно. Любовь меняет нас, заставляя отказаться от защиты и страха. Где было маленькое "я", вырастает и расправляет крылья огромное, всеобъемлющее "Мы". Он меняет меня. И я счастлива меняться.