до краёв

За стенами шумит толпа, тугими живыми волнами перекатывается по залу; Бэкхён переводит дух, прислонившись бедром к туалетному столику в гримёрке. Жарко до такой степени, что хочется сбросить к чёрту все шмотки и вылезти из кожи, а потом рухнуть в ванну с ледяной водой и, умирая, чувствовать себя в раю. Эйфория, бившаяся в нём на сцене, понемногу испаряется, а на её место приходят приятная усталость и спокойная, убаюкивающая пустота. Бэкхён выжат до капли, и больше всего ему сейчас надо передохнуть. В гримёрке прохладно и сумрачно, и Бэкхёну кажется, что он окунается в холодную тёмную воду, сквозь толщу которой пробивается слабый шум внешнего мира. Бэкхён остался бы здесь навечно, только, правда, пора брать задницу в руки и идти к остальным ребятам. А то сбежал сразу после завершения концерта, и это как-то неловко. Он хватает со столика салфетку и, вытерев лоб, поворачивается к двери, когда она распахивается, и на пороге комнаты появляется высокая фигура, едва ли не полностью занимающая дверной проём. — Ты как? — Чанёль звучит чуть сипло и абсолютно счастливо, наклоняется, чтобы ненароком не задеть притолоку, и Бэкхён хочет съязвить что-нибудь на тему "ты не настолько высокий, не думай", но сдерживается и, пожевав губу, кивает: — Нормально. Чанёль улыбается, прикрывает за собой дверь и падает в кресло рядом с Бэкхёном. — Поскользнулся на сцене, чуть не упал. Думал, умру от разрыва сердца. Или просто штаны лопнут, — он ржёт по-дурацки и чешет потный, взлохмаченный затылок. Бэкхён закатывает глаза к потолку. — Странно, что ты ещё ни разу не, — но отвечает вполне миролюбивой улыбкой. Чанёль открывает рот и, кажется, хочет сказать что-то ещё, но смолкает, складывает руки на груди и смотрит на Бэкхёна чёрными, неожиданно лукавыми глазами. Бэкхён, видимо, совсем выдохся, потому что Чанёля он откровенно не понимает. Он разворачивается и делает шаг к двери, когда ему на бёдра ложатся широкие сильные руки и тянут назад — и Бэкхён падает задницей прямо Чанёлю на колени. — Что?.. — он даже возмутиться толком не успевает, как чувствует упирающийся ему в задницу член. — Чанёль, — предупреждающе шипит Бэкхён, потому что, правда, не сейчас, у него нет ни сил, ни желания. Он прикрывает глаза на секунду и молится, чтобы это вдруг оказался мобильный, забытый Чанёлем в кармане брюк. У Чанёля на всё другие планы: он обхватывает Бэкхёна поперёк груди и дёргает на себя — и тот проезжается задницей по его члену; это хорошо и стыдно, а ещё так обременительно, но Бэкхён чувствует, как невольно возбуждается. Пак Чанёль, я убью тебя, мысленно обещает он и хватается за чанёлевы ладони, прижатые к его груди. Собственные руки кажутся совсем тонкими и женственными, по телу расплывается ватная горячая слабость, и Бэкхён запрокидывает голову Чанёлю на плечо. Чанёль горячий и мокрый, взмыленный, словно загнанная лошадь, дышит тяжело и часто, втягивает носом воздух; Бэкхён слушает его дыхание, и его собственное учащается, а сердце заходится где-то в горле. — Быстро, — шепчет Бэкхён, сам ёрзая и прижимаясь к его паху; от мысли о том, что между его задницей и чанёлевым членом только трусы и тонкая ткань белых узких брюк, кружится голова. Чанёль мычит что-то, что наверняка должно означать согласие и подчинение, и прижимается ртом к плечу Бэкхёна. Вылизывает и кусает, оставляя влажные розоватые пятна, губы соприкасаются с кожей с каким-то странным хлюпающим звуком, но Бэкхёну от этого только хуже, и — о боже мой — он в один момент понимает, насколько неудобные и тесные эти чёртовы брюки. Когда Бэкхён собирался стать айдолом, он не думал о том, что после выступлений его будут ждать не фанатки, а член одногруппника между ягодиц, но не то чтобы он был против — сейчас. Не в первый раз всё-таки; Чанёля после выступлений всегда дико кроет, даже по сцене скачет со стояком, за который потом всем очень неловко — и пиздецки смешно. Чанёль с этим, кажется, почти смирился, отшучивается всё, мол, адреналин и вообще фанаты хотя бы видят, как он воодушевлён, — и теперь едва ли не после каждого выступления тащит Бэкхёна в какой-нибудь укромный угол, чтобы спустить по-человечески. Бэкхён почти привык — это сначала было странно и неловко, он даже врезать Чанёлю пытался — только закончилось всё синяком на предплечье и испачканными спермой брюками. Чанёль цепляет губами стразы, узкой полосой приклеенные к бэкхёновой шее, и от этого Бэкхёна откровенно потряхивает. В одном движении столько всего неожиданно интимного, что он едва не задыхается от восторга и ужаса. Чанёль улыбается ему в плечо. За это Бэкхён хочет побить его, но куда больше он хочет, чтобы Чанёль стащил с него шмотки и втрахал в кресло, чтобы трогал и целовал по-настоящему, а не так — издевательски будто. Чанёль гладит его под футболкой, хватает за бока и живот, чуть жёстче, чем стоило бы, но так, как Бэкхёну нравится. С Чанёлем у них вообще всё на удивление просто и в радость обоим — такой своеобразный симбиоз. Бэкхён-то думал, что они не сойдутся характерами. Ну, не то чтобы совсем сошлись. Чанёль расстёгивает на нём брюки, запускает руки ему в трусы, касается так, как Бэкхёну очень-очень нужно и хочется. У Чанёля грубые мозолистые пальцы, и от ощущения их на члене хочется выть и орать. Бэкхён приоткрывает рот, глотает воздух и слабо постанывает — на большее его, правда, не хватает. Чанёль трётся об него через брюки, и даже этого достаточно, чтобы выбить из бэкхёновой головы мозги. Где-то за дверью слышатся чьи-то голоса и шаги, и Бэкхён пропускает вдох, замирая напряжённой струной. Чанёль никогда не закрывает двери. — Мне нравились эти брюки, — шепчет Чанёль, обнимая Бэкхёна рукой за талию и сжимая пальцы на его члене. Бэкхён хочет сказать "да, мне тоже, они так классно сидели на моей заднице", но только стонет сдавленно в ответ и кончает в чанёлеву ладонь: горячее и липкое разливается по бёдрам, пачкая кожу. Чанёль тянет его на себя, шепчет "я сейчас" и "какой же ты", толкается быстро и резко — и Бэкхёну на самом деле кажется, что брюки на нём просто-напросто лопнут. Ткань скрипит и натягивается, у Бэкхёна кружится голова, а по лбу скатываются капли пота, он чувствует, как напрягаются бёдра Чанёля, как напрягается он сам и со сдержанным выдохом кончает — влажное пятно расплывается по ткани под бэкхёновой задницей. Отлично, хочет сказать Бэкхён, но не может, только открывает и закрывает рот, пытаясь отдышаться. Хотел ведь к ребятам идти, нет, чтобы на минуту раньше... Он поворачивает голову, упираясь взглядом Чанёлю в подбородок, и как-то бездумно прижимается к нему губами. Чанёль вздрагивает, скашивает на него глаза, но потом расслабляется и съезжает в кресле, укладывая Бэкхёна себе на грудь. Это спокойно и жарко, Бэкхён прижимается щекой к его плечу, чанёлева ладонь скользит по его животу — сильная и тяжёлая — и от этого становится как-то совсем хорошо. — Пойдём уже, — наконец говорит Бэкхён и, потянувшись, сползает с коленей Чанёля. — Я хочу рассказать Кёнсу, сколько раз он налажал за сегодняшний концерт. Чанёль кивает, послушно тянется следом и помогает Бэкхёну вытереться и переодеться. Улыбается, как кретин, мягко так ещё, что у Бэкхёна сердце птицей заходится, сам влезает в найденные в сумке джинсы и пытается пригладить волосы перед зеркалом, но не выходит: они тёмными вихрами топорщатся под ладонями. А Бэкхён ждёт его, прижавшись плечом к прохладной поверхности двери, и думает, как же всё у них безнадёжно. Снаружи угасает дыхание толпы; Бэкхён заполнен до краёв.