Холодный ветер вдали

Ночь. Очередная ночь без луны. Она, конечно, есть, но её не видно из-за громады туч, которые заботливо прикрыли Землю от её света. Кому нужна такая забота... Ночь - единственное время, когда тихо, хотя и не полностью и не всегда. Слышен лишь приглушенный плач из соседней палаты, да еле слышные прикрикивания, которые больше похожи на сдавленные стоны, хотя я и не уверен, существуют ли эти звуки на самом деле, или их нет. Очередная безлунная ночь, и видно не дальше фонаря перед оградой, который тускло, с периодическими подмигиваниями, освещает выгоревшую на солнце траву. Бабах. Раскаты грома. Значит, будет дождь. И верно, через несколько мгновений из темноты небес, прозрачными линиями на асфальт и траву начинают ниспадать поблескивающие капли дождя. Медленно и необратимо, как жизнь, дождь вершит свое мокрое дело: орошает землю, которая по нему очень истосковалась. Дождь не прекращался, а лишь усиливался, и через некоторое время начали появляться лужи, глядя на которые становилось тоскливо, а воспоминания начинали сжигать голову изнутри, вызывая странные мысли. Воспоминания того, из-за чего и как я здесь оказался. В тот ясный летний день, всего за сорок два дня до нынешней ночи, я сидел на лавочке, и молча наблюдал за движением на улице. И вдруг, как гром и молния, в глазах начали мелькать беспорядочные образы. Ничего не поняв, я сильно сжал глаза, а руками схватился за виски. Я открыл глаза лишь спустя десять секунд - и не узнал ничего, что только что видел перед собой: трава, которая еще мгновение назад была сочно-зеленого цвета, теперь была пожухлой и тусклой, свежий воздух казался зловонным и грязным, и каждый вздох давался с трудом, буквально сжигая легкие изнутри, а люди теперь словно сошли со страниц журнала, где печатают карикатуры. Они были по-настоящему страшны, хотя и выглядели как обычно. Я словно видел сущность жизни, сущности всех этих людей. Я видел их без масок, и это было по-настоящему страшно. Вот та девушка, что смеялась заливистым смехом секунды назад, теперь предстала передо мной глупой девушкой, никудышной матерью, у которой дома два ребенка плачут от голода, или тот парень в сером пиджаке, который теперь предстал избивающим свою жену. И так произошло со всеми. Если не со всеми, то с большинством. Некоторых я видел как бы мгновениями спустя, уже постаревшими, а некоторых видел помолодевшими. Это было глупо, я осознавал это. Невозможно видеть время! Невозможно видеть сквозь строк! Нельзя, но я же вижу... Что было дальше я помню смутно. Я помню, как бежал, позабыв все свои вещи на лавочке, бежал без оглядки. Как я шарахался от каждого человека. Как я забился в угол в каком-то темном и пустом сквере. Потом я видел огни скорой помощи, и, в конце концов, я оказался здесь. Я часто вижу странные вещи. Я как бы вижу насквозь. Слышу таинственный шепот, который что-то невнятно бормочет и бормочет... Хотя, может быть, это мои братья по несчастью. После приема лекарств мне становится чуть проще, хотя и не полностью. Общение с другими людьми дается мне очень тяжело. Мне тяжело смотреть на врачей, санитаров и посетителей, но я все же могу, пускай и с некоторым напряжением, общаться с моими названными братьями. От них исходила какая-то другая аура... Они были, как бы сказать, менее порочны, что ли, если это слово вообще применимо в этом мире. В связи с моим нежеланием общаться с людьми, для меня большой проблемой являлись мои регулярные встречи с доктором Блейтом. И хотя я знал, что он в целом неплохой человек, я все же видел некоторые грешки, которые были у каждого, независимо ни от пола, ни от религии, ни от классовой принадлежности. Мы часто разговаривали, и, несмотря на мои просьбы, количество встреч не сокращалось. Доктор Блейт мягко говорил, что это необходимо. Одна из бесед проходила в плохой день. Я сидел на мягком, но не очень удобном стуле, напротив доктора, и старался не смотреть ему в глаза. За окном был свинец неба, порывы ветра и вспышки молний, сопровождаемые громом. Косой дождь снова шел... снова пугал. - Вы уверены, что ваше... видение мира, скажем так, верно? - спросил доктор. Я промолчал. - Ну же, ответьте мне. Вы считаете ваше видение мира - настоящим? И тогда я заговорил. - Зато я вижу мир таким, каким он является. Настало время молчать для доктора. Он вздохнул, сложив руки на столе. Где-то далеко прогрохотало небо. - Но разве вы счастливы? Ваша жизнь круто изменилась после того... инцидента. Теперь в вашей жизни гораздо меньше красок. Является ли это необходимым вам? - после некоторого молчания, продолжил Блейт. - То, что с вами происходит - не является нормальным. Я хочу вам помочь. - "Нормальность" определяется большинством. Если бы все видели мир, каким вижу его я, тогда ненормальным считались бы вы. Часы, висевшие на стене, медленно пощелкивали своим механизмом. Где-то вдали снова раздался раскат грома. - Вы спрашиваете, счастлив ли я? Я не знаю, что ответить на этот вопрос. Вы счастливы, когда где-то на подсознательном уровне понимаете, что ваша жизнь - сплошная ложь, но при этом вы продолжаете уверять себя в обратном? Я счастлив, что могу это видеть. Могу видеть и понимать, как устроен мир. - Лучше счастливое неведение, чем горькая правда. Вы согласитесь, что люди, во всяком случае, подавляющее большинство их, стали намного некрасивее? Я имею ввиду не внешний вид. Вам приятно их такими видеть? - Доктор, думаете, что ваши речи помогут мне забыть то, что я уже видел? Даже если бы я хотел вернуть все обратно, а я не хочу, у меня ничего бы не вышло, - это был мой решающий, как я думал, аккорд. Но Адам, а доктора Блейта звали Адам, неожиданно спросил нечто, чего я не ожидал. - Скажите, вам нравится ваша жизнь здесь? Я подумал. Несмотря на плюсы моей нынешней жизни здесь, в изоляции от людей, в заточении четырех стен и одного единственного окна с видом на одинокий фонарь, мне все же не хватало свободы. Как и большинству, кто проходил здесь лечение. - Нет, - все же ответил я. - Как вы сами сказали, "нормальность" определяет большинство. Я не смогу вас выписать, пока вы, по мнению большинства, - не сочтите за грубость, - не совсем в порядке, - мягко, с явной добротой, проговорил Адам. Часы пробили двенадцать, что означало конец сегодняшней терапии. - На сегодня все. Продолжим завтра. Я надеюсь, вы подумаете над моими словами. И я ушел, погруженный в мысли. - И снова здравствуй, Алоис. Меня давно никто не называл по имени, данное мне при рождении. - Здравствуй, Адам, - можно было позволить себе фамильярности, хотя бы немного. Это хорошо снимает напряжение официальной встречи. - Вы поразмыслили над моими словами? - Я думал всю ночь. - И к какому выводу вы пришли? Что вы теперь думаете? Поделитесь со мной, - настаивал Адам. Он был твердо уверен, что победил меня, и я теперь соглашусь с ним и буду излечен. Ведь осознание проблемы - самый крупный и первый шаг к исцелению. Я тоже думал, что победа за ним, и был готов согласиться с его суждениями, принять его точку зрения. Стать большинством. Но тут подключился мой внутренний голос. Некий рудиментарный элемент защиты, который человечество давно потеряло и забыло, взывал ко мне с одним вопросом: "Твоя жизнь станет лучше? Станет лучше, если ты будешь жить, все время обманывая себя?" И я замешкался. В моей голове начали всплывать разные воспоминания о людях, которых я видел своим новым видением. Врача скорой помощи, который воровал наркотики, чтобы потом продавать их. Бездарную мать, дети которой, возможно, уже погибли. Пьющего отца, избивающего и терроризирующего свою семью. Полицейского-садиста, получающего удовольствие, избивая людей, кому не повезло оказаться в качестве обвиняемого. И многие другие примеры темной, скверной жизни, непременно опутывающей всю планету. - Я не хочу пытаться выдавать за ложь то, что является правдой. Вы думаете, мне станет проще жить? Или станет проще жить другим? Мир не изменится, никто не изменится. Вечная ничья. Люди рождаются с чистой, незапятнанной душой, и все, что происходит в жизни, оставляет неизгладимы след на ней, придавая ей разные оттенки, и моя душа уже никогда не будет той, с которой я родился, - я прервался, чтобы сделать вдох. - И ваша, кстати, тоже. Блейт молчал. Я продолжил. - Вы же видите, я не представляю опасности окружающим. Моя проблема, а она была, решена: я могу жить, игнорируя мое видение. Я не буду, как раньше, бежать не зная куда, чтобы потом заплакать в углу. Мне было страшно, но теперь мне все равно. Вы не сможете мне помочь, если я буду и дальше находиться здесь. Но вы можете выписать меня. Блейт молчал еще некоторое время, но потом, сняв очки с переносицы, мрачно произнес. - Как я могу так поступить? Это идет в разрез с моим мировоззрением. Я давал клятву. Я клялся, что буду помогать. Я много лет учился, чтобы лечить людей. А ты предлагаешь мне выпустить тебя нездоровым, возможно, даже опасным. - Если бы вы видели то, что видел я, вы бы так не говорили. И я пересказал ему то, что сказал мне мой внутренний голос, привел ему свыше десятка примеров. Последнее, что я сказал на тот раз, была следующая фраза: - И меня ли надо лечить, или их? И я ушел. Адам был не против. Насколько мне известно, он еще долго молча смотрел в окно, видимо, обдумывая сказанное мною. Наша последняя встреча состоялась через неделю. Я зашел в его кабинет, с его бессменными коричневыми занавесками на окнах и мягкими, но неудобными стульями. Адам Блейт сидел, сложив руки, и тоскливо смотрел вперед. Я осторожно сел на стул, который слегка проскрипел под моим весом. Некоторое время сохранялось молчание, но все же он начал говорить тихим, мягким голосом. - В прошлый раз ты ушел, хотя мы и не закончили. Я сохранял молчание. - Но я не расстроен. Я долго думал над вашими словами. И я пришел к выводу, что ваше заболевание не опасно для общества и вы можете вести обычную жизнь, принимая лекарства. Они будут подавлять ваши искажения реальности, но... Вы не обязаны принимать их. Я рискую, рискую всем, не только карьерой, которая в данном случае не так важна, но даю вам право выбора, и даже не два варианта, а три. Первый вариант заключается в том, что я выписываю вас не абсолютно здоровым, но в принципе вменяемым человеком. В этом случае вам придется всю жизнь принимать лекарства. Второй вариант заключается в том, что я выписываю вас абсолютно здоровым, но от вас я потребую сообщить мне в случае, если вы начнете себя чувствовать хуже. И третий вариант, я думаю, вам известен. Вы останетесь здесь, и я попытаюсь вылечить вас. Вихрь мыслей на некоторое время унес меня от реальности, и я сделал выбор… выбор, который ни на кого не повлиял, никому не помог, ничего не изменил. Никто не проиграл.