Инвалиды

Пожалуй, Келли была одним из самых добрых и ласковых животных, которых я когда-либо знала. Мы подобрали ее на улице (как, впрочем, и двух других наших кошек), когда возвращались из гостей. Она сидела у магазинчика на вокзале и добродушно щурила смешные апельсиновые глаза всем, кто проходил мимо. Самая обычная кошка, коих сотни на улицах города. Как раз в это время (на протяжении уже примерно получаса) моя младшая сестра выпрашивала у мамы котенка. Ей непременно хотелось экзота (знаете, с огромными такими глазами и совершенно сплюснутой мордой), но теперь она была готова даже и не тратить деньги на кошку, а просто взять ее с улицы. «Да хотя бы и вот эту!» - воскликнула она, указав на полосатый комок у магазина. На наших глазах двое шутников-парней подошли к котенку, и один из них погладил его по спине ботинком. Каково же было наше удивление, когда кошка совершенно проигнорировала это посягательство на свою спину! Мама удивленно моргнула и переспросила, действительно ли Машка готова взять ее домой. После достаточно бурного положительного ответа было сказано неохотное «бери», и вместо ответа Маша помчалась назад (мы уже немного отдалились от предмета ее восторгов), сгребла котенка, уже достаточно крупного, и вернулась к нам. Поначалу две пушистые любимицы, жившие у нас уже около года, не хотели принимать новенькую. Они предпочитали общество друг друга и отгоняли Келли от своей миски, но та и не пыталась ни на что претендовать и быстро нашла друга в нашей собаке, в то время весившей уже около пятидесяти килограммов. Несмотря на чудовищные размеры и внушительные челюсти, Бэла была очень добродушной (по крайней мере, с домашними) и часто пыталась играть с кошками, хоть часто эти попытки и оканчивались парой царапин на рыжей морде. Теперь же ей было позволено таскать нового друга за шкирку по квартире и жевать кошачий хвост, а взамен она делилась с Келли содержимым своей миски. Вскоре полосатый котенок завоевал сердца всех обитателей квартиры. Она была чрезвычайно ласкова: придешь, бывает, домой после трудного дня и свалишься на диван, а она придет и ползком, ползком к тебе на живот… Отгонишь – прижмется вся к дивану, глаза прищурит и все равно ползет к тебе потихоньку, пока не махнешь на нее рукой и не почешешь за ухом. Гладить себя она, кстати, не просила – ей достаточно было того, что не прогоняют ее с живота. Кошки, на самом деле, очень свободолюбивые создания; сколько знаю кошек, все они ходят «сами по себе» и иногда нисходят к рабам своим, людям, позволяют накормить и шею почесать. Келли же больше напоминала мне собаку: так она была привязана к человеку. Если дома с утра до вечера никого нет (помимо животных, конечно), то будет ходить по квартире и плакать, а как приходишь – непременно сидит на коврике в прихожей, ждет тебя. Мне она почему-то совсем не нравилась поначалу… Не могу ничем объяснить эту неприязнь к ней, но виделось мне что-то демоническое в ее зрачках. Она, словно чуя мою настороженность, ходила за мной по пятам и часто сидела у меня на коленях, пока я работала над каким-нибудь рисунком. Довольно быстро и я прониклась к ней симпатией, пусть ее назойливая ласка мне порой надоедала. Она любила наблюдать за моей работой, особенно если я использовала акварель; очень ей нравилось пить акварельную воду (что, кстати, делают многие художники) и нюхать карандаши. Но больше всех Келли была привязана, конечно, к Машке, своей спасительнице. Вместе они смотрели фильмы (то еще зрелище, я вам скажу!), ели и спали. Когда Машка плакала от чего-нибудь, верная кошка всегда приходила ее утешить, вытирала ей слезы острым носиком и мурлыкала, словно говоря: «Все хорошо, я с тобой». *** Так прошел почти год. Май выдался очень жарким, столбик термометра иногда поднимался до отметки «30» и редко оседал на двадцати. Балкон практически не закрывался: дышать было совершенно нечем. Помимо прочего, мне для работы необходим был свежий воздух, для обеспечения которого я открывала настежь окно в своей комнате. С прошлого года я помню дурную привычку своей полусиамской кошки ходить по парапету незастекленного балкона (десятый этаж, представьте себе) и гоняться на нем же за собственным хвостом. Ее худенькое тело то и дело мелькало где-нибудь на форточке, и я, ругаясь, прогоняла ее оттуда все прошлое лето. Теперь эту привычку заприметила и наша Келли. Пухленькая, она иногда воробушком ложилась на парапет, подложив под себя все лапы. Потом ее страсть к свежему воздуху разрослась настолько, что она иногда выходила за окно, стоя на узенькой железной полоске. Увидев как-то эту картину, я с ужасом смогла вымолвить только слабое «кис-кис», и Келли, мурлыча, подбежала ко мне, зайдя обратно. Однако этот случай положил начало десяткам новых. Каждый раз Машка с воплями загоняла незадачливую питомицу обратно, но та, кажется, и не понимала, на что злится ее любимая хозяйка. В один из первых июньских дней мы проснулись довольно поздно. За окном уже вовсю сияло солнце, небо казалось раскрашенным ярким акрилом, и веял иногда из кухонной форточки озорной ветерок. Разогрев себе еду, я села позавтракать, как вдруг раздался звонок в дверь. Звонили снизу, по домофону. «С вашего окна кошка упала, заберите, вон мертвая лежит!» - доложил мне презрительный голос из трубки. Внутри что-то оборвалось. Я бросила трубку и побежала к окну. По дороге мне встретилась моя полусиамка, а наша черная кошка вообще не ходила по окнам… Взгляд вниз – на распластанное на асфальте полосатое тельце. Краем сознания я скорее уловила, чем услышала еще один звонок в дверь. Я не успела. Маша взяла трубку. Топот ног – и она уже тут, около меня… Смотрит вниз и плачет… - Может, она живая еще, Маш? – выразила слабую надежду я. - Какое там! – сквозь рыдания ответила она. – Десятый этаж… И соседка сказала, что мертвая… Меня охватил ступор. Машка ушла рыдать на кухню. Ее всхлипывания проходили сквозь меня, невозможно было даже вдохнуть. Что-то заставило меня посмотреть вниз еще раз. Но… что это? Только что Келли лежала совсем в другой позе! - Маш, она живая! – крикнула я из комнаты. – Она шевелится! Быстро надев какое-то платье и взяв с собой кошелек, я сбежала вместе с ней вниз. Келли крутила головой и жалобно заплакала, увидев нас. Передними лапами она скребла асфальт и пыталась ползти в нашу сторону. В нескольких метрах от испуганной кошки стояли наши соседи и переговаривались между собой, кидая на нас ехидные взгляды. Машка кинулась к Келли, осторожно взяв ее на руки. Та судорожно заглатывала воздух, высунув грязный окровавленный язычок. - Это ваша кошка? – спросила соседка, звонившая только что. - Наша, - осматривая кошку, быстро ответила я. - По вам, девочки, статья плачет! О жестоком обращении с животными! – назидательно крикнула женщина. Я подняла на нее взгляд, полный ненависти. - О каком жестоком обращении?! – воскликнула плачущая Машка. По ее лицу была размазана тушь, из опухших глаз лились слезы. - Бедный котенок упал из окна, а вы ничего не сделали! Это останется на вашей совести, – фыркнула соседка. - Знаете, – тихо ответила я, – мы без Вас разберемся. Отвернувшись, я забрала кошку у Машки, осторожно поддерживая ей голову, и мы побежали в ветклинику. Приходилось смягчать шаги, чтобы не трясти Келли. - Почему она не сказала, что кошка еще жива?! – потрясенно спросила Машка, размазывая по лицу все набегающие и набегающие слезы. – Почему она сама не отнесла ее в ветклинику? Ей же плохо! Она может умереть! - Ей все равно, – буркнула я. – Ее это не касается. Беги, наверно, вперед, предупреди врача… Нас приняли не сразу. В регистратуре попросили не мешать, а врачи ходили туда-сюда. Наверно, были заняты чем-то. Спустя какое-то время мы положили кошку на один из столов в кабинете, и полная женщина в белом халате прощупала Келли, а после сообщила трагичным голосом, что нужно делать УЗИ, и тогда будет понятно, что делать с кошкой. После этого она вышла из кабинета, вероятно, узнать что-то. Из коридора донесся ее громкий голос и смех. Мы с Машкой трясущимися пальцами гладили Келли, шептали ей ласковые слова и старались успокоить ее. Та пыталась иногда встать и слезть со стола, царапая стол передними лапами и поднимаясь на локтях. Дышала она все так же, не закрывая пасти, изо рта у нее струилась тоненькая струйка крови. Машка не смогла долго выдерживать этого зрелища и бессильно опустилась на стул рядом, закрыв глаза руками и сотрясаясь от рыданий. К моим же глазам иногда подступали слезы, но о моем состоянии больше говорили непрестанно трясущиеся руки. Рядом на столе сидели два кота. Их хозяйки оживленно болтали между собой и обращались к упитанным питомцам, называя их «Рыжий» и «Черный». Другая женщина-ветеринар беседовала с ними, иногда они смеялись над чем-то. Им все равно. Их это не касается. Вот привели собаку на прививку, тоже смеются, глядя на отчаянные попытки пса улизнуть… А нашего врача все не было. Келли уже не порывалась уползти, окончательно ослабев. Я видела, что мы теряем ее. - Где она? – в отчаянии взвыла Машка. Не дождавшись ответа, она вышла из кабинета и отправилась искать ветеринара. - Что вам нужно, девочки? – прервала ее поиски другая женщина, тоже в белом халате. - У нас… кошка… упала с десятого этажа, – тихо ответила Машка. - Ну, подождите, сейчас придет врач и осмотрит ее, – спокойно сказала та. - Но она умирает! - Выбирайте тон, девушка, – резко прервала Машу женщина. – Вы все-таки с врачом разговаривайте, успокойтесь! - Но моя кошка… - Это только ваша кошка. У нас десятки таких кошек в день, дождитесь своей очереди! Прошло еще десять минут. Приехал отец. Я рассказала ему, что случилось, и нас заметил третий ветеринар, молодая девушка. Она тихо сказала, что закончит с прививкой собаке и тогда подойдет к нам. Минута. Минута. Минута. Келли уже почти не дергалась, только дышала прерывисто. Дрожащие пальцы гладили ее мягкое ухо. Врача, ушедшего в самом начале, так и не было. Наконец третий ветеринар освободился. - У нее очень сильный шок, – с грустью сказала она. – Контузия внутренних органов. Видите, она не шевелит задними лапами?.. К сожалению, мы ничем не можем помочь… Это травмы, несовместимые с жизнью. Маша издала протяжный тихий вой. - И… как? – вырвалось у меня. - Только если облегчить ее страдания, – тихо ответила девушка. – Ей осталось несколько минут. - Маш, – убито позвала я. – Делаем укол?.. - Да, – проскулила она и отвернулась. Келли тем временем совсем перестала двигаться, лишь вздымался немного ее бок. Врач уже достала шприц, но не успела даже наполнить его лекарством: произошла непроизвольная дефекация с кровью, и по телу бедняжки прошли последние судороги. На моих глазах начали выступать запоздалые горькие слезы. - Давай я сам заберу ее, – предложил отец. – Идите домой… Я забрала Машку и мы направились к дому, обе – плачущие. Я плакала молча, дыша прерывисто, Машка же все еще – навзрыд. Идущие нам навстречу люди отворачивались или быстро проходили мимо. - Я так никого не любила, – прошептала искусанными губами Машка. - Я знаю… – ответила я. – Она тоже тебя очень любила.