Пропащий

- Я пожалуюсь Малефисенте! – тихо прохрипел парень, не в силах сделать даже полноценный вздох. - О, ну, это всё зависит от того, вырву я тебе язык или нет, - плотоядно усмехнулся Диаваль, и его жилистые пальцы ещё сильнее сомкнулись на глотке молодого короля. Под холодной ладонью ворона забился лихорадочный пульс.       Карие глаза исказились в нечеловеческом страхе. Алая полоса, вытекавшая из-под самых корней волос, рассекла бледную переносицу Филиппа на две части. Немудрено, ведь Диаваль протащил парня за волосы от входной двери покоев до самого окна. - А теперь, - ворон растянул свои сухие потрескавшиеся губы в злорадной ухмылке, - давай сыграем в одну очень простую игру. Я задаю тебе вопрос, а ты на него отвечаешь либо «да», либо «нет». Договорились, м?       Филипп сглотнул кровь, со звериной паникой наблюдая, как в сажевых глазах ворона зажглись огоньки безумия. - Вот и чудно, - прошипел Диаваль, отпуская дрожащее горло пленника и схватывая короля уже за грудки.       Ноздри оборотня дрожали, будто ему тоже не хватает воздуха. Бледно-лиловые, словно у мертвеца, губы его дёргались, особенно уголки. Казалось, он сейчас медленно и мучительно сходил с ума, но не от страха, как Филипп, а от ярости. – Вчера я видел у Авроры шрам. Причём он был свежий и на всю бровь. Итак, вопрос первый: ты причастен к этому, гадёныш?       Карие глаза расширились от ужаса. Тело парня задрожало, точно лист на ветру. Его рот открывался и закрывался, словно у немой рыбы. Продолжая безумно улыбаться, Диаваль чуть наклонил к нему голову, и, наконец, услышал, как из горла Филиппа вырывается булькающий от крови звук: - Нет… Она сама упала… Клянусь своей короной, сама… - Думаешь, эта жестянка для меня что-то значит, лгун?! – взревел Диаваль и швырнул парня на стол. Тот, словно тряпичная кукла, повалился на деревянное покрытие, сбив пустые бутылки от дорогого вина и хрустальные бокалы, и тихо зарыдал, прикрыв лицо окровавленными руками.       Диаваль схватился за голову, запустив свои ледяные пальцы в волосы, и, с силой сжав смоляные пряди, истерично расхохотался.       Он опустился до дна. Словно жалкий бандит, прижимает в тёмном углу своих врагов и, не стесняясь, бьёт их по лицу. Но какое от этого наслаждение! Теперь ворон чувствовал себя более бодрым и злым. Избить смазливого принца он надумывал уже давно. Не хватало только повода.       После свадьбы Филиппа и Авроры Диаваль замкнулся в себе, словно ушёл в полупрозрачный сон. Порой даже Малефисента не могла услышать от него ни единого звука. Слуга больше не просил превратить его в ворона, не рвался в небеса за госпожой и, казалось, полностью утратил вкус к жизни. Веки его теперь были постоянно прикрыты, выражая полное безразличие к происходящим вокруг него ситуациям, взгляд стал пустым, стеклянным.       Первое время он безучастно в образе человека бродил по полянам, изредка бросая наполненные до краёв ненавистью взгляды в сторону башен замка. Что творилось внутри него, мог знать только Чёрт, но то, что за это недолгое время его сердце почернело и налилось злом, Малефисента поняла уже давно.       Слуга пресекал все намёки на общение с собой, стал ещё более угрюмым и озлобленным на весь мир, иногда ворча что-то себе под свой длинный нос. Ещё через некоторое время, узнав, что у Авроры скоро появится первенец, в один прекрасный вечер вовсе исчез с Болот. Только и поминай, как звали. Полностью, он, конечно, не испарился – Малефисента знала обо всех его передвижениях. Также она узнала о его недавнем увлечении. Нет, скорее даже зависимости… - Филипп, Филипп… - прохрипел Диаваль, приближаясь к дрожащему от страха королю. – Сам, верно, выхлёбываешь по половине винного погреба за день, а гостей не угощаешь… Кстати, когда ребёнок родится, ты с этой дрянью завяжешь. Пьяный папа – залог неблагополучной семьи.       Ворон взмахнул рукой и хлыстнул ей прямо по лицу Филиппа. - Поднимаешь на Аврору руку? – прорычал Диаваль, сжав разбитый подбородок парня и направляя полусознательный взгляд карих наполненных горячими слезами глаз на себя. – Сначала подумай, прежде чем врать мне, потому что это второй вопрос. Оставлять ребёнка без отца я не хочу, но, если ты и правда над ней измываешься, мне придётся это сделать, - он ещё сильнее сдавил челюсть Филиппа и угрожающе прошипел: - А ты знаешь, милый мальчик, мои возможности безграничны… - С-смилуй… Смилуйся…. – еле слышно ответил парень. – Я исправлюсь… правда…       В голове Диаваля бурлила кровь, мешая ему адекватно оценивать ситуацию. Он уже давно потерялся в себе, не контролируя ярость. И сейчас, в этот момент, ему жутко хотелось проверить, насколько он способен морально опуститься. Способен ли он убить.       Голова Диаваля неожиданно закружилась, заставляя всё в глазах заискриться. Ворон чуть отпрянул от жертвы, прикрывая ладонью веки. Он сделал ртом жадный глоток воздуха, который на пару мгновений отрезвил его воспалённое сознание, и вновь жутко расхохотался. - Значит, я был абсолютно прав насчёт такого ничтожества, как ты, - гневно сверкнул глазами Диаваль. – Что ж… У тебя ещё остались бутылки от вина?       Не дождавшись ответа, ворон жадно окинул глазами стол, пытаясь найти уцелевшую бутылку, хотя бы наполовину наполненную вином. Одна всё-таки осталась. Она стояла на самом углу противоположного конца стола. Ухмыльнувшись, Диаваль потянулся за ней, ещё сильнее прижимая полуживого парня своим телом к отполированной поверхности. - Ммм… А ты гурман, - бледные губы мучителя растянулись ещё шире, когда он откупорил пробку и вдохнул запах напитка. – За ваше здоровье, мой король!       Диаваль притянул горлышко к губам, и его пересохшее горло зажгло, словно по нему растеклась лава. Сделав три больших мучительных глотка, он резко оторвался от бутылки и, перехватив её за горлышко, разбил о край стола. Звонкое лязганье стекла эхом разлетелось по покоям короля. Остатки вина кровавым пятном растеклись по холодным плитам пола, заливаясь в мелкие щели.       Заметив уродливые осколки стекла в руках Диаваля, Филипп сразу понял, что сейчас ему будут вспарывать горло. Парень заскулил, но через пару мгновений его карие глаза остекленели и закатились. Больше он не шевелился. - Какие же мы нежные, - с издёвкой пропел Диаваль, выкидывая в сторону оставшуюся часть бутылки. – Чуть что, сразу отключаемся.       Массивные двери комнаты были заставлены всевозможными стульями, тумбочками и столиками, коих в комнате Филиппа оказалось немереное количество, – ворон позаботился о том, чтобы их с королём не побеспокоили и не прервали беседу. Только теперь Диаваль расслышал, как с той стороны кто-то интенсивно колотил кулаками. - Король! Откройте! Что у вас там происходит?! – наконец донеслось до ушей ворона. - Король решил поспать! – весело хохоча, ответил прислуге Диаваль. – Пошли прочь!       На самом деле ему было совсем не весело: всё тело колотило, жгучие капли алкоголя потихоньку растекались в вены, а по лбу ручьём тёк холодный пот. Это был припадок. И в этом припадке Диаваль бы разорвал Филиппа, но король был ему настолько отвратителен, что пачкать руки кровью этого ничтожества было бы слишком омерзительно. Главное то, что теперь мальчишка забоится даже прикасаться к Авроре. К его Авроре. - Сейчас же открой дверь, Диаваль!       От столь знакомого голоса внутри ворона всё замёрзло. Малефисента.       Диаваль перестал улыбаться и, пошатнувшись, сел на ледяные плиты пола. Его угольные глаза скользнули взглядом по полуживому телу Филиппа, разваленному на столе. Плевать, что она с ним за это сделает. Вполне возможно, что его за такое даже приговорят к казни. Он добился своей цели, а остальное лишается смысла и морали. Остального уже давно больше нет. Есть только глупая мечта, измазанный в крови конкурент, рабство и вино, но лишиться всего этого Диаваль нисколько не боится. По крайней мере, он пытается убедить себя в этом.       Спустя небольшой промежуток времени, огромные дубовые двери распахнула мощная ударная волна, раскидывая в разные стороны всё, что мешало створам открыться. В покои тут же высыпалась толпа вооружённых воинов.       Холодные чёрные глаза встретились с горящими от гнева зелёными. - Моя госпожа! Я так рад вас видеть! – противно искривил губы Диаваль, пытаясь вынести её мучительный взгляд, которые впился ему в самую душу.

***

      Зеркальная поверхность пруда иногда нарушалась лёгкой рябью, создаваемой ветром. Тучи заволокли лазурное небо, погрузив берег в одну огромную тень. В воздухе запахло сыростью и пылью. Лёгкое напряжение царило над спокойной водой, словно вот-вот с неба сорвутся первые капли прозрачного дождя. Малахитовые деревья что-то тревожно шептали своими листьями на ухо блуждающему ветру, который нагрянул к ним со степей.       Потрепав листву, ветер пронёсся по пруду, взъерошив чёрные пряди волос Диаваля, который, щурясь, стоял на маленьком мостике, облокотившись о перила. Ворон с удовольствием встретил холодный поток воздуха, печально улыбнувшись грозовому небу. - Ты хоть до конца осознаёшь, что натворил? Я еле уговорила их предать тебя суду Болот, а не казни в замке, – голос Малефисенты эхом разлетелся в голове Диаваля. - Да, - выдохнул он. Ему не хотелось смотреть ей в глаза. Там не было ничего интересного кроме недовольства и холода. – Но в отличие от вас, моя госпожа, я пекусь об Авроре.       Пухлые губы Малефисенты сжались в полоску. В глазах сверкнуло недоброе пламя. - Не смей так говорить, - сдержанно ответила она, сощурив свои изумрудные глаза.       Диаваль с силой сжал бортики, отчего сухая деревяшка заскрипела под его пальцами. - А вы видели эти подтёки на её лице? – ядовито поинтересовался Диаваль, не оборачиваясь к госпоже. – А рубцы на руках? Что, скажете: упала, ушиблась, порезалась? Этот… - слуга осекся, проглатывая нехорошее слово, которое так и норовило вылететь из его уст. Совладав с эмоциями, он всё же продолжил: - Этот… нехороший человек измывается над ней больше года, а я должен смотреть, как за секунды вянет цветок, который я так долго взращивал?! - Мы взращивали, - жёстким голосом поправила его госпожа. – Если ты ещё не утопил свой рассудок в алкоголе и можешь воспринимать речь, то спешу тебе напомнить, что ты просто игрался с ней. А потом, - Малефисента усмехнулась, - случайно в неё влюбился. Избивать короля нельзя. Благо, Аврора ещё про это не узнала. Ты думаешь, она была бы тебе благодарна? - Проклинать дочь короля тоже в кодекс чести не входит, - оскалился Диаваль.       Задел. Задел ту самую струнку, но поздно это понял и даже уже пожалел. Однако госпожа не подала виду, лишь её ресницы слегка дрогнули, и сильнее поджались губы. - Простите, моя госпожа, - Диаваль опустил глаза. – Я последнее время места себе не нахожу. На мир смотрю, словно сквозь мутное стекло. Только Аврора в голове. И её слёзы. У меня душу от них наизнанку выворачивает. А теперь мне и в замок дороги нет. Заступлю за главные ворота – вздёрнут на петле или из лука крылья подстрелят… - Диаваль… - Малефисента аккуратно коснулась его головы. – Аврора любит его. Всем сердцем. И говорила она мне об этом неоднократно. Думаешь, я не вижу, что происходит с моей крестницей? - За что такого можно любить? – нахмурился ворон. - Любят не за что-то, Диаваль, - вздохнула госпожа. – Любят просто так. Попробуй отпустить её. - Когда суд? – ворон тихо рассмеялся. - Завтра, - Малефисента нахмурила брови, услышав его смех. - Можете сразу меня казнить. Для моей пропащей души это единственное лекарство.