Ev sistr 'ta

В амбаре густо пахло яблоками, резаной соломой и навозом. Гвенллиан, дочь Марха, сидела на рогожке, подобрав под себя босые ноги - на светло-сиреневом платье по краям подола и рукавов были вышиты зелёные листья - и задумчиво плела косу. День уже клонился к вечеру, заливая тёплым мёдом вечернего света посыпанный опилками земляной пол и дощатые стенки, а рядом с ней, раскинувшись на сене и подложив руку под голову, безмятежно спал Фингалл МакКольм, обернув вокруг пояса свой сине-зелёный тартан. Гвенллиан украдкой посмотрела на него из-под ресниц - уже раз в двенадцатый за последние полчаса - и на всякий случай завязала на ленточке второй узелок. Ей почему-то ужасно хотелось, чтобы Фингалл спал, укрывшись плащом и положив растрёпанную голову на камень, как герой какого-нибудь древнего сказания, странствующий и сражающийся в пути. Может быть, ему бы даже приснился вещий сон, как Оссиану или Иакову. Может быть, он бы сонно приподнял краешек плаща, позволяя ей нырнуть в тепло, зажмурившейся от радости и смущения - словно бы дверь дома приоткрыл: только ей и никому больше. Гвенллиан фыркнула себе под нос, как лисица-фенек, и отвернулась. Разумеется, ей просто хотелось спать - просто спать - немудрено после целого-то дня уборки яблок. В этом году вместо профессора Мэлдуна с первогодками отправили группу старшекурсиков; по словам Мерлина выходило, что они отправляются туда сдавать практическую часть по этнической культуре малых божественностей, которую в новом семестре ввела профессор Мелюзина, однако на робкий вопрос Керидвен, почему никто из них никогда не видел в школе профессора Мелюзину, Мерлин возмущённо заявил, что после ужасного стресса, который бедняжка пережила в связи с разводом, она отказывается показываться смертным, и что с их стороны в высшей степени бестактно задавать такие вопросы. Проходящий мимо Дион Хризостом подтвердил, что профессор активно преподает свой курс, но исключительно из-за закрытой двери и - тут лицо оратора просияло, а взгляд преисполнился благоговения - не вылезая из бочки. Гвенллиан устало поёрзала и снова покосилась на Фингалла. Если бы он спал, завернувшись в плащ, она бы, может, не сидела тут и не разглядывала его. Вот сидела бы и не разглядывала чертополох, застрявший в рыже-каштановых волосах. И упрямо поджатые губы. И твёрдых очертаний волевой подбородок, и шею с полоской подъяблоневой грязи. Голубую татуировку и медный браслет, опоясывающие предплечье. Мерно вздымающуюся грудь в вырезе полотняной рубахи-безрукавки. Лежащую на животе руку - смуглую, сильную, с гибким и даже по-своему изящным запястьем мечника, с нервно подрагивающими во сне длинными пальцами. И плотную ткань килта - «выходи за меня, и тебя завалят такой клеткой на юбки, ядров сто к свадьбе наткут» - слегка оттопыривающуюся под кожаным поясом с бляхами... Гвенллиан озадаченно принахмурилась, склонив голову к плечу. Он прячет там мышь? Кроличью лапку? Бутылку с чудодейственным бальзамом, который мгновенно излечивает любые раны в пылу битвы? Она подалась вперед и осторожно, с любопытством потрогала. Мышь не выбежала с отчаянным писком, но, судя по размеру, это была и не кроличья лапка... - Ой! - взвизгнула Гвеллиан, подскочив на месте. В её запястье впивались железные пальцы Фингалла, а сам шотландец, не мигая, смотрел прямо ей в лицо. - Что ты делаешь? - слегка охрипшим голосом спросил он. - Мне стало интересно, - простодушно ответила Гвенллиан, поглядев на него, и, поведя плечом, отбросила за спину красивую каштановую косу, - У меня такого нет. Фингалл издал какой-то сиплый звук, напоминавший одновременно смешок, стон и смертельную агонию полузадушенного человека. - Что у тебя там? - спросила Гвенллиан, показав глазами. - Опухоль, - севшим голосом прохрипел шотландец, - Страшная. Неизлечимая. - И ты в таком состоянии поехал на Авалон? - всполошилась девушка, резво рванувшись к его поясу, - Дай, я посмотрю! - Нет! - почти взвыл Фингалл, перехватывая её руки и крепко сжимая. Гвенллиан обиженно посмотрела на него исподлобья. - Выискалась специалистка. Ты еще предложи подорожник приложить, - сердито сказал МакКольм, резко садясь, - И подуть, и поцеловать, чтобы не болело... Он вдруг осекся. Посмотрел на неё - растрепавшуюся, порозовевшую от гнева, с горящими глазами - и сглотнул. - Я, конечно, не доктор Мак Кехт... - возмущенно начала было Гвенллиан, но тут Фингалл, не выпускавший её запястий, потянул её на себя и прижался губами к приоткрытому рту. Гвенллиан задохнулась. Губы у него были обветренные и горячие. От груди, к которой она прижималась, и обнимавших её рук исходило пульсирующее тепло - сильное, мужское тепло. И Гвенллиан вдруг показалось, что она поняла, о чём, о чём пел бард Талиесин в своей «Битве деревьев» - она рассыпалась на мириады сверкающих частиц Вселенной и была всеобъемлюща и неистребима. Я был настойкой из трав и белого горного меда, был сворою, гнавшей лань, и ланью, от своры бегущей... Я был языком огня и бревном, в том огне горевшим, я был совою в дупле и дуплом, сову приютившим, светил маяком на скале, ночную тьму разгоняя, семь лет на одежде Мак Кехта я пробыл пятном кровавым... Я был рогами оленя и юго-западным ветром, я был еловой корой, высокой травой в долине, был парусом корабля, державшего путь в Канаду... Я был виноградной лозой и буквой заглавной в книге, семь лет был струною арфы и год - травою морскою... Пятнадцать лет я лежал в кургане на Каэр-Керддин, я прялкой был и клубком, был черной дырой Вселенной, кофейной мельницей был, полоской на шкуре зверя, я был рисунком мелком и облачком плыл над Римом... ...Ощущение полной свободы и безграничной надежности всего сущего. *** - Вот видишь, Гвидион, - с умилением сказала Керидвен, прислушиваясь к нежным, как шелест цветущей сирени, девичьим вздохам и тяжелому, прерывистому мужскому дыханию, доносившимся из амбара, - А ты говорил, что ничего не получится! Она стояла возле задней стены, сложив руки, и с написанным на лице блаженством счастливой матери созерцала дёрновую крышу и звёздное небо. Рядом, возле щели в досках, толкались и шипели друг на друга Ллелевис и Морвидд, которым было ничего не видно и которые оттоптали друг другу все ноги. - Ну, не знаю, не знаю, - с поистине медицинским скептицизмом отозвался Гвидион; он единственный сидел на траве спиной к стене, закутавшись от холодного ночного ветра и росы в стянутый у кого-то плащ, и отчаянно зевал, - По-моему, МакКольм нас по головке не погладит, когда поговорит с камнями пещер и узнает, что там оставалось предостаточно свободных мест, а башмаки Гвенллиан мы специально утопили, чтобы ему пришлось нести её в амбар на руках. Ллелевис отлип от стены, досадливо цокнув языком, сунул руку в карман штанов и щёлкнул пальцем. В неясном лунном свете тускло блеснула монетка, которую тут же на лету поймала и спрятала в привязанный к поясу кошелёчек предовольная Морвидд. - Я же говорила! - с ликующим видом заявила он, скрестив руки на груди и вскинув кудрявую рыжую голову, - Гвенллиан, яблочко-то наше, чай, давно уже забродила! И если бы мы, образно выражаясь, не вынули пробку... - Мне почему-то кажется, дружище, - сказал Ллеу, похлопав Гвидиона по плечу и вдруг широко улыбнувшись, - Что МакКольм, когда всё узнает, ещё проставится нам бутылкой рейнского. _____________________________________________________________ [*] Оссиан - легендарный кельтский бард III века, сын легендарного, опять же, кельтского героя Финна Мак Кумала и его супруги Садб. В «Песнях Оссиана» рассказывается, как однажды Оссиан видел во сне своего отца и его Фиану (войско, братство). Кстати, в шотландском варианте имя Финна Джеймс Макферсон переложил как Фингалл. [**] Иаков - герой библейского сказания, видел во сне Лестницу Иакова, соединяющую Небо и Землю. [***] Мелюзина - фея из кельтских и средневековых легенд, дух свежей воды в святых источниках и реках. Часто изображалась как женщина-змея или женщина-рыба от талии и ниже, иногда с двумя хвостами. Выходит замуж за смертного, поставив ему условием, чтобы он никогда не видел её в зверином обличье; когда он застает ее в таком виде, бросает его.