Immortelle

Те, кого мы любим, нас только убивают. Медленно, статично, нанося удары по самому больному месту, с пугающей точностью ломая кости и выворачивая запястья. Пос-то-ян-но, раз за разом. И, если даже не своими собственными руками (кои, к слову, давно уж как по локоть в крови), но силою «удачно» сложившихся обстоятельств точно. В голове было пусто и неподвижно больно. Дама вот уже несколько минут сидела за широким письменным столом из темного дуба, устав гадать, что и где она упустила, как вообще могло случиться подобное, ужасающее своей реалистичностью, происшествие. Да, непреложная истина, кровавый факт – церковь всегда охотилась на Братство, прихвостни Лихтгештальта убивали вампиров одного за другим, но нет, только не его, не его, слышите?! Вы не можете отнять его у Эстель, не сейчас, не надо. Ведь она только оправилась от случившегося с Королем, только научилась жить заново, с опаской ступая вперед, словно по острейшему битому стеклу. Она облачилась в траурное платье, стерла яркий грим, научилась заново дышать, когда злодейка-судьба вновь нанесла свой сокрушительный удар. Пропал Валет, ее Валет, ее, а затем стало известно, что он попал в плен к епископу. Не сумев сдержать эмоций, Эстель едва не оторвала голову разведчику, принесшему сию дурную весть, лишь слово Кристиана заставило замереть ее замахнувшуюся для удара руку. Король, казалось, обдумывал некий гениальный план, но какие, черт подери, могут быть планы, когда он там один? Когда наверняка раз за разом испытывает такую боль, что не испытывал никто из них? Как он может просто ждать, сложа руки?! Не выдержав очередного всплеска пугающей и удивляющей всех жестокой рациональности Короля, Эстель молча вышла, поджав бледные губы, а спустя каких-то пару минут вихрем ворвалась в кабинет Рихарда, принявшись лихорадочно перебирать его бумаги. Где-то определенно должна быть зацепка, ведь не мог он оставить все как есть, только не он, нет, только не Валет. Она верила, ей до безумия хотелось верить, что она найдет нечто ультра важное, что прибежит к Королю, что заставит его… Нет. Идеально ровно сложенная стопка бумаг ворохом разлетелась по полу, а Эстель, обессилев от собственной беспомощности, положила бледные ладони на стол. Клыки пронзили губы, но до этого ей не было никакого дела, ведь душу на части рвали черные когти безграничного отчаяния. Агония, боль, паника – они всюду, они держат сознание в своем крепком искусном плену, и нигде нет от них покоя. Говорят, со временем боль утихает. Затухает, словно трепетный огонек свечи, догоревший до своего победного конца, и больше никогда и какими силами не реанимируемый… Что ж, наверняка, ведь так хочется этому верить! Так хочется все забыть, чтобы стало крайне спокойно и безразлично, чтобы каждую минуту, каждую секунду память не тревожила истерзанную душу, и не подкидывала новых ассоциаций и мечтаний о глупом светлом будущем. Говорят, время лечит любые раны, но иногда бывает так, что со временем раны становятся только глубже, а боль от них все равно не утихает. Говорят… Да к черту, что там говорят! Какая разница, что думают другие, когда у тебя самой вместо сердца в груди открытая рана? Больно даже дышать, словно ребра сдавила не эфемерная безудержная тоска, а стальные тиски, вот-вот готовые раздавить тебя в смертельных объятьях. Наверное, таким темпом она точно скоро сойдет с ума, но… Повинуясь неясному порыву, Дама выдвинула нижний ящик стола, словно что-то подсказывало ей, вело, направляло, и… Так и замерла. Кольцо. То самое, которое на ее памяти всегда носил Вааст, то самое, с которым всенепременно ассоциировался его образ в голове леди, то самое… Дрожащая рука тянется к этому сокровищу и кажется, что прошла целая вечность, пока украшение наконец не оказалось в хрупких пальчиках мадемуазель Нуар. Спустя секунду кольцо уже оказалось на ее безымянном пальце, а спустя еще две по щекам потекли кровавые слезы. Это неправильно, нет, не так все должно быть! …а спустя три секунды мир вдруг резко перевернулся в головокружительном сальто-мортале. Не сумев с достоинством выдержать ту волну адской боли, что непрошеной гостьей вторглась в ее изувеченное сознание, Дама пронзительно закричала. Наверняка от этого вопля безумного страдания кровь застыла в жилах у всех, кто находился в округе, потому что так на их памяти еще не кричал никто. Тело ее будто раздирали в клочья; Дама, словно подкошенная упала на пол, и даже не почувствовала это. Она приняла и осознала всю ту боль, которую испытывал Вааст, и закричала еще сильнее, едва не оглохнув от этого ужасающего звука. Но тут он заговорил, и нужно было взять себя в руки, лихорадочно запоминая все то, что пытается до нее донести Валет, да только где бы взять сил, чтоб произнести хоть слово? - Валет, вы… - хрипло, едва слышно, но она смогла, ведь смогла же! Но слова, которые эхом доносились в ее голове, повергли леди в настоящий шок. Вааст говорил, что его всенепременно нужно убить – четко и с присущим только ему прагматизмом описал всю критическую ситуацию, давая указания, а затем вдруг взял небольшую паузу. - Не тратьте силы на мое освобождение, Эстель. Что?! Да как ты можешь даже заикаться о подобном, Вааст? Что ты говоришь вообще, мы с Кристианом тут же… -… но я хочу, чтобы вы знали. Слезы, уже не сдерживаемые никакими усилиями, реками алой крови украшают лицо Дамы, а бледные губы что-то шепчут в исступлении, что-то, что не разобрать даже ей самой. - Я люблю вас, Эстель. Вихрь разноцветных эмоций взрывается в сознании, и, не выдержав подобного, Эстель, впервые в жизни своей, падает в обморок. Неизвестно, сказалось ли на ней состояние Вальта, или же ее собственные эмоции, но после получаса, проведенных в отключке, у Дамы появился мощнейший стимул жить дальше. Когда открылась дверь комнаты в покои Короля, а на пороге предстала мертвенно-бледная Дама, даже Абигайл не рискнула что-то возразить, потому что вид Эстель вселял в юную оборотницу животный ужас. Лицо Дамы было исполосано кровавыми разводами, а на побелевших от напряжения пальцах тусклым изумрудом блеснуло в отсвете свечей кольцо. Его кольцо. - Ты сейчас же соберешь всех, и мы вытащим его оттуда, - холодно, железно, зло, - иначе я лично вцеплюсь в твою шею, Кристиан, - от ее решимости сводило скулы, от ее непоколебимого выражения лица становилось страшно. Но Король прекрасно понял, что случилось…