today was a fairytale.

«Как дела?» - казалось бы, такой простой вопрос, однако Малефисенте ни разу не довелось его услышать. Вместо этого были только грубые требования, жалобы и много, много ненависти, которая словно бы обвивается вокруг горла шершавым толстым канатом. Возможно, там, в другой жизни, Малефисента была любима, была важна. Но сейчас ее словно бы выпотрошили и хорошенько потоптались на ее чувствах и на ее сердце. Хорошее быстро забывается, однако обиды и невысказанная ярость выгрызает изнутри, прорываясь наружу истекающим желчью змеиным клубком. Раньше Малефисента вплетала в волосы диковинные цветы, что росли на болотах и переливались всеми красками радуги в солнечных лучах, а теперь она прячет густую каштановую копну в черного цвета головной убор и натягивает на лицо фальшивую жестокую улыбку. Жизнь ломает даже самых стойких оловянных солдатиков. У Малефисенты срезали крылья, причем как в прямом, так и в переносном смысле. Малефисента больше не может летать ни физически, ни морально. Малефисента больше не может вдыхать особенный воздух, который теряется в облаках и не доходит до Земли. Она больше не греет ладони о раскаленное Солнце и не встречает рассветы в первом ряду своего импровизированного кинотеатра. Малефисента больше не мечтает, она только ненавидит. Малефисента хочет быть чьей-то феей, но вместо этого она становится чьим-то дьяволом. Малефисента слишком хорошо знает, как это больно – привязываться, и не хочет испытывать это чувство снова. Она бы с большим удовольствием обвязала свое сердце железной цепью и сжимала ее до тех пор, пока оно не превратилось бы в ссохшийся уголек. Это было бы гуманнее, чем вручить свое бьющееся, живое, любящее сердце очередному человеку, потому что люди не умеют любить. Они умеют только рушить. Но потом в ее жизни яркой вспышкой света появляется Аврора, и Малефисента искренне не понимает, почему Аврора кажется не такой. Почему ее хочется не уничтожить, а защитить, сжимая в своих ладонях ее маленькие теплые руки. Почему больше всего на свете хочется оставлять поцелуи на ее пухлых губах, вечно растянутых в наивной детской улыбке. Малефисента продолжает называть Аврору чудовищем, а Аврора считает Малефисенту самым восхитительным существом на планете, и Малефисенте кажется, что они застряли в стереотипной диснеевской сказке, поменявшись при этом ролями. Малефисента совершенно забывает о данных когда-то обещаниях и ступает на дорожку из желтого кирпича, под которой медленно тлеют раскаленные угли и торчат ржавые гвозди. Малефисента называет эту дорогу любовью, правда, пока она не готова произносить это слово вслух: все еще жжется. Малефисента думает, что Авроре будет лучше без нее, и оставляет на лбу принцессы, окутанной туманом проклятия, целомудренный соленый поцелуй, называя его прощальным. Когда Аврора открывает глаза, мир снова начинает вертеться. «Ты заслуживаешь любви, Малефисента. Ты заслуживаешь ее больше, чем кто-либо». Больше не будет прощальных поцелуев, пропитанных горечью неразделенной любви и пеплом разочарований, потому что объятия Авроры крепкие, а губы сладкие, и этого совсем-совсем не хочется лишаться. Путь по дороге из желтого кирпича еще никогда не казался Малефисенте таким многообещающе счастливым, потому что руку, которая раньше знала только проникающий в душу холод оружия, сжимает другая рука. «Как дела, Малефисента?» из уст Авроры приравнивается к «Я люблю тебя, Малефисента». Просто если любишь человека, даже мелочь, сказанная им, будет казаться важнее целого мира с его рассветами и закатами, с его утренними росами на тонких и нежных цветочных лепестках, с его лунами, солнцами и звездами. Как дела?