Верить

Стук в дверь раздаётся внезапно. В основном из-за того, что я не привык к тому, что кого-то может занести лихим ветром в мою лабораторию. Она расположена в одном из дальних коридоров резиденции Лорда не зря – по его собственным словам, мне не должны докучать и мешать столь важной работе. По этой же причине мало кто рискует сюда соваться, хотя, наверное, нет таких, кто не знает, где находится моё обиталище. Впрочем, кажется, есть и ещё одна причина такого уединения. Это всего лишь я сам. Я не скрываю, что не люблю людей. Они чувствуют это и отвечают мне тем же. И это всех устраивает. – Войдите, – несколько раздражённо бросаю я, не глядя на дверь. Не то чтобы незваный гость мог действительно помешать моей работе – о нет, не сейчас, потому как в данный момент я всего лишь читаю книгу, устроившись в кресле у камина. Но, как я уже говорил, я просто не люблю людей. Поднимаю взгляд на вошедшего… и понимаю, что готов взять эти свои слова обратно. – Добрый вечер, Снейп. Я тебя не отвлекаю? – Люциус Малфой на какой-то миг замирает на пороге и окидывает меня внимательным взглядом своих серебристых глаз. Я опускаю глаза к книге, пытаясь скрыть невольную дрожь, которую вызывает у меня его присутствие. – Нет. Что тебе нужно? – к счастью, голос остаётся ровным и бесстрастным с лёгким оттенком недовольства. Малфой с интересом оглядывает моё обиталище… действительно, он же ещё ни разу здесь не был. И сейчас мне думается, что лучше бы он и не приходил… Впрочем, поздно. Он явился, и никуда от этого факта не денешься. – Малфой, – прерываю его познавательный процесс. – Что. Тебе. Здесь. Нужно? Он смотрит на меня с оттенком высокомерия во взгляде. Ну конечно, попробовала какая-то шавка что-то тявкнуть недостаточно подобострастным тоном. – Я хотел сделать тебе один… заказ, – наконец произносит он с очень двусмысленными интонациями. Понятно. Ко мне за другим и не ходят. И «заказы», как правило, довольно однообразны. Что-то серьёзное будет требовать отчётности, фигурировать в которой далеко не каждому хочется, а в том, что касается повседневной жизни, люди на редкость неоригинальны. – Яд? Или афродизиак? – спрашиваю совершенно невозмутимым тоном. Малфой удивлённо хмыкает, видимо, поражаясь моей нечеловеческой догадливости. Потом ухмыляется. – Скорее второе… – Что, ты уже залюбил несчастного Эйвери до полусмерти? – безразлично интересуюсь я. Кажется, его последним любовником был всё-таки именно Эйвери… или кто-то другой? Не знаю. Они слишком быстро меняются. А я не очень-то хочу знать весь список счастливцев, до которых снизошёл своей милостью тот, который вряд ли когда-то будет моим. Иногда мне кажется, что я люблю его. И тогда я готов плакать от бессилия и осознания того, что такой как я вряд ли может обратить на себя его внимание. Я готов на самые безрассудные поступки – ради одного его взгляда, ради одного обращённого ко мне слова, ради мимолётного прикосновения… Но когда время сталкивает нас, как вот, например, сегодня, я понимаю, что у меня никогда не хватит решимости на то, чтобы хотя бы попытаться сделать шаг в его сторону. Тогда откуда-то изнутри поднимается волна холода, и я остаюсь абсолютно спокойным и равнодушным. До тех пор, пока снова не остаюсь один, и пока не удаётся вновь дать волю красивым, но бесплодным мечтам. Люциус негромко смеётся над моими словами, и я не могу скрыть того взгляда, которым жадно вперяюсь в него, любуясь им, запоминая каждый жест и каждый звук его голоса, чтобы потом снова и снова вспоминать… Наконец он прекращает веселиться. И, кажется, замечает, как я на него смотрю. На лице Люциуса появляется до боли знакомая холодная усмешка – знак, что пощады не будет. Я поспешно опускаю голову, кляня себя последними словами за такую неосторожность. Впрочем, плевать. Что он может мне сделать? Тронуть меня он не посмеет. А репутации моей всё равно ничего уже повредить не сможет. – Знаешь, Северус, – медленно и обманчиво мягко проговаривает он. Я вздрагиваю: я ещё никогда не слышал, как он произносит моё имя… – Пожалуй, с тобой мне не нужно было бы никаких афродизиаков. Ведь верно? Краем глаза я вижу, как он приближается ко мне. Поспешно вскакиваю на ноги. Забытая книга падает на пол, но я этого не замечаю. И оказываюсь с ним лицом к лицу. Я хочу что-то сказать, прогнать его, наверное, но словно бы теряю дар речи, когда длинные изящные пальцы берут меня за подбородок, и его тёплые губы накрывают мои. В глазах темнеет, и я отшатываюсь от него. Падаю обратно в своё кресло, и чувствую, как он склоняется надо мной. – Я слышал, твоя спальня находится здесь же… – хрипловатый шёпот над ухом заставляет вздрогнуть. – Твои осведомители прекрасно… осведомлены, – удаётся мне ответить почти спокойно. Что бывает, когда несбыточные, казалось бы, мечты всё-таки сбываются? Страх. Только вот мне нечего терять. Поэтому его заменяет непонятно откуда взявшаяся решимость. И поэтому я позволяю Люциусу поднять меня с кресла и подтолкнуть к неприметной дверце, ведущей из рабочего кабинета в мою личную комнату. Вернее, комнатку. У меня всегда были довольно скромные запросы. Кроме одного. Я не знаю, когда я это понял. Не знаю, когда полудетский ещё восторг перед великолепием моей сероглазой мечты перерос в нечто большее – в безумное желание, которое убить в себе было невозможно, как бы я этого ни хотел… зачем? Видимо, затем, что мне очень не нравилось понимание того, что я не нужен Люциусу… Действительно… Разве мог этот надменный и холодный красавец снизойти до того, чем был я? Я великолепно понимаю, что я некрасив. И хотя мне уже двадцать, я выгляжу как болезненного вида подросток, тощий, сутулый, с вечно злым взглядом исподлобья. Впрочем, моя внешность меня никогда особо не волновала. Зачем нужно стараться казаться лучше, если всё равно – не для кого?.. И мне не хочется строить предположения относительно того, что сейчас нужно от меня Люциусу на самом деле, о чём он думает, когда неторопливо раздевается и внимательно наблюдает за мной. Я уже лежу на кровати перед ним, полностью обнажённый, хотя совершенно не помню, когда и как успел избавиться от своей одежды. Или меня от неё избавили? Неважно… Наконец Люциус ложится рядом со мной, и только теперь я окончательно осознаю происходящее и понимаю, что такой шанс мне предоставляется, скорее всего, в первый и в последний раз в жизни. И глупо не воспользоваться им в полной мере. Получается так, что я наваливаюсь на него сверху всем своим невеликим весом, и неумело, но жадно приникаю к его губам. Он, кажется, подыгрывает мне, изображая страсть, которой нет и в помине. Всё-таки желание – это другое… совершенно другое. Я прижимаюсь к нему всем телом, словно желая слиться с ним в единое целое. Его возбуждённый член упирается мне в бедро, и я понимаю, чего мне сейчас больше всего хочется. Попробовать его на вкус. Хочу, чтобы он оказался в моей власти – пусть на какой-то жалкий миг, пусть даже таким способом… Я приподнимаюсь и взглядом спрашиваю у него разрешения. Люциус едва заметно улыбается, и я, переместившись ниже, наконец обхватываю губами головку его члена. Это гораздо более возбуждающе, чем я мог даже предполагать. Это гораздо более неудобно, чем мне казалось «в теории». Но до чего же сладко, когда под губами и языком скользит гладкая упругая плоть, и когда чувствуешь так отчётливо толчки бегущей по извилистым жилкам крови… – Хватит… – слышу я срывающийся голос Люциуса. Поднимаю голову и смотрю на него, облизывая губы неторопливым дразнящим жестом. В этот момент я чувствую себя по-настоящему соблазнительным… и желанным. Он не разрушает мою иллюзию. – Иди ко мне… – шепчет он, приподнимаясь ко мне навстречу. Я послушно опускаюсь в его объятия, и вдруг он переворачивается, подминая меня под себя, и начинает одарять меня короткими жадными поцелуями – в губы, в шею, в грудь. Делает нетерпеливое движение бёдрами, и я послушно раздвигаю ноги, позволяя ему устроиться между ними. Рука Люциуса скользит между нашими прижатыми друг к другу телами, ласкающим движением проводит вдоль моего члена, вырывая из моей груди хриплый стон, и замирает там, где уже упирается в тугое отверстие его член, ещё чуть влажный от моей слюны. – У тебя есть какая-нибудь смазка? – совершенно спокойным и будничным тоном интересуется он. Я бы мог, конечно, найти что-нибудь подходящее, но мне кажется, что стоит лишь на миг прервать этот контакт двух тел – и всё уже станет совершенно иным, поэтому я просто мотаю головой, не в силах выдавить из себя ни слова. Льдисто-серые глаза прищуриваются, а тонкие губы Люциуса чуть заметно раздвигаются в некоем подобии улыбки. И в следующий момент я чувствую, как что-то твёрдое осторожно, но решительно растягивает кольцо мускулов, начиная проникать в меня. Это больно, но, несмотря на боль, более чем волнующе. И всё-таки моё лицо кривится в некрасивой гримасе, и мне приходится стиснуть зубы, чтобы не закричать, настолько сильно отдаётся это ощущение почти во всём теле. Но когда наконец головка его члена проскальзывает в меня, и он начинает погружаться дальше, я невольно поднимаю бёдра ему навстречу, позволяя проникнуть в моё тело как можно глубже. В этот момент я смотрю только на лицо Люциуса. Его губы чуть приоткрыты, а веки опущены, и едва подрагивают ресницы. Это завораживает. В этот момент он кажется мне прекраснее всех на свете… впрочем, разве раньше я думал иначе? Он начинает такое же неторопливое и плавное движение обратно, и я всё-таки не удерживаюсь от короткого вскрика. Потом я просто лежу, тяжело и прерывисто дыша, когда Люциус, опираясь на руки по обе стороны от моего тела, приподнимается и начинает двигать бёдрами интенсивнее, и его член снова и снова входит в меня, заставляя каждый раз содрогаться от неповторимого ощущения экстаза, волнами разливающегося по всему телу. Я опять ощущаю прикосновение его пальцев, и через какую-то жалкую секунду чувствую горячие капли собственной спермы на коже живота. И я снова кричу, когда эти толчки внутри становятся более настойчивыми и жёсткими, а в глазах темнеет, и на какой-то миг мне кажется, что я просто умираю, не в силах выдержать того наслаждения, которое мне дарит он – моя любовь, моё безумие. Может быть, я действительно теряю сознание на какой-то срок. Может быть, засыпаю. Распахиваю глаза, изумлённый тем ярким сном, который мне только что привиделся. И с восторгом и каким-то затаённым страхом понимаю, что это был вовсе не сон. Люциус лежит рядом со мной, приподнявшись на локте, и несколько отстранённо глядит то ли на меня, то ли просто в пространство, теребя пальцами другой руки прядь своих длинных светлых волос. Я делаю неосторожное движение, невольно обращая на себя его внимание. Ёжусь под пристальным взглядом серебристых глаз. – Очень, очень неплохо, Северус, – выносит наконец он свой вердикт после минуты напряжённого молчания. Я стискиваю зубы, настолько от этих слов веет холодом и цинизмом. Хотя… впрочем, чего я мог ожидать? Я получил то, чего я хотел. И должен довольствоваться тем, что у меня есть. В конце концов, я никогда не рассчитывал, что Люциус воспылает ко мне внезапной страстью. Он лениво потягивается, неторопливо приводит себя в порядок с помощью чистящих чар, очень тщательно одевается. И уходит. Не прощаясь. И даже не взглянув на меня. Что же, наверное, так и надо… Я ещё долго лежу, бездумно глядя в потолок и почти не замечая, как по щекам катятся слёзы – впервые за много лет. Но жизнь продолжается. Со стороны кажется, что между нами ничего не произошло. Да по сути так оно и есть. Впрочем, даже если бы в наших несуществующих отношениях и наметились какие-нибудь изменения, вряд ли кто-нибудь мог бы это заметить. Я почти не выхожу за пределы своих комнат, а Малфой не удостаивает меня своими посещениями. Всё как и раньше. Но в один вечер, который я смело могу назвать прекрасным, он снова появляется на пороге моего кабинета. Я неторопливо подхожу к висящему на стене шкафчику, достаю оттуда уже давно заготовленный флакон с прозрачной желтоватой жидкостью и протягиваю его Люциусу. – Твой заказ. Он смотрит на меня с искренним, казалось бы, недоумением. Потом переводит взгляд на зажатый в моей ладони флакон. Снова на меня. Наконец протягивает мне руку, и я отдаю ему то, за чем он пришёл. Люциус осторожно берёт флакон двумя пальцами, любуется переливами света в мелких гранях хрусталя… а затем яростным движением швыряет его себе под ноги. Сверкающие брызги осколков разлетаются по каменному полу. Лужица бледной жидкости, тускло мерцая в неверном свете свечей, быстро испаряется, оставляя после себя чуть заметный сладковатый запах. – Малфой, ты… – ошеломлённо начинаю я, но он делает шаг вперёд и заставляет меня замолчать не очень деликатным, но зато в высшей степени приятным способом. И я полностью отдаю себя в его власть. Я по-прежнему старюсь не задаваться вопросом, зачем ему это нужно. Я по-прежнему не верю в то, что значу для него больше, чем любой из его бывших, нынешних и будущих любовников. Но иногда мне кажется, что это должно о чём-то говорить – раз он снова и снова приходит ко мне… Он не делает секрета из того, что спит со мной. А мне плевать на косые взгляды и чужую зависть. Я пытаюсь позволить себе просто быть счастливым. Не слишком удачно это получается… И я даже знаю, в какой момент всё меняется. Я знаю, что буду помнить этот момент пока буду жив. В этот день я зачем-то покидаю своё обиталище. И в одном из коридоров огромного поместья я встречаю его. Совершенно случайно. Я рад этой случайной встрече. А он… Убедившись, что поблизости вроде бы никого нет, он приближается ко мне и касается моих губ лёгким поцелуем. Я вцепляюсь пальцами в его плечи и притягиваю его к себе. Он не сопротивляется, о нет, совсем наоборот! Каменная стена, к которой я оказываюсь прижат спиной, обдаёт сзади холодом, но что мне этот холод в сравнении с жаром прильнувшего ко мне сильного тела! И снова, как и всегда, его поцелуи сводят с ума, а прикосновения его рук заставляют выгибаться ему навстречу, едва сдерживая рвущиеся из горла глухие стоны, и я могу жалеть только об одном – что он не сорвёт с меня одежду и не возьмёт меня прямо здесь… прямо сейчас… Его пальцы неторопливо расстёгивают верхние пуговицы моей рубашки, а нежные губы скользят по моей шее, и я чувствую, что задыхаюсь… – Люциус? – по своей надменности и какой-то… вальяжности, что ли, этот голос, как, впрочем, и сам его обладатель, пожалуй, не уступает Малфою. И я его ненавижу. – Эрик? – мурлычет в ответ Малфой, неторопливо отстраняясь от меня. Он улыбается. Не мне. Я ненавижу Эйвери. Я ненавижу его за то, что раньше он был любовником Люциуса… а может быть является им и по сей день. О да, он красив, даже очень. Чем-то похож на меня, но это сходство – как злая насмешка. У него длинные чёрные волосы – но не свисающие прямыми жёсткими прядями, а лежащие аккуратными волнами. Чёрные же глаза – с каким-то особенно заманчивым блеском. Аристократически бледное лицо и эффектный профиль. Он похож на тёмного демона страсти, демона-искусителя. И, о боги, как же я его ненавижу за то, чего мне не дано – за эту красоту… – Ты что-то от меня хотел? – вполголоса спрашивает Люциус, подходя к Эйвери почти вплотную. Совершенно обыденная фраза, вроде бы, но если принимать во внимание язык жестов и взглядов, звучит она более чем двусмысленно. – Тебя искал Повелитель, – так же негромко отзывается прекрасный демон, неотрывно глядя на Малфоя. Я для него значу не более чем стена, в которую сейчас вжимаюсь, буравя его полным злости и отчаяния взглядом. – Он ждёт тебя в своих апартаментах через полчаса. – Хорошо, – кивает Люциус. Его рука поднимается, пальцы касаются лица Эйвери, осторожно скользят по щеке, очерчивают линию приоткрывшихся губ. Его лицо так близко к лицу Малфоя… Кажется, я слышу скрежет собственных судорожно стиснутых зубов. – Я приду, – выдыхает Люциус почти что в рот этого черноглазого мерзавца. И, к превеликому удивлению Эйвери, да и моему тоже, вдруг отстраняется от него. – А сейчас будь любезен, оставь нас. Услышав это «нас», Эйвери морщится и наконец-то удостаивает меня своего внимания, будто бы впервые заметив. Наверное, я сейчас выгляжу очень смешно и жалко: прижавшийся к стене, словно пытаясь слиться с ней, тощий неопрятный мальчишка в растрёпанной одежде, с лицом, перекошенным от раздирающих меня противоречивых чувств… – Тебе ещё не надоел этот заморыш? – с ясно слышимым высокомерным презрением интересуется он. «Заморыш», значит. Ничего, и похуже называли. Но я могу стерпеть многое. Я привык. Поэтому я только зажмуриваюсь, чтобы не видеть брезгливости и отвращения в обращённом ко мне взгляде. А через миг я слышу голос Люциуса, полный холодной ярости: – Круцио! Изумлённо распахиваю глаза. Прекрасный демон катается по полу, воя от непереносимой боли. Люциус, небрежно поигрывая палочкой в тонких изящных пальцах, смотрит на эту картину вроде бы равнодушно и даже как-то задумчиво, но его глаза – лёд. Серый лёд. – Фините Инкантатем, – говорит он наконец. Тихо поскуливая, Эйвери пытается подняться с пола. На его лице – изумление, обида, страх и отголосок недавней боли. Люциус бесстрастно наблюдает за этими попытками. – Да, Эрик, – наконец медленно, тихо, но очень чётко и раздельно произносит он. Затем оборачивается ко мне и окидывает меня долгим оценивающим взглядом. – Может быть, он и заморыш, но… – Люциус делает паузу. Я знаю, что он сейчас скажет: «Но он очень хорош в постели!» – он говорил об этом уже неоднократно, как мне самому, так и другим. Он не знает, какую боль причиняют мне эти слова… да и не узнает никогда. Я не отвожу взгляда, и какую-то долю секунды, показавшуюся мне вечностью, мы смотрим друг другу в глаза. По губам Люциуса скользит лёгкая улыбка – словно вызов. Я криво усмехаюсь в ответ, даже и не подозревая, насколько я ошибся насчёт его слов: – …но я люблю его, – так же ровно заканчивает Люциус, и я вижу, как плавится лёд серых глаз, и тону в них… тону… Потом он сообщит мне, что сказал эти слова только чтобы досадить Эйвери. Потом он жестоко высмеет мою глупую наивную веру в искренность его слов. Потом… потом. Но сейчас – сейчас мне просто хочется верить. И я верю.