Привет со дна.
1.
Юфимии Британской семнадцать, и она – Третья Принцесса могущественной империи, которая подмяла под себя одну треть мира. – Опять проблемы с одиннадцатым сектором, брат? – спрашивает она, улыбаясь. Вся её семья делает что-то во благо мира – Вторая Принцесса Корнелия, генерал-губернатор континента, страна, расположенная на котором, когда-то носила название «Япония»; Второй Принц Шнайзель – заслуги и достижения каждого столь велики, что не уместятся ни на одной доске почёта, ни в одну грамоту не поместятся. Вся её семья величественна, огромна, и, совершенно точно, ей никогда их не догнать.***
Когда ты принцесса – ты должна понимать, что вся твоя жизнь сводится к маскараду. Платье, каблуки и маска – улыбайся, Третья Принцесса, ты же лицо империи. Ты же никогда не станешь такой, как они. Ты слишком молода и наивна, чтобы понять, что, может, оно и к лучшему.***
Юфимия понимает, что это ребячество, но всё равно подбирает юбки, закалывает волосы, пряча тяжёлые пряди под кепку, цепляет на нос солнцезащитные очки и сбегает из дворца – и из страны – в лучших традициях детских песенок. Она думает, что если она исчезнет, то вместе с этим куда-то денется и весь её страх быть не такой (такой же), и осознание собственной никчёмности, и эта улыбка осточертевшая, застывшая на восковых бледно-розовых губах. Она думает, что если она исчезнет, то перестанет быть той, которой должна быть. Юфимия сбегает раз за разом, не понимая, что от самой себя ей не скрыться даже в одиннадцатом секторе.***
Ты убегаешь от себя, это никогда не изменится. Если ты попробуешь, ты можешь умереть.***
– Что вы сделаете, если небо будет падать? – голос обратившейся к ней незнакомки похож на железный колокольчик – хрупкий и какой-то неумолимый одновременно; Юфимия вздрагивает и в недоумении оборачивается. Тяжёлая куртка из коричневой кожи совсем не вяжется с длинной чёрной юбкой из маркизета; однако глаза у незнакомки завораживающе-медового оттенка, и смотрит она прямо на неё. – Знаете, – Юфимия не притворяется, будто не слышала вопроса, но чуть склоняет голову вбок. – Я боюсь отвечать. – Почему же? – вкрадчиво интересуется девушка. – Потому что боюсь, что то, что я скажу, это не то, что я бы действительно сделала, а лишь порождение моего лицемерия и самоубеждения. Никто не знает, что она – Юфимия Британская; никто не запишет её ответ на камеру; а если и запомнят, то вряд ли захотят соотнести с невероятно светлой и дружелюбной Третьей Принцессой. – И всё же? – на неё смотрят искоса, будто и не смотрят вообще. – Попробовала бы принять удар на себя, – она будто бы пробует слова на вкус, не до конца уверенная в том, что она говорит. Но Юфимия вспоминает: и то, как улыбался ей Сузаку; и то, как крепко держала за руку Нанали; и Лелуша, который поверил ей и только ей – и больше не колеблется со своим ответом. – Меня бы раздавило, – продолжает. – Но я не одна. Если незнакомка будет смеяться – этого никто не услышит, почему-то думается Юфимии; и её смех наверняка будет похож на перезвон колокольчиков. От незнакомки пахнет ковылём, песком и болью. – Поэтому, – заканчивает Юфимия уверенно. – Почему бы и нет? У незнакомки в глазах тонет целая вселенная – точно такая же, как и та, которую запечатала у себя внутри Третья Принцесса. – Я тебе верю, – наконец произносит она шёпотом.2.
Юфимия видит пролетающие мимо неё столетия, Юфимия тянет к ним руку, и пальцы проходят насквозь. Она видит каждую из войн, она запоминает каждую пролитую каплю крови, каждый последний вдох, каждого убитого человека – она знает их имена и лица, она знает, что их ждёт дальше; она видит, как горят церкви и разрушаются города, как Брут предаёт Цезаря, а король Ричард Четвёртый – весь мир, она чувствует, как на щеках у неё высыхают реки и появляются новые. Она пропускает через себя всю вечность, и это страшно. Она пропускает через себя себя саму, и с этой болью не сравнится даже смерть. Юфимия знает это наверняка, ведь она уже умирала.***
– У меня нет имени, и у тебя оно тоже скоро исчезнет. Юфи кажется, что с ней разговаривает тишина. – Ты больше не сможешь вмешаться в ход событий времени, и тебе придётся стать просто наблюдателем. Юфи кажется, что на неё смотрит тьма. – Ты не искала силы, но я дала тебе её. Юфи кричит, но не слышит своего голоса.***
– Небо упало, и ты не смогла удержать его на своих плечах; – Юфимия не сразу вспоминает этот оттенок глаз; если тогда он казался ей медовым, то сейчас почему-то вызывает ассоциации с горчицей; и во рту тоже горько, и внутри всё горит. Юфимия помнит историю тысячелетий, а ещё – свою собственную. Юфимия знает, что Сузаку ей солгал.***
– И что теперь? – спрашивает она, не узнавая свой собственный голос. В глазах незнакомки погибают планеты. – А мне откуда знать, – отзывается она равнодушно, и голос её железный, и это почему-то кажется очень жутким. – Я дала тебе силу, а как распоряжаться ею – ты уже сама решай. Юфимии хочется крикнуть: я не просила! – но она уверена, что незнакомка и без того знает это. Юфимии хочется попросить: убей меня обратно, я не знаю, как мне жить дальше – но её учили быть благодарной за второй шанс. Незнакомка смотрит исподлобья и с одобрением, и глаза её говорят: я не ошиблась. – Зови меня Шицу, – говорит она. Не зови меня никогда.***
Одиннадцатый сектор терпит поражение, предводитель Чёрных Рыцарей Зеро исчезает, словно его и не было, а гиасс Юфимии позволяет ей видеть чужое прошлое. – Забери это у меня, – умоляет она, хватая Шицу за запястья. – Забери, я прошу тебя, ты ведь можешь? Вместо ответа серая ведьма убирает со лба чёлку.***
Первая история, которую видит Юфимия – это история о девочке, которую никто никогда не любил. История о вечности, в которой перепутались все человеческие чувства.***
– Я не хочу тебя слушать, но советую хоть раз сделать что-то кому-то назло. Шицу остаётся с ней, но только потому, что ей больше некуда идти. Снова.***
– Я могу рассказать тебе о своём прошлом, потому что иначе ты его никогда не узнаешь. Серая ведьма перевешивается через подлокотник кресла. – Это долгая и нудная история. Серая ведьма тихо смеётся. – Ничего, – говорит она, и волосы падают вниз, закрывая её лицо. – У меня впереди ещё целая вечность. Юфимия не уверена, но кажется, боли в её голосе уже не осталось.***
– Я сужу людей по себе, и поэтому в каждом слове и вижу упрёк, потому что сама подсознательно жду от людей, что они окажутся такими, как я, – у Юфимии голос не дрожит, а ещё – она не сбивается; рассказывает чётко, ясно и ровно. Она даже не понимает до конца, что у неё что-то должно болеть, это как будто ей что-то ампутировали – не чувствуется, пока наркоз не сойдёт. И сейчас так же – ампутировав всё, что было её жизнью, наркоз ещё не сошёл. Шицу жуёт травинку и слушает вполуха, потому что знает: когда рассказывают так, нужно просто не перебивать. Говорить ради того, чтобы избегать молчания. Ведьме кажется это и глупым, и смешным одновременно. – Потому что в первую очередь я старалась быть добром – знаешь, как в старых сказках? – делать добрые поступки, помогать всем, слушать всех, отвечать вежливо, – Юфимия теребит подол юбки, когда подыскивает нужные слова. – «Да и нет не говори, чёрно с белым не носи, букву «р» не выговаривай» – знаешь такую игру? Только как-то корсет рёбра сдавил, и дышать трудно. Шицу хочется сказать: это всё в прошлом, но она молчит. Проще вытравить человека из его жизни, чем жизнь из человека.***
Юфимия очень много говорит, и это достаточно удобно, потому что сама Шицу говорить не любит. – Смерть меняет далеко не сразу, – она позволяет перебирать свои зелёные волосы, а ещё – довольно жмуриться и закрывать глаза. – Вечность – это да, а смерть обычно меняет что-то в чужих жизнях. Смотри: ты свободна, но ты не сможешь принять эту свободу как она есть. Юфимия дёргает её за пряди, умоляя замолчать, но даже если экс-принцесса закричит, ведьма всё равно договорит до конца. – Ты сама загнала себя в рамки, и сама не хочешь из них выбираться. На лицо Шицу капают чужие слёзы.***
– Вообще гиасс подразумевает под собой некий контракт, – если к полуночи они ещё не спят, в ведьме просыпается несвойственная ей разговорчивость. – Я даю тебе силу, а ты взамен выполняешь мою просьбу. – Ты ни о чём у меня не просила, – осторожно говорит Юфимия. – Я дала тебе гиасс не потому, что ты сможешь исполнить моё желание. От Шицу всё ещё пахнет ковылём, а голос её всё ещё звучит железными колокольчиками, и Юфимии кажется, что если бы не эти две маленькие детали – тогда бы она смогла её ненавидеть. Шицу не спасла её, она продлила её мучения, возведя их в абсолют. – Я дала тебе гиасс потому, что мне стало интересно – сможешь ли ты сломать свои собственные стены. От Шицу пахнет ковылём, но в данный момент этот совсем не мешает Юфимии желать ей смерти.***
– Знаешь, в моей душе столько дерьма, что никому и не снилось даже, – говорит маленькая розововолосая принцесса горько. Шицу смеётся.***
Гиасс подразумевает собой некий обет, и обет этот – не вмешиваться. Юфимия задерживает дыхание и считает до десяти. Юфимия чувствует, как дрожит земля, и как перед её глазами проносятся тысячи чужих жизней. Юфимия видит, как небо падает ей на голову.***
– Это конец, – шепчет она умоляюще. Шицу смеётся, пока её смех не переходит в кашель.***
Это никогда не закончится.