Рыжий панк.

Больница. Довольно неброское, серое здание, посетить которое стремится не каждый. Стойкий запах дезинфицирующих средств, пресных макарон, этилового спирта и лекарств. Бледно-зеленые, словно не поспевшие стены с потресканными белыми потолками, на углах которых там или тут можно заметить пожелтевшие пятна от протечек воды. Шумящие ведрами уборщицы и санитарки, скрип каталок по мраморному полу, тучные, быстрые шаги хирургов, тихий кашель пациентов. На третьем этаже, в хирургическом отделении, находится довольно много палат. И почти все они многоместные. Некоторые на две персоны, какие-то для троих, а есть и такие, где лежат по пять, шесть человек. Палата на шесть человек в левом крыле была только одна. Правда сейчас она не была полной, лишь трое из шести мест оказались заняты, включая и койку с рыжим, избитым почти до полусмерти парнем. Я никогда не был нормальным ребенком. Я всегда был каким-то странным, хотя всегда считал себя самым обычным рыжим, шумным, активным и веселым мальчишкой. Ах да, я чуть было не забыл представиться вам. Меня зовут Лави. Просто Лави. Совсем недавно мне стукнуло девятнадцать лет. И это именно я занимаю сейчас койку рядом с окном в многоместной палате старой городской больницы. Как я сюда попал? Пожалуй, для того чтобы все понять, нужно начать сначала. Я расскажу вам свою историю. Как я и говорил раньше, я никогда не считал себя странным, хотя, как оказалось, я был именно таким. Не от мира сего, рыжий наивный дурачек. Мои интересы и увлечения стали формироваться, примерно после пятнадцати лет. Когда все мои одноклассники говорили о девочках, сиськах и порно, я играл на гитаре, слушал рок-н-рол, панк и металл, мечтая о создании собственной группы. Наш городок всегда был тихим, а район где я жил, о таком направлении музыки как панк или рок и вовсе не слышал. Были, конечно, единицы, в основном со старшего поколения. Мои же сверстники считали это устарелым дерьмом. А тех, кто слушал подобное – неудачниками. Говорить тогда о своих вкусах было неудобно, никто не хотел, чтобы тебя засмеяли и оставили посмешищем до самого выпуска. Поэтому я никак не выделялся, кроме своей незаинтересованности в повседневных темах группок учащихся в школе. Уже тогда меня стали называть странным. Но я всегда стремился показаться, я был активным участником, дружелюбным и милым парнем. Но примерно тогда я и понял, что кроме всего этого, я не могу поддерживать разговоры о сиськах, порно и девочках, потому что меня это не интересовало. Мне нравились парни. Да, тогда я понял, что принадлежу к сексуальным меньшинствам. Сначала я долго отрицал это, не верил. Ведь быть таким не просто плохо. Можно было, и получить за такое. В такие годы запугать подростка очень легко. Поэтому я молчал, молчал о себе, своих увлечениях и стиле жизни. Школа закончилась тихо. На выпускном балу я также отбился от одноклассников, я не пил с ними, не обсуждал ничего, я просто сидел на стуле в углу актового зала и слушал свою музыку на плеере. Ведь попсу, играющую в это время в зале на дискотеке, без кровоточащих ушей нельзя было слушать. Тем же летом я поступил в ВУЗ. Международный государственный университет. Черт побери, я так был горд за себя, я был взрослым, я больше не боялся говорить о себе, своих вкусах, стиле жизни. Я знал, что тут меня ждет новый уровень, этап в жизни. Как я и думал, в группе нашлись единомышленники. Ведь теперь, радиус моего окружения не сводился до детей одного района, он был расширен вплоть до международного масштаба. В нашей группе были не только жители нашего города или страны. Было несколько ребят с других стран. На первой встрече группы, которую мы организовали почти в самом начале, все рассказывали о себе. Смело и уверенно, свои вкусы, интересы, увлечения. Кто-то даже упомянул об ориентациях и предпочтениях. Когда настала моя очередь, я не побоялся и рассказал довольно много, улыбаясь, я говорил, что люблю слушать, чем заниматься, как жить. Я сказал, что я гей. И вы не представляете, никто мне и слова в упрек не сказал. Напротив, всем стало интересно, я стал центром внимания. Потом о себе говорили другие ребята. Оказалось, что людей с схожими интересами довольно много. Я наконец-то нашел таких. А после сессии я решился на то, о чем очень давно мечтал, чего так сильно хотел. Я хотел показаться, я хотел сказать о себе, я хотел так много. Я долго копил деньги, прежде чем сделать. Но когда нужная сумма была на руках, я почти тут же ее спустил на планы. Я купил себе касуху, камелоты, майки и джинсы, придерживаясь стиля лихих восьмидесятых, когда панк культура уже была довольно распространена. Кроме этого я прикупил себе и соответствующие аксессуары. Серьги, кольца, напульсники. Я пробил себе оба уха и бровь. Я сделал себе ирокез. Рыжий на висках до затылка, с темно-синей полоской волос на макушке, ото лба до затылка. Длина моего стоячего ирокеза была порядка 7 сантиметров. У нас, тогда как раз выпали длинные выходные, за которые я все и сделал. Все эти выходные я даже не брился, решил потом выбрить ровную бородку и фигурные бакенбарды. Я набил себе тату на загривке и на животе, слева ближе к тазовой кости. Это были дерзкие надписи с британским флагом, черепами и лозунгом принципа Секс, наркотики и «рок-н-рол». Когда я пришел в университет, на мне были темно-серые узкие джинсы с драными коленями, заправленные в высокие, тяжелые черные камелоты, которые своими застежками сочетались с кнопками и цепочками на моей касухе. Еще тогда на мне была темно-синяя майка с логотипом группы Sex Pistols и Сидом Вишесом. В тот момент я считал, что круче меня могут быть только яйца. Я потряс всех своим видом, все девчонки визжали от восторга, говорили, как круто я выгляжу, какой я смелый. Все пацаны завидно пожимали мне руки, рассматривали ирокез, кто-то даже трогал его. Тогда я впервые привлек всеобщее внимание своим внешним видом, а не подвешенным языком, бредовыми мыслями или песнями. Никто не остался равнодушным, кроме одного парня. Канда Юу. Он как обычно сидел один и что-то писал. Этот странный азиат появился в конце второго семестра. Никто не мог поверить, что такое возможно. Пока нам не рассказали. Так как наш международный университет принимает граждан и далеких стран, Юу подавал документы в начале лета, сдал экзамены и ждал письма, которое затерялось и не пришло вовремя. А когда пришло, то парень сразу заспешил на учебу. Сам Декан приносил извинения Канде за такой прокол. Но зато сейчас он учится с нами, правда по-нашему понимает еще, не очень хорошо, хотя и стремится научиться говорить лучше. Помню, я влюбился в него сразу, но сказать побоялся, ведь когда мы рассказывали о себе, его с нами не было. И, наверное, тот факт, что я гей, мог бы его шокировать. Однако вскоре после этого я признался ему, на одном из флетов, которые устраивала группа. Его пригласили как новичка, а я тогда напился до такой степени, что едва различал, что творю. Подсел к нему, обнял за плечо и стал вешать лапшу на уши, пока в итоге не сказал, что он мне чертовски нравится. После этого я не помню как закончился вечер. Но то, что Юу знает о моих чувствах к нему, не было секретом, причем ни для кого из группы. Однако пока взаимностью он мне не отвечал. Он вообще не обращал на меня внимания. Вот и тогда, на мой вид он не обратил большого внимания, посмотрел, усмехнулся и вернулся к своим делам. Я не сильно расстроился, я был рад и тому, какое произвел впечатление на группу. Эх, я такой наивный. Пусть они и говорили мне, что я крут и смел, но я ведь знаю, что про себя они меня считают клоуном, который только и горазд, что кривляться у доски и получать оценки, вешая веселую чушь преподам на уши. Но еще один сюрприз меня ждал вечером, когда я поехал домой. В нашем районе с таким видом ходить опасно, я не подумал об этом и поплатился. Какая-то шайка гопников-хулиганов зажала меня в переулке и отмудохала, обозвав кучей неприятных слов, порвав мне куртку и сумку. Но я и не думал об отказе от себя. Пусть теперь и с фингалом, но я наследующий день снова пошел как панк на учебу, в магазины, в кино. Я так расхаживал еще неделю. Кто-то издевался, кто-то восхищался, старушки у подъездов меня обсуждали, дети во дворе кидали смешки в спину, сверстники в районе ржали. Пока однажды я снова не попал. Причем попал до такой степени, что сейчас лежу в больнице. Я так яро защищал свои интересы, кричал о принадлежности к панковской культуре, об их песнях и достижениях, я дрался в ответ. Но их было шестеро, а я всего лишь один. Вот теперь и лежу, с перелом двух ребер, черепно-мозговой травмой, наверное, отбитыми почками и кучей синяков и царапин. - Простите, но часы посещений уже закончились, - довольно пухлая женщина бальзаковского возраста, медсестра на посту, немного недовольно посмотрела на юношу перед собой. Тот был худ, бледен, азиатские черты лица, длинные темно-синие волосы, какие-то обеспокоенные серо-голубые глаза и нервно постукивающие по столу длинные и тонкие пальцы. Парень говорил на ломаном языке, иногда путаясь и теряясь, подбирая нужное слово. - Простите, но сказали мне об этом только недавно. Могу ли я хотя бы узнать, что с ним и как он себя чувствует? Канда даже не думал, что так отреагирует, когда сообщили, что Лави попал в больницу. В аудитории брюнет не подал и виду, но после пар, понесся тут же в больницу, почти на другом конце города. Он и не думал, что опоздает на какие-то странные часы приема. И сейчас ему придется уговаривать какую-то странную тетку провести его к рыжему глупому кролику. Как хорошо, что после нескольких минут разговора та согласилась и все-таки пустила его в палату к Лави. К сожалению, тот еще был без сознания, но Канда довольно долго провел возле кровати Лави, наблюдая за ним, за тем как он дышит, за появлением легкого мутного осадка на краях кислородной маски. «Они такие жестокие, а Лави такой смелый. За все время, что я провел в университете, я ни разу не видел, что бы этот парень испугался чего-то. Он довольно интересный. И у него должно быть много друзей, он не я. Я всегда замкнут в себе, мне не интересны разговоры. Я люблю тишину и покой. Предпочитаю, чтобы на меня не обращали внимания, не трогали. Будто меня нет рядом». Канда шумно выдохнул и осторожно погладил тыльную сторону ладони Лави. Он бы посидел с ним еще, но его пустили и так со скрипом. Брюнет только тихо шепнул, что придет еще и вышел из палаты, направившись в сторону своей съемной квартирки. Лави все еще лежал без сознания. Парень не мог прийти в себя около двух суток. Но зато когда пришел, его ждал приятный сюрприз, на столике рядышком с его койкой, лежала записка и апельсины. Рыжий не сразу даже понял, что это от Юу, пока медсестра, не сказала, что к нему приходил посетитель, тихий и немного грозный азиат, который не хотел говорить, как сильно волнуется, но весь его вид, только и говорил об этом. Надо же, Юу приходил ко мне, вы не поверите, от одной этой мысли, я уже переставал чувствовать боль от переломов и хотел поскорее свалить с больницы и вернуться на учебу. Я пролежал довольно долгое время, Юу приходил ко мне и мы с ним говорили. Мы говорили обо всем, что только можно. Я рассказывал о себе, своих вкусах, интересах и стиле жизни. Я дал ему послушать несколько песен, которые являлись моими самыми любимыми. Ему они тоже понравились, Юу разговаривал со мной, каждый день он приходил и говорил так, словно специально готовился, читал информацию, слушал песни. Примерно через три недели моего лежания в больнице, мы с Кандой стали, пожалуй, лучшими друзьями. А до моей выписки оставалось недолго. Единственное чего я боялся почему-то, так того, что после этого Юу перестанет со мной так общаться. - Юу, а когда я вернусь на учебу, мы сможем и дальше быть друзьями? – Переведя задумчивый и отчего-то печальный взгляд, одного единственного оставшегося зеленого глаза на японца, рыжий тихо прошептал свой вопрос, едва шевеля губами. Канда даже не сразу расслышал, но потом удивленно посмотрел на Лави, будто засомневался в чем-то, разочаровался. - Лави, а ты, что, не хочешь? Мы ведь и так друзья. И будем дальше общаться. - Правда? – Канда не успел закончить мысль, как вопрос пересек слова японца, а глаз рыжего налился неподдельной детской радостью, а едва шевелившиеся губы, расплылись в довольной улыбке. - Разумеется, глупый кролик. – Канда только усмехнулся и легко кивнул головой. Я тогда был просто на седьмом небе от счастья. Я и не думал, что мой любимый Юу, когда-нибудь обратит на меня такое внимание. За день до выписки, я рассказал Юу ситуацию, из-за которой попал сюда. Я рассказал о несправедливых суждениях, о том, как трудно быть понятым, о том, как трудно чем-то выделятся. Я был так искренен и честен, что соседка по палате, невольно подслушивая наш разговор, тихо заплакала и вышла из палаты. Да даже Юу не остался равнодушен, он сильно задумался по этому поводу. За последнее время Канда приобщился к року и панку, к культуре, песням, поведению. Он понимал меня и не мог понять тех, кто так со мной поступил. Но дать ответа на мой последний вопрос Юу не смог. - Юу… а знаешь, я люблю тебя. – Рыжий улыбнулся и посмотрел на Канду, который выйдя из задумчивости, чуть растерянно посмотрел на Лави. - Лави, мне… пора уже. До завтра, - брюнет неловко посмотрел на своего собеседника и, потрепав того по отросшим волосам, быстро ушел из палаты. Да, это даже был не вопрос. Я хотел услышать ответ? Глупый кролик. Этим же вечером, я уже стал собираться домой, завтра меня выписывают. И мне чертовски захотелось прийти домой с ирокезом. Именно поэтому, вместо вечерней прогулки, я смотался в парикмахерскую, недалеко от больницы и подстригся под ирокез, решив, что поставлю его утром. Что собственно и сделал. Едва проснувшись, я ринулся к зеркалу с расческой и банкой лака, который купил в той же парикмахерской. Я так увлекся собой, что не услышал, как в палату кто-то вошел, отчего мои соседи, странно поохали и удивленно что-то взвизгнули. Только после того как я услышал знакомый кашель, я повернулся. Повернулся и выронил расческу. Передо мной стоял Юу в темно-синих джинсах, узкие штанины которых были заправлены в высокие полу расшнурованные кеды со звездами цвета асфальта. Поднимая взгляд вверх, я наткнулся на серую майку, сочетающуюся цветом с кедами и серо-голубыми глазами Юу. На майке был нарисован какой-то чувак в платке с ирокезом, перекрытый инверсией и словно пятнами краски. А еще у Канды был ирокез. Его виски были выстрижены до затылка и покрашены белой краской, на макушке, как и у меня, темно-синие волосы, стоящие под слоем лака, высотой сантиметров шесть. И только на затылке Юу оставил свои волосы, заплетя те в длинную косичку, перевязанную красной лентой. Я не мог поверить, что передо мной стоит Канда. Недолго думая, я кинулся к нему и стал рассматривать, расспрашивать, а потом обнял. - Юу… зачем ты это сделал? - Я люблю тебя Лави, - вместо ответа, тихо прошептал азиат и поцеловал рыжего, не обращая внимания на то, что в палате они отнюдь не одни. Мой рассказ подошел к концу. Ведь сейчас, я вместе с Юу, направляюсь домой, ни сколько не сожалея о чем-то, не думая больше о ком-то, не равняясь с мнением окружающих. Я был верен свои убеждениям, я не побоялся показать их. Рассказать. Все закончилось более чем хорошо. Я ни о чем не сожалею.