Ты мой

Над волшебными болотами властвует день. Солнце пронзает золотыми лучами кроны деревьев и кустов, проникая в глубину под темной поверхностью стоячей болотной воды. Согревает даже её могильный холод, превращая его в ласковое тепло. Веселятся и наслаждаются его теплом, радуясь свету, все чудесные создания — от бабочек до жаб, от юных эльфов до черных ужей. Но фее Малефисенте вовсе не хочется наблюдать всеобщую радость. Отчаяние раздирает её изнутри, поскольку этой ночью тот, кого она считала лучшим своим другом, лишил её крыльев. Горько, как же горько мириться с этой мыслью! Но она старается быть сильной, а не то рыдала бы день и ночь напролет, вспоминая об отрезанных предателем Стефаном крыльях. Но всё равно ей кажется, будто она лишилась не только возможности летать, но ещё и слышать, и видеть, и чувствовать... Вздыхая, она отходит в тень. Нет сил наблюдать чужое ликование. Больше ей нет места среди этих созданий. Никогда не взмыть ввысь с ними наравне. Вдруг фея чувствует на себе чей-то пристальный взгляд. Оборачивается и видит, как глядит на неё, склонив голову, крупный чёрный ворон. Говорит ей что-то на своём грубом наречии, открывая клюв. Но Малефисенте вовсе не важно, что говорит ей он. Сожаление? Любопытство? Всё пустое. Она не хочет ничего слышать. Прочь, птица! И волшебница поднимает руку, отгоняя его сгустком зеленоватой магии. Птица достаточно сообразительна, чтобы понять этот намёк. Она опасливо отлетает в сторону и некоторое время кружит возле неё. Затем, поняв, что фея не в настроении, улетает прочь. Малефисенту запоздало настигает интерес и легкое сожаление. В конце концов, ворон не виноват в беде, что случилась с ней. Где он? Она следит за птицей, медленно двигаясь по кукурузному полю, раздвигая худой рукой стебли высоких растений. Ах вот ты где, красивый чёрный ворон. Нет, не такая уж ты мудрая птица, раз не заметил расставленных силков, которыми фермер ловит любителей склевать его урожай. Он бьётся в сетке; подбегают злобно тявкающие собаки, подходит фермер. Кажется, Малефисенте абсолютно безразлично происходящее. Хорошо укрывшаяся от чужих глаз, стоит она в зарослях. Кажется абсолютно бесстрастной, только тонкие стебли бросают тени на лицо. Что жалеть? Ещё одной дохлой вороной сейчас будет больше. Нет, не одной. В последний момент фея поднимает руку вверх, посылая вперед заклинание. Едва его зеленоватая дымка достигает птицы, ожесточенно пытающейся выбраться из сети, как та через несколько прыжков оборачивается человеком. Он встает перед ошеломленным фермером во весь рост, полностью обнаженный, грязный, с перьями, застрявшими в волосах. Крестьянин оторопело таращится на него несколько секунд, затем, от неожиданности и ужаса заорав, убегает прочь. Но новоявленный оборотень и сам в шоке, недоуменно оглядывая себя, опуская взгляд на свое тело. Тут в действие вступает она. Выходит из зарослей к нему, осматривает свое создание. Неплохо вышло. Вторым взмахом руки наколдовывает ему одежду. Подходит ближе. — Даже не поблагодаришь за спасение? — Я не просил превращать меня в человека. — Лучше было быть растерзанным фермерскими псами? Он опускает голову, молчит некоторое время. "О, да ты парень с характером, как я посмотрю, — мысленно говорит себе Малефисента. — Это ничего, дорогой мой. Так даже лучше!" Она смотрит на него сверху вниз, улыбаясь. — Ты спасла меня. За это буду служить тебе верой и правдой, — клянется он фее. — Как тебя зовут? — Диаваль. Он украдкой смотрит на неё. Отчего она опирается на посох? Отчего хромает? Кажется, будто что-то ранило её. Глубоко, в самое сердце. Но Диаваль деликатно молчит. Придет время, и всё станет ясно. — Что ж, Диаваль, — обращается она к нему. — Отныне ты будешь моими крыльями! И он взмывает в воздух. Снова ворон.

***

Сперва ворону вовсе не понравилась эта перспектива. Как же, ещё днём был обычным вороном, а теперь должен коротать дни в услужении у злой феи. И не отвертишься: обязан ей жизнью. Зачем он только обратил на себя её внимание? Всё это его проклятое любопытство. Но фея была прекраснейшим существом из всех, что он видел до сих пор, и это была вовсе не та красота, что он мог видеть у других созданий её рода, похожих на мотыльков и беззаботных стрекоз. О, нет. Жестокая, хищная: это таилось в изгибе губ, в движениях, в её высокой стройной фигуре. Невозможно было забыть её, невозможно было оторваться. Летая весь день и высматривая по её приказу, что поделывают люди на границах с их царством, вечером торопливо возвращался назад, лишь бы увидеть Малефисенту снова. Так он стал её дозорным, её соглядатаем, верным рыцарем в услужении злой феи. Собственно, Диаваль согласился на всё это лишь потому, что чувствовал в ней какую-то отчаянную хрупкость и слабость за маской зла. И догадывался, что кроме рогов у неё непременно должны быть и крылья. Летал над соседним королевством, как она просила, особо внимательно наблюдая за дворцом и правящим там ныне королем Стефаном. Доносил о последних событиях, наблюдая, как меняется её лицо, темнея от гнева, искажаясь от боли, когда она слышала о королевской свадьбе, о человеческом счастье. Госпожу было неизменно жаль. В такие минуты он подлетал, садясь Малефисенте на плечо. Был бы голубем или соловьём — ворковал бы ей на ухо, распевая беззаботные песенки о вечной любви, но Диаваль был вороном, и потому молчал, как и положено древней, умной птице, хоть и был по вороньим меркам довольно молод. В отсутствие вестей из дворца Малефисента тосковала, и только момент, когда Диаваль приносил новую весточку, заставлял её глаза блестеть. Пусть злым, холодным кошачьим светом, но всё же, как оживлялась она в такие моменты! Поэтому он обыкновенно узнавал у людей и пересказывал фее разные события с большой охотой. Лишь однажды колебался, узнав, что у короля родилась маленькая дочка, — боялся навредить новорожденной. Впрочем, хватило его ненадолго: в итоге не выдержал и прилетел, возбужденно пересказав подслушанное во дворце. Чаще всего узнавая новое о Стефане, Малефисента злилась, но ничто не выводило её из какого-то холодного оцепенения. Теперь же она вскочила, торопливо пройдясь вперед и обратно, будто пантера в клетке. Желто-зелёные глаза широко открылись, рот растянулся в недоброй улыбке. Малышке принцессе определенно было несдобровать. Его кольнул упрек совести, но уже через несколько дней он верно проследовал с ней на крестины. Высокая худая фигура её напоминала готическую статую из тех, что украшали фасад королевского дворца. Диаваль увидел во дворце короля, жалкого в своем испуге перед ней. Ожидал худшего, но забыл, что имеет дело с феей. Разумеется, она наложила проклятье. И в их с Малефисентой жизни появилась Аврора. "Красивая птичка!" — звала она его. Итак, он был её вечной нянькой, её Красавчиком, а она — его принцессой. Диаваль надеялся, что девочке удастся то, чего так безуспешно пытался добиться он: смягчить сердце Малефисенты. Тогда он увидел бы, что скрыто за обличьем злой феи. А та, со своей стороны, быть может, поняла бы его. Поняла, каково это — служить той, кого беззаветно любишь, не надеясь на взаимность, не смея даже прикоснуться. Невыносимое ощущение, мучительно тянущееся все эти годы, безо всякой надежды на подвижку в их отношениях. Диаваль пытался сохранить себя, своё "Я", не растворяясь в предмете обожания и служении ему. Был своенравным, гордым, иногда даже заносчивым. Малефисенту это, похоже, только веселило. Ещё бы, ведь она одним щелчком пальцев могла сотворить с ним что угодно! Невыносимо. Чашу терпения переполнил момент, когда она превратила его в псину. Или волка. Это было для него неважно. Диаваль ненавидел этих созданий, весь их род, что и высказал госпоже сразу по воплощении обратно в человека. Та притворно огорчилась: — Ох, прости. В следующий раз превращу тебя в червяка. — Оставь свой сарказм. Я знаю, что ты можешь сделать со мной что хочешь. Я — твоё творение. Высказав ей всё, что накопилось, он развернулся и хотел было уйти, как вдруг она властно схватила его за руку, вынуждая обернуться. — Стой, не отворачивайся. Дай поглядеть на своё творение. Малефисента стояла, внимательно осматривая его. Профиль с длинноватым острым носом, напоминавшим, что обладатель его — ворон, тёмные волосы, оттеняющие бледность лица, гордо изогнутый рот с опущенными уголками. Далеко не сахарный характер оборотня оставил на нем отпечаток. Красивый. Спустимся ниже. Взмах руки — и с него исчезла одежда. Он явно зря считал госпожу созданием с ледяным сердцем. Малефисента, даже окончательно оставив те иллюзии, что питала по поводу любви к Стефану, вовсе не собиралась забыть о мужчинах навсегда. Взгляд её с интересом прошелся по его телу. — Что скажешь? — с вызовом вопрошает он, пытаясь скрыть неловкость. Будто бы огрызается, но тут же опускает глаза вниз. Сердце колотится, кожу покалывает сотня мельчайших игл. Неужели? Наконец-то? Фея смотрит, не отрываясь, ничего не говоря. Зачем, зачем так его мучить? Диаваль судорожно сглотнул, ощущая сердцебиение, ощущая, как кровь постепенно отливает от лица, чтобы, разумеется, прилить к совсем другому месту. Горячая пульсация внизу живота превращается в тяжесть. — Получилось удачно. Сейчас она прикоснется к нему, и он не сможет больше себя сдерживать! Диаваль закрыл глаза, стиснул зубы. Он ощутил прохладное прикосновение к своей груди. Рука скользнула сверху вниз, от груди до живота. — О, какой напряженный. Похоже, её забавляло его смущение и страх. А может, просто нравилось провоцировать слугу, выясняя, где та граница, за которой он потеряет контроль над собой? Определенно, она была близко, когда Малефисента вновь положила руку ему на грудь, касаясь уже мягче, откровеннее. Обвела пальцами соски, пробежалась по выступам ребер и мышц, напрягающихся, когда он тяжело дышал. Хотелось накинуться на неё, сбить с ног и навалиться сверху, как сделал бы это дикий волк, которым он был полчаса назад. Не верилось своему счастью. Он с закрытыми глазами потянулся к ней. Их губы встретились. Мягкий, нежный и невыразимо сладкий — таким Диаваль запомнил этот поцелуй. Но когда он, не веря своему счастью, попытался обнять её, она отвела его руки. Перехватила их, заводя ему за спину. Заставила опуститься сперва на колени, затем лечь на траву. И устроилась сверху, оседлав его. Её рука провела по его щеке, мягко похлопав. — Ты мой красавчик, а не её. Он откинул голову и опустил глаза в знак согласия. "Твой, твой, — отвечал он ей мысленно, не смея прервать словами магию происходящего. — Я теперь навсегда твой". Малефисента устроилась поудобнее, продолжая ласкать его поцелуями, гладя грудь и не давая возможности дотронуться до неё. Диаваль нетерпеливо ерзал, стремясь прижаться к ней промежностью. Её рука двинулась ниже, к его паху, вдоль темной дорожки волос, что спускалась вниз. Затем провела по внутренней стороне его бедра, поднимаясь вверх, и скользнула в его промежность. Мягко ощупала мошонку, обхватила у основания член. Диаваль ахнул и выгнулся, сквозь стон умоляя сделать уже хоть что-нибудь, после чего она, взяв его сильнее, высвободила головку из-под крайней плоти и дотронулась до чувствительной кожи и отверстия пальцем. Он был уже готов кончить, но она с силой сжала член у основания, так, что он зашипел от боли. Приподняла юбку, и, устроившись сидя на его бедрах, дразнящим движением провела его членом по узкой щели между своих ног. Видя нетерпение Диаваля, напряженно выгибающегося под ней, одобрительно похлопала его бедру, и направляя его член вверх, села на него, опустившись чуть быстрее, поскольку Диаваль подался в этот момент вверх. Она ахнула от наполнившего её ощущения наслаждения с оттенком боли. Затем, приподнимаясь и опускаясь, начала двигаться. Двигался ей навстречу и оборотень, стискивая зубы, с трудом сдерживаясь, чтобы не кончить раньше времени. Он тихо стонал и ахал, она, царапая его сжимающимися от непроизвольных судорог пальцами с острыми коготками. Через некоторое время по телу его разлилась теплота и слабость; он понял, что кончил. Малефисента, опустившись ещё раз и по инерции сжав его член между ног, поняла, что он уже кончил. К счастью, она успела получить свою порцию наслаждения. Устало выдохнув, расслабленно опустилась и наклонилась к нему, внимательно смотря. Он наконец смог обнять её, и она не протестовала. Палец с острым когтем уперся ему в подбородок, заставляя откинуть голову назад посильнее. Диаваль видел ветви деревьев над головой и проглядывающее сквозь них звездное небо. — Надеюсь, в следующий раз ты продержишься подольше, — кольнула его напоследок она, после чего легла рядом, положив голову ему на грудь и приникнув к ней.