Закрыв глаза

надеюсь, эта глава внесет ясность в споры между читателями ^^ - Ну и что это вчера было, не хочешь объяснить? Хёкки сидел на кухне в квартире Гунмина и не поднимал глаз от чашки с кофе. Он не хотел ничего объяснять, поэтому упорно молчал. - Ынхёк, - требовательно повторил мужчина. - Ничего. - Совсем ничего. Набрасываешься на меня ни с того, ни с сего, а теперь даже объяснить не хочешь, - Хёкки не видел лица Гунмина, но знал его предостаточно, чтобы знать, что тот хмурится. Их отношения закончились так давно, что внутри уже ничего не осталось, кроме светлых воспоминаний и огромного чувства благодарности за время, проведенное вместе. Нам Гунмин, мужчина 34-х лет от роду, был первой любовью Хёкдже, тем человеком, кто помог ему определиться и разобраться в себе, когда тому еще было всего 15. Разница в возрасте никогда не смущала никого из них, и где-то в глубине себя Хёкки даже был рад, что его первый мужчина оказался именно таким взрослым и опытным. Даже после расставания они поддерживали отношения, хотя какое-то время, когда Гунмин уехал работать в Сеул, а Хёкки остался в родном городе, их общение почти сошло на нет. Но в тот день, когда нога Хёкдже ступила на землю Сеула, первым человеком, кому он сообщил о своем прибытии, был именно Гунмин. И, как ни странно, в тот день, когда он узнал о свадьбе Донхэ, руки сами набрали именно его номер. «Скажи мне, где ты, я приеду» - без раздумий произнес он тогда в трубку. И ведь действительно приехал и забрал насквозь промокшего Хёкдже к себе. Хёкки вообще не очень хотелось вспоминать тот ужасный вечер, но воспоминания сами лезли в голову с упорным постоянством. Он помнил, как его трясло даже не от холода, не от того, что он был весь мокрый, а от того, что, казалось, весь мир рухнул в один миг. Помнил, как Гунмин заботливо, словно старший брат, заботился о нем с таким обеспокоенным выражением лица, что становилось еще хуже. Он даже ничего не спрашивал, не пытался успокоить. Просто в какой-то момент сел рядом и прижал его к своей груди, гладя по волосам. И в этот момент Хёкки прорвало – он рыдал навзрыд и рассказывал, рассказывал, рассказывал. Он выложил все про их отношения с Донхэ, с первого дня и до того самого момента, как он оказался перед его домом. Гунмин только слушал, крепче прижимая парня к себе. Утром он предложил ему остаться. Хёкки без колебаний принял приглашение. Нельзя сказать, что он полностью перебрался жить к нему, но большую часть времени все равно ночевал здесь, а не в общежитии. В той комнате все напоминало о Донхэ, каждый миллиметр пространства был пропитан им, казалось, даже в воздухе по-прежнему пахло его одеколоном. А дома у Гунмина было светло, чисто и очень уютно. Впрочем, с ним всегда было именно уютно и тепло, поэтому Хёкки и любил его. С ним никогда не было страшно и создавалось ощущение, что он, как невидимый щит, защищает от всего плохого в этой жизни. По прошествии нескольких месяцев Хёкдже снова сумел успокоиться. Они никогда больше не разговаривали о Донхэ, и за это он был благодарен Гунмину едва ли не больше, чем за все остальное. И этот комфорт был снова разрушен вчерашним походом в клуб и лицезрением счастливого лица брюнета, празднующего день рождения. Они не виделись с весны, и Хёкдже не предполагал, что увидеть его таким счастливым, улыбающимся, будет настолько больно. Внутри все снова загорелось, и мозг потерял способность мыслить. Он пошел танцевать, зная, что Хэ непременно увидит его. А потом вернулся за столик к Гунмину и… - Ли Хёкдже, - недовольный голос вернул его в реальность, - ты где витаешь? Мне казалось, я тебя о чем-то спросил. - Что? - Ты в своем репертуаре. Я спрашиваю, это было как-то связано с тем парнем? Это был он? Хёкки наконец поднял глаза от чашки и встретился с вопросительным взглядом Гунмина. Он не злился, скорее, пытался понять что-то, прощупать почву. Словно какая-то мысль ускользала от него, и он не мог ее поймать. - Я хотел сделать ему больно, - сжав в руках чашку, что костяшки пальцев побелели, наконец ответил Хёкки, глядя ему прямо в глаза. И в этом взгляде было столько ненависти, столько озлобленности и одновременно столько боли, что Гунмин сначала замешкался, не зная, стоит ли продолжать разговор. - И почему ты решил, что ему будет больно? Почему ты думаешь, что он вообще видел нас? – произнес он спустя некоторое время. - Я знаю, - сквозь зубы процедил Хёкдже. Он до сих пор чувствовал прожигающий взгляд Донхэ на своей коже. Он знал, что тот все видел, что следил за ним с того момента, как увидел на танцполе. И знал, что он все видел, потому что чувствовал его ярость так отчетливо, будто брюнет находился перед ним. Хёкки даже знал, как выглядели его глаза в тот момент, хотя ни разу даже не посмотрел в его сторону. - Это глупо, - констатировал Гунмин, скептически приподняв одну бровь, - не проще было бы с ним поговорить? - Нам не о чем разговаривать. - Ты упертый, как баран! Я уже и забыл, каким ты можешь быть. - Как ты не понимаешь?! – Хёкки вдруг взорвался и заорал, поставив чашку на стол с такой силой, что та едва не раскололась. – Сколько можно разговаривать?! Он сам разорвал наши отношения. Это было его решением. Он через два месяца женится и вообще забудет мое имя! - Но ведь время еще есть, - не меняя тона, спокойно произнес Гунмин, глядя на то, как утихает гнев в глазах парня, - еще не поздно побороться. - Я устал бороться, - опуская голову, совсем тихо произнес Хёкки. - Неужели ты до сих пор любишь его? – поражаясь собственной глупости, воскликнул Гунмин. Это был даже не вопрос, скорее просто утверждение. Он наконец поймал ту самую, все время ускользающую от него, мысль. До последнего момента ему казалось, что Хёкки движут исключительно злость и обида, но то, с какой интонацией он произнес конечную фразу, вдруг расставило все по своим местам. Вместо ответа из груди парня вырвался тяжелый вздох. Он не видел лица Гунмина, но уже знал, что тот обо всем догадался. - Знаешь, за что я тебя полюбил? – теплые руки крепко, но бережно обхватили его за плечи, заставив вздрогнуть от неожиданности. – Ты настоящий. Ты живешь эмоциями. Ты загораешься как спичка и мгновенно превращаешься в пожар, в неудержимую стихию. Любишь ли ты или ненавидишь, ты все делаешь с открытым сердцем. Хёкки сидел неподвижно, слушая эти внезапные откровения, и боялся даже вздохнуть. Голос Гунмина стал немного ниже и бархатистей, и от его слов стало тепло. Он никогда раньше не говорил ничего подобного. - Но именно поэтому мы и расстались, - спустя мгновение продолжил он, по-прежнему обнимая Хёкки за плечи. – Именно поэтому я расстался с тобой. Ты – Ынхёк, драгоценность. Я дал тебе это имя, помнишь? Потому что ты действительно такой. Но со временем я стал понимать, что не смогу дать тебе всего, что ты заслуживаешь. Я был не в силах справиться с той стихией чувств, которую ты дарил мне. Сначала была эйфория, а потом я испугался. И мне было проще уйти. Не думай, что я никогда не жалел об этом, но я не был тем, кто смог бы огранить тебя и превратить в настоящий алмаз. - Ты дал мне гораздо больше, чем думаешь, - сиплым голосом произнес Хёкки, забыв на время как дышать, - ты дал мне меня. Ночью Хёкки долгое время ворочался на своей половине кровати и не мог уснуть. Слова, произнесенные Гунмином, раз за разом прокручивались у него в голове. «Я был не в силах справиться с той стихией чувств, которую ты дарил мне. Сначала была эйфория, а потом я испугался. И мне было проще уйти». И вдруг в мозгу словно что-то щелкнуло. Смысл всех этих фраз внезапно дошел до него, и впервые за многие месяцы Хёкдже подумал, что он наконец что-то понял. - Спасибо, - в полголоса сказал он. Ответом ему послужила тишина, но он точно знал, что его услышали.