Патефон в тележке

"Тук-тук. Тук-тук." - дважды стучит маслёнка об тележку. Колёса со спицами время от времени натыкаются на камни, и тогда маслёнка стучит трижды: "Тук-тук-тук. Тук-тук-тук." Куда-то по большой дороге, дороге среди болот и бескрайних полей, где на горизонте не увидишь гор, везя за собой тележку с патефоном бежит мальчуган. У мальчугана истоптанные кроссовки, потёртые джинсы, куртка со снятым капюшоном и восемью карманами, рыжая футболка с надписью "Съезд рыболовов 2004" и серая шляпа, на верёвочке вокруг шеи, с большими белыми перьями. О, он очень гордится своей шляпой, которая от быстрого бега снялась и теперь висела на шее, шлёпая по спине, а перья щекотали под затылком. Небрежным жестом он всякий раз отбрасывал их в другую сторону. Его лицо нельзя было назвать предметом гордости, но оно и не было самым обыденным. Острый нос, такой же подбородок, в беспорядке разбросанные по щекам коричневатые веснушки, и горящие азартным блеском, который редко не встретишь у молодого энергичного человека, карие глаза. На вид ему обычно дают лет двенадцать-тринадцать, но о своём возрасте он сказал лишь раз, когда ему исполнилось девять. Тележка, еле поспевающая за, вопреки всем ожиданиям современного мира, всё никак не устающим человечком, подрагивала, иногда чуть поскрипывала и подскакивала всякий раз, когда натыкалась на камень. Тогда патефон, единственный предмет в тележке, за исключением бутылки с водой и пары бутербродов, чуть подпрыгивал вместе с ней. Внезапно мальчик резко затормозил у начала леса. Он вскрикнул, покачнулся, но всё же устоял, когда разогнанная тележка врезалась тому в спину, как бы в отместку за бег, почти непереносимый для такой простенькой и сравнительно старой тележки, как эта. Затем он глубоко вздохнул, выдохнул и поднял правую руку, взглянув на часы, до этого момента скрытые рукавом куртки. А сразу после торжественно объявил на всю пустынную округу болот и полей: - Двадцать минут с половиной! И, настолько довольный и радостный, что любой кот, съешь он хоть три литра сметаны, позавидовал бы, бросив на выдохе "старт!" понёсся обратно в том же духе.

***

А мальчик как появился, так и нашёл себе дом. Мгновенно и не привлекая к себе ни малейшего внимания. Даже старый сторож дядя Веня, работавший на почте неподалёку, не сразу его заметил. Лишь на второй день. Потом он вспоминал, как худощавого телосложения мальчуган в большой шляпе с перьями прошёл мимо ограды, остановился, приветливо помахал рукой ему, сторожу, и свернул к продуктовому магазину. И всё время за собой он тащил старую тележку с не менее старым патефоном. Оказалось, что его приютила к себе маленькая старушка - Галина Ермолаевна. Лет ей было уже за девяносто. Её внуки уехали жить в Москву, и присылали открытки на Новый Год, День Рождения и Восьмое Марта. Каждый день она выкладывала на подоконник семечки, причём одни рассыпала по поверхности, а другие прятала по щёлочкам. Доставала свою записную книжечку и записывала, сколько птиц за день посетило её подоконник, сколько птиц склевало семечки на виду, а сколько осталось искать спрятанные. Об этой странной причуде ходили самые разнообразные слухи. А Галине Ермолаевне было на них всё равно, и она тихо вела свои записи. Наш герой тогда подошёл к её окну и заворожённо стал следить за голубем на подоконнике. Голубь склевал семечки, подвигал головой и выпорхнул. Ему приятели сказали, что на площади семечек ещё больше. И он полетел к ним. Старушка не спеша отвлеклась от чтения очередного романа и, чуть сдвинув очки, посмотрела на мальчика. Седые волосы, которые она и не думала красить, были собраны в аккуратный пучок и заколоты дешёвой заколкой с искусственным тёмно-зелёным камнем. Она улыбнулась, и на лбу у неё разгладились парочка морщинок. Ленивые старческие глаза, уставшие от жизни и откровенно считающие большинство её событий сплошной суетой, казалось, тоже на миг улыбнулись. В подобные моменты многим думалось, что она знает все тайны мира. На что сама Галина Ермолаевна отвечала: "Знать ничего не знаю. Пойдите, вон, у Вениамина спросите. Он сторож, он видит всё." На подоконнике так же стояло маленькое кофейное деревце. Его ей тоже внуки из Москвы прислали, на память. Мальчик недоверчиво на него скосился и подозрительно так поинтересовался: - А оно не волшебное? - Это смотря как за ним ухаживать. Но, я скажу тебе по секрету, - старушка облокотилась о подоконник и наклонилась к своему гостю, с самым что ни на есть заговорщицким видом, - на всём нашем районе это самое волшебное деревце из всех, какие тут только есть. Но это, - она приложила палец к губам, - большой секрет! И, недоверчиво посмотрев по сторонам, выпрямилась. - Ух, ты... - мальчуган восхищённо посмотрел на кофейное растение, - а их тут много? - Кого? - Ну... Волшебных деревьев. - Очень. - поспешила его заверить Галина Ермолаевна с видом знающего человека. - Вот здорово! А у меня, - он хитро прищурился, и переменил свой голос с восторженного на хвастливо-смеющийся, - тоже есть волшебная вещица. Вот! - И его рука торжественно указала на патефон в тележке. - Да ты что! - искренне удивилась Галина Ермолаевна, - какой антиквариат! Ему лет сто, не меньше! Я же не ошибаюсь? - Примерно. - Важно, как опытный торговец, сообщил мальчуган, - я сам точно не знаю. Диалог приостановился. Но ненадолго. - А как тебя зовут, юноша? - недоверчиво прищурившись спросила старушка. Мальчик гордо приосанился и чинно объявился: - Я - граф Бензель О'Тэди! - и, боясь, что его обсмеют, добавил, - Между прочим это очень красивая ирландская фамилия. Но некоторые считают это имя слишком длинным, так что можете звать меня Гришкой. Но Галина Ермолаевна даже и не думала смеяться. Она задумчиво прошлась по нему взглядом, а затем, не забыв поправить очки, снова улыбнулась.