Как умереть несколько десятков раз, не выходя из таверны

      В придорожных тавернах обычно крайне немноголюдно: владелец с семьей, стражник, отлынивающий от службы, а иногда и какой-нибудь уставший искатель приключений. Очевидно, на такой расклад и рассчитывал наш герой, когда завидел вдалеке соломенную крышу. Он был молодым, но довольно сильным с виду нордом с волевым выражением лица и твердой походкой. Одет был так, словно нарочно хотел прибедниться: меховые сапоги, заношенные железные перчатки и чуть более новая броня того же типа. Шлема он не носил, гордо и легкомысленно выставляя напоказ свои светлые локоны. Однако было совершенно очевидно, что он был человеком не из бедных: уж слишком выдавал его чудесной работы черный зачарованный меч на поясе. За ним шла женщина-норд в боевой раскраске. Всё же, несмотря на то, что доспехи у неё были в разы лучше, смеем предположить, что в этом походе она была лишь спутницей просто потому, что всё время пропускала мужчину вперед. Хотя, быть может, мы её недооцениваем, и она просто не хотела быть убитой первой, а потому любезно уступала дорогу молодому напарнику.       В любом случае, в таверне их ожидало необыкновенно большое количество народа. Нашим героям оставалось только удивляться такой внезапной популярности заведения, да еще и стоя, так как свободных мест нигде не наблюдалось. К счастью, наш смышлёный герой успел заприметить свободный стул возле барной стойки и сесть туда раньше дамы.       Поскольку владельца заведения нигде не было видно, он решил развлечь себя разговором и не нашел для этой цели никого лучше, чем странного вида мужика, который лежал на стойке рядом с ним.        — О чем в последнее время народ стучит? — спросил он таким тоном, будто бы не был вполне уверен в том, что его собеседник жив.       Тот внезапно начал подавать признаки жизни, поднял голову и посмотрел на нашего героя. Судя по его виду, он не выходил из запоя уже несколько дней, а держался исключительно благодаря суровой нордской выдержке.       — Разве ты не слышал? Довакин умер! — внезапно воскликнул тот и сразу же оживился.       — Как умер? — новость не просто очень удивила его, она была ошеломительной. Как же так? Величайший герой этой эры не мог просто так взять и умереть! Он должен был стать десятым богом или обрести бессмертие, как минимум, но не погибать бесславно в каких-то дебрях.       — Самым дурацким образом.       Глаза пьяницы засверкали, он наверняка уже не первый раз рассказывает эту историю и с большим наслаждением расскажет её еще раз. Похоже, он получал какое-то странное наслаждение, когда описывал смерть Довакина, и от этого становилось как-то не по себе.       — Так значит, Винтерхолд же начали отстраивать пару месяцев назад, а ведь знаете, какая там чудесная погодка в это время года? Даже летом снега наметает по шею. Нам-то хорошо, мы ведь люди привыкшие, но эти чертовы эльфийские строители, которых наняли эти проклятые маги, отказываются что-либо делать! Говорят, мол, в такую погоду строить ненадежно и небезопасно. Это им «ненадежно и небезопасно», а наняли бы нормальных нордских рабочих – сотню лет простояло бы, и никто не жаловался б. Маги, чтоб их! Так вот, о чем я… позвали, значит, Довакина. Вы представляете? Звать Драконорожденного ради прихоти каких-то жалких эльфов, будто бы у него других дел не было. Попросили его, чтобы тучи над городом разгонял, он ведь мастер крика, да еще и слова нужные знает «Кол На Корь»…       — «Лок Ва Кор», наверное, — исправила вышеупомянутая спутница.       — Я лучше знаю, у меня брат там был, — авторитетно заявил рассказчик, и никто с ним больше спорить не пытался. – Так вот, он, конечно же, согласился, потому что Довакин наш, по секрету, деньги-то любил и никогда ни одного септима не пропускал. Залез он на башню Коллегии, кричит, а внизу эльфы мост ремонтируют. И всё бы хорошо, но погода в тех местах уж очень непокорная. Он крикнет один раз – тучи разойдутся, но стоит на миг замолчать, как они снова начинают сгущаться, а как помолчать еще чуточку дольше, так и вовсе снег пойдет. Вот и приходилось ему кричать практически непрерывно. Ему-то ничего, он норд и он бы так хоть всю неделю тучи разгонял, но ведь эльфам опять что-то не понравилось! Посылают к нему на башню гонца, говорят, мол, у них от этих ту’умов голова болит, и они работать не могут, пусть кричит не так часто. Он же хотел денег побольше заработать, вот и сделал, как они просили, и стал кричать реже. Да вот в том то и проблема, что реже нельзя было никак: он молчит, а эльфы уже по уши в снегу. Опять посылают гонца, говорят, чтобы штаны не просиживал и разгонял тучи до того, как начнет снег падать. Он так и сделал, но знаете что? У них скоро опять начинает болеть голова! Они так до вечера его морочили, а потом он не выдержал, выглянул из башни и как заорал: «Сучьи эльфийские сыны, работайте, Обливион вас подери, а я свое дело знаю!» Так и сказал! Настоящий норд, нечего добавить! Да вот только в ту самую секунду поскользнулся он, да и вывалился из башни…       — И что? — спросил кто-то из посетителей таверны. За это время вокруг рассказчика собралось немало слушателей.       — Что? Да упал он в воду и утонул, — ответил тот, пожимая плечами. – Уже вторую неделю ищут, а никак тела не могут найти.       — Он всё врет! – послышался чей-то голос за соседним столом. – Возле Коллегии воды столько, что надо еще очень постараться, чтобы утопиться там. А я знаю, как на самом деле умер Довакин! Я своими глазами всё видел.       Внимание публики мгновенно переключилось на нового рассказчика. Это был совсем молодой паренек в броне стражника, которому караульная служба, судя по всему, показалась крайне скучной, а потому он надеялся её скрасить кружкой меда.       — Дело было в Рифтене, — начал тот. – Как вы все уже знаете, Довакин наш хватал всё, что плохо лежало, будь то деньги, драгоценности, оружие либо просто какая-то мелочевка. Да вот был он так в этом деле искусен, что никто никак не мог доказать, что это именно он ворует, хоть и все об этом знали. Так вот, однажды он средь белого дня врывается в «Заложенную креветку», одевает бедному Берси ведро на голову и начинает хозяйничать. Правда, он из магазина уже давно всё вынес, а потому брать было нечего, по сути. Единственное что, стояла у него где-то миска с помидорами, так наш «герой» её и взял. Стоит себе с миской в руках, жует помидоры, как вдруг в лавку заходит Дрива…       — А это еще кто?       — Жена Берси, — сразу же ответила наша спутница. – Хотя я бы не сказала, что…       — Не в этом суть, — перебил её стражник. – Так вот, Довакин с этой миской пускается наутек, а Дрива за ним: «Держите вора! Держите вора!» Ну, так и наши же погнались за ним. Он всю рифтенскую стражу на уши поставил! Ловим его – словить не можем, стреляем в него – все стрелы мимо, а сам он весь такой довольный собой, забрался на стену и помидоры там жует. И ведь знают все, что сейчас он все помидоры съест, на землю спустится, капитана стражи подкупит, и всем нам придется делать вид, что ничего не было. И вот так обидно из-за этого становится, что слов нет! Как вдруг он на секунду замирает, будто бы дыхание у него отняло, и падает со стены. Мы все к нему, а он мертв. Вы представляете? Оказалось, Берси в эти помидоры случайно вылил концентрированную настойку из паслена и уже выбросить хотел, как вдруг заходит Довакин. Вот так вот, Алдуина он одолел, а убили его простые помидоры.       — Не верю! – вдруг отчаянно воскликнула какая-то ярая почитательница нордских традиций. – Не мог он так глупо умереть, Довакин обязан погибнуть в бою!       — А он и умер в бою, – с довольно серьезным видом заявил один пожилой имперец. – По крайней мере, с мечом в руках.       Теперь была его очередь рассказывать свою неподкупную правду. Вид у этого рассказчика был крайне серьезный и вызывающий доверие. У некоторых посетителей таверны даже появилась надежда, что хотя бы на этот раз Довакин умрет красиво и с достоинством, однако эти надежды развеялись с первыми словами этой истории.       — Конечно, не помидоры убили его, но всё же эта смерть не благороднее предыдущих, он пал в бою с… крабом, – он сделал драматическую паузу в этом месте, чтобы усилить эффект неожиданности. – Я знал Довакина лично. Конечно, он хороший воин и сильный противник, да вот только ленивый очень. Бывает, он даже с коня не слезет, если что-то по дороге случится. А как возьмет кого-нибудь с собой, то за всю дорогу может даже меча из ножен не вынуть, всю работу перекладывает на чужие плечи.       — Случалось такое, – сказала наша спутница таким тоном, будто бы сама хотела начать рассказ, однако её в который раз проигнорировали.       — Так вот, однажды он взял себе в компаньоны какую-то нордскую девицу и отправился в Морфал через болота. Шел себе спокойно, как вдруг увязался за ним грязекраб. Щипает тот его, щипает, а наш герой просто стоит и ждет, пока та самая девица его не убьет, а то самому убивать краба слишком несолидно, видите ли. Ждет он, а вокруг никого нет, потому что потерял он попутчицу еще на выходе с Солитьюда. Зовет людей – ответа нет, только краб всё никак не отцепится. Понимает уже, что отбиваться надо, вздохнул глубоко, достал меч, и уже было замахнулся на краба, но вдруг пал в тот же момент бездыханный: краб его таки добил. Его спутница нашла тело в тот же вечер.       — Да разве краб может убить человека? – возмутился кто-то из толпы.       — Вполне может быть, – уверенно заявила наша дама. – Вот когда мы с отцом охотились на скальных наездников…       — Крабы коварны и скупы, не верьте крабам! – перебил её странный каджит в оранжевой робе. – Но они не убивают Драконорожденных, М’Айк знает правду.       — Уведите этого каджита отсюда! – крикнул кто-то. – Он второй день по округе шатается, и он явно не в себе!       — Не трогайте его, – вдруг подал голос наш герой, про которого вы все уже наверняка забыли. – М’Айк знает много, пусть и говорит мало.       Каджит посмотрел на него так, будто бы давно знал, тихо поблагодарил и начал свою историю, которая шокировала буквально с первых слов:       — Довакин любил скуму, очень любил. А всех торговцев убивал или сдавал страже просто потому, что платить не хотел. Он пил очень много, однако со временем начал понимать, что его не берет. Грустная история, крайне грустная. Но к его счастью, или даже горю, он узнал о живице сонного древа. Сиродильские маги делали из неё заклинание, но они глупые: живица в разы веселее всяких заклинаний. Однако добыть её нелегко: великаны страшно не хотят её отдавать, хотя сами не пьют (М’Айк не уверен, умеют ли они пить). Он крался тихо-тихо, но уж очень любил кричать. Вот и крикнул случайно, а великан шума не любил, вот и отправил Довакина в полет.       — Да этот каджит под скумой, – вмешался пьяница, – либо просто лжец.       — М’Айк не лжец. Довакин умирал тысячи, десятки тысяч раз, и всё равно остался в живых. Так почему бы ему не умереть еще раз?       После этих слов М’Айк стал медленно отступать к двери. И он ушел бы себе спокойно, если бы вдруг не раздался чей-то душераздирающий вопль:       — Кто-то украл мой сладкий рулет! Держи каджита!       М’Айк сразу же сорвался с места и побежал так быстро, как мог только его сиродильский родственник, а за ним без особого энтузиазма погнался вышеупомянутый стражник. Людей этот случай не очень взволновал, так как в этом регионе воровали часто, много и даже те вещи, которых у их владельцев никогда не было. Рифт, нечего сказать. В любом случае, смерть Драконорожденного была в разы интереснее.       — Я слышал, будто бы Довакин сбросился с Глотки мира от скуки и безысходности.       — Да нет, его убили талморцы, когда он в очередной раз встретил их на дороге.       — Чтобы какие-то эльфы победили Драконорожденного? Да никогда!       — Я слышала, – послышался голос молодой девушки, – будто он умер оттого, что слишком преданно служил Дибелле. Если вы, конечно, понимаете, о чем я…       Публика, очевидно, очень хорошо понимала, потому что все сразу же забыли свои собственные домыслы и затихли, вежливо уступая место даме. И не напрасно, так как эта история действительно обещала быть крайне интересной.       — Он всегда говорил, что Мара ему ближе, однако со временем всё же стал отдаляться от неё в угоду Дибелле. Уж очень он любил общаться с её поклонницами… Ах, он так радовался, когда узнавал, что чья-то трактовка её учений совпадает с его. Дибелла велит нам открыть свои сердца секретам искусства и любви. И он со всей искренностью открывал его, быть может, даже слишком сильно. Он жаждал познать все аспекты и формы любви, желал овладеть этим искусством полностью и искал себе учителей. Как говорят, он «учился» у восьмерых человек…       — За всё время?       — Нет, за один раз, – девушка как-то странно улыбнулась, надеясь, что её никто не будет спрашивать о том, как она это узнала. – Его сердце и взгляды были крайне широки: ему совершенно не было разницы – женщина или мужчина, человек или мер, каджит или аргонианин. Он готов был дарить свою любовь каждому, кто в этой любви нуждался, а нуждались очень многие, поэтому практики ему хватало. Говорят, спустя какой-то месяц он мог вытворять удивительные вещи своим телом, при том, даже не снимая своей тяжелой драконьей брони. Да и чего стоил только голос его… Ах, жаль, что он слишком увлекся и забыл про осторожность! Говорят, будто бы его враги узнали о его страсти, а потому воспользовались ею и подослали к нему шпиона. Я не знаю деталей, но он был будто бы обожженным изнутри, а в глубоко в теле нашли клык хоркера.       — И как же он туда попал?       — Не знаю, – девушка отвела взгляд и снова как-то странно улыбнулась.       — Всякое может быть, – проговорила спутница нашего героя вроде бы и в голос, но недостаточно громко, чтобы её могли слышать все, – Довакин много разной дряни ел: цветы, яйца пауков, пальцы великанов, бабочек…       — Помолчи, – шепотом огрызнулся наш герой. Он по какой-то причине сильно покраснел и просто не знал, куда спрятать глаза, лишь бы только не смотреть людям в лицо. История крайне смутила его. Еще более неловко становилось оттого, что только он один был таким застенчивым и чувствительным.       К его превеликому счастью, девушка не стала подробно описывать все детали подобного культа Дибеллы. Нет, дело не в том, что ей не хватало фантазии, с этим как раз проблем не было, её просто перебил данмер, сидящий за столом в противоположном углу:       — Если кто и служит Дибелле слишком преданно, так это ваш новоиспеченный король с вашей неутешной вдовушкой. Это я вам точно говорю!       Тема смерти Довакина, очевидно, себя уже исчерпала, а потому внимание общественности переключилось на новые слухи. Почти сразу же нашлись те, кто чуть ли не свечку над ними держал, а также те, кто за оскорбление чести короля или леди готов был побить любого. В любом случае, дискуссия обещала быть крайне интересной.       Наш герой решил больше не терять времени впустую, так как путь обещал быть неблизким, а отдохнуть под такой шум ему бы всё равно не удалось. Он как-то смог выловить хозяина заведения из толпы и, пользуясь своим даром красноречия, сплавить тому аметист и три волчьи шкуры по завышенной цене. Наконец, он со своей спутницей мог со спокойной душой покинуть душную таверну.       Удивительно, но на улице не было ни единой души, только одинокий стражник брел по дороге где-то вдалеке. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, ветер едва тревожил кроны деревьев, вечернюю идиллию нарушал разве что шум из таверны.       — И всё-таки Скайрим прекрасен, – мечтательно, но немного устало, сказала девушка. – Как бы там ни было, я рада, что это мой дом.       — Люди, Мьол, – с сожалением ответил наш герой, – люди встречаются не самые приятные.       — Если ты про этих из таверны, то я согласна. Не дают даже слова вставить!       Наш норд улыбнулся и никак комментировать реплику не стал. Он-то знал о привычке Мьол перебивать важные разговоры, но уж слишком сильно не хотел её обидеть: она была самым живучим его спутником и довольно умело орудовала двуручным молотом. Вздохнув, после небольшой паузы он всё же спросил:       — Вот почему они так хотят моей смерти? Уже третья таверна, и всюду одна история лучше другой. Я ведь Алдуина для них убил, от Ока Магнуса их уберег, войну для них окончил, опасных бандитов за гроши истребляю, всем вечно помогаю, при том, что я Драконорожденный и не обязан искать их фамильные мечи в разных пещерах.       — А где ты взял этот рулет? – вдруг спросила Мьол, заметив, что Довакин начал что-то есть. – Что-то я не помню, чтобы ты его покупал…       — А, это… Я нашел его в луже крови возле трупа в том заброшенном маяке, куда мы ходили около месяца назад. Не хочешь кусочек?       — Спасибо, воздержусь.