***
— Ну не злись, Шин-чан! Кстати, если бы ты не так долго бинтовал свои пальцы, мы успели бы зайти в магазин и купить тебе другое яблоко. — Ты идиот, Такао. Объясни мне, почему мы сидим на последнем ряду, если в зале много свободных мест? Парень удивленно уставился на Мидориму. — А ты разве не понимаешь? Даже в темноте, окутывавшей кинозал, можно было разглядеть, как лицо Шинтаро залилось краской. Такао улыбнулся и протянул руку, легко касаясь покрасневшей щеки Мидоримы. Тот поднял глаза, и на мгновение их взгляды встретились. — Такао… Казунари потянулся к Шинтаро и мягко прикоснулся к его губам своими. Мидорима подался вперед, отвечая на поцелуй, а его рука обвила плечо Такао, крепче прижимая того к себе. Брюнет чуть прикусывает нижнюю губу Шинтаро, заставляя того открыть рот и углубляя поцелуй. Номер шесть сдается, позволяя языку Такао вырисовывать замысловатые узоры на его губах. Впрочем, когда рука последнего спускается все ниже по спине, вызывая приятные мурашки по всему телу, он отстраняется и поправляет очки. — Что-то не так? — улыбается Такао, вглядываясь в лицо Мидоримы. — Вокруг нас — люди. — И? — И фильм идет. — Фильм совершенно неинтересный. — Тогда какого черта мы сюда пришли?! Такао снова улыбнулся и потянулся к Шинтаро. Последнее, что он увидел прежде, чем закрыть глаза, было лицо Мидоримы и его губы, приоткрытые в предвкушении поцелуя. Но, по всей видимости, судьба в этот день была совсем неблагосклонна к Ракам и Скорпионам. Громкое «Апчхи!» заставило обернуться добрую половину зала, а не менее громкие ругательства Мидоримы, потерявшего очки, вызвали недовольный шумок зрителей и сдавленный смех Такао. — Либо ты сейчас сгораешь от стыда, либо ты действительно заболел, Шин-чан, — заключил Казунари, прикоснувшись губами к горячему лбу Шинтаро.***
По телевизору невозможно было найти ни одной мало-мальски интересной передачи, но делать было совершенно нечего. Такао откинулся на диванные подушки, краем глаза взглянув на недовольного Мидориму, примостившегося на краю дивана. — Что такое, Шин-чан? Шинтаро промолчал, угрюмо уставившись в экран телевизора. — Плохо себя чувствуешь? Вместо ответа тот всего лишь отрицательно покачал головой. Такао вздохнул. С Мидоримой никогда не бывало легко, но с Мидоримой, впавшим в депрессию из-за легкой простуды, было особенно сложно справиться. — Держи градусник, Шин-чан. Наверное, у тебя снова температура. Мидорима посмотрел на него таким взглядом, будто это была чашка отравы, а никак не безобидный предмет для измерения температуры тела. — Да не убивайся ты так, — попытался подбодрить товарища Такао, подсаживаясь поближе и крепко прижимая руку Шинтаро к телу, фиксируя градусник. — Доктор ведь прописал тебе лекарства и сказал, что это обыкновенная простуда. Совсем скоро тебе станет легче. — Со мной все в порядке, — Мидорима попытался сделать вид, что полностью поглощен просмотром кулинарной передачи. Казунари со вздохом прижал парня к себе, заключая его в крепкие объятия. — Ты же весь дрожишь! — воскликнул он. — Шин-чан, ты что, не мог сказать, что тебе холодно? Такао вскочил с дивана, достал из шкафа теплый плед и укутал им Мидориму, выражение лица которого значительно смягчилось от такой заботы. Изъяв градусник, Казунари с видом доктора со стажем взглянул на него, внимательно вглядываясь в маленькие деления. — Тридцать семь и семь, — с важным видом провозгласил он, вызвав едва заметную улыбку Шинтаро. — Шин-чан, думаю, тебе нужно поспать, и станет немного легче. — Я не хочу спать, Такао, — нахмурился тот. — А я тебя и не спрашиваю, — заявил брюнет, устраиваясь на диване и притягивая Мидориму поближе к себе, обнимая одной рукой. Шинтаро недовольно вздохнул. Такао поправил плед и крепче прижал Мидориму к себе. Тот прикрыл глаза, удобно примостив голову на плече Такао, и через несколько минут комнату наполнил звук мирного сопения двух спящих людей.***
— Шин-чааан! Я сварил тебе бульон! Мидорима высунул голову из кокона одеял, которыми укутал его заботливый Такао. Сам Казунари несся из кухни на всех парах, держа в руках внушительных размеров чашку с горячим супом. Мидорима чуть заметно поморщился, когда обжигающая поверхность чашки соприкоснулась с его рукой. — Нужно выпить все до капельки, пока не остыло. Давай, Шин-чан, будь хорошим мальчиком, — изображал заботливую мамочку Такао. Шинтаро кивнул, поднес чашку к губам и сделал первый глоток. Жидкость была очень горячей, что мешало как следует распробовать вкус, но Мидорима все же скривился, мысленно моля всех богов, чтобы Такао этого не заметил. «Сколько же соли он кинул в этот чертов бульон?!» — Что такое, Шин-чан? Невкусно? — видимо, от Такао все же не укрылось странное выражение лица Мидоримы. — Не дури, Такао. Просто… эм… горячо. Язык обжег, — выкрутился Шинтаро. Казунари просиял и примостился рядом с Мидоримой. — Пей, пока не остыло. Мидориме пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы выпить бульон, больше напоминавший концентрированный соляной раствор, с непроницаемым выражением лица. Справившись с этой нелегкой задачей, он наклонился к Такао и неловко чмокнул того в щеку. — Спасибо. Очень вкусно. Сказать это стоило хотя бы ради выражения неподдельного счастья в глазах Казунари и крепких объятий, в которые он заключил Шинтаро. — Я сварю тебе еще бульона завтра, Шин-чан! — радостно воскликнул брюнет, и, наклонившись к Мидориме, поцеловал его. Впрочем, Шинтаро отстранился достаточно быстро. В ответ на незаданный вопрос Такао он ответил: — Не хочу, чтобы ты заразился от меня. — Какие глупости, Шин-чан, — рассмеялся Такао. — Я-то уж точно не заболею. Сиди дома, а я сбегаю в магазин за продуктами, чтобы приготовить тебе ужин. Мидорима дождался, пока дверь за неугомонным Такао закроется, а затем отправился на кухню с твердым намерением уничтожить все запасы соли в квартире.***
Мидорима тихо и аккуратно выбрался из кровати, замерев на секунду, когда Такао пробормотал что-то во сне и перевернулся на другой бок. План побега был проработан тщательно и с учетом всех возможных факторов. Гороскоп вещал, что среда для Раков будет отличным днем для физических упражнений и восстановления прерванной деятельности, что было истолковано томившимся в домашнем заключении Мидоримой как благословление свыше для похода на тренировку. Впрочем, озвучивать эту идею вслух он не осмелился, ибо точно знал, что Такао не отпустит его под предлогом сомнений в его окончательном выздоровлении. Сам же Мидорима считал, что легкое головокружение никаким образом не могло помешать ему забросить мяч в кольцо пару-тройку раз, но Казунари был непреклонен. Тихонько пробравшись на кухню, Мидорима со вздохом обнаружил в раковине несколько грязных чашек, которые Такао торжественно обещал помыть еще вчера вечером, но, по-видимому, забыл о такой мелочи. Шинтаро включил горячую воду, мысленно добавляя в планы на день пункт «убить Такао по возвращению домой». Первая чашка успешно отправилась в сушилку, но вот вторая коварно выскользнула из мокрых пальцев, с громким звоном рухнув обратно в раковину. Мидорима замер на месте, вслушиваясь в воцарившуюся тишину. Со стороны спальни не донеслось ни звука. Видимо, Такао этим утром спал довольно крепко. Решив, что позавтракать можно и по дороге, Мидорима на цыпочках прокрался в прихожую. Некоторое время ушло на поиск ключей, но вскоре не без труда найденные ключи провернулись в замке один раз, затем второй, и Шинтаро в предвкушении нажал на дверную ручку, открывая дверь, но не тут-то было. — Куда это ты собрался, Шин-чан? Мидорима обернулся, матерясь про себя, как последний сапожник, и мужественно встретился взглядом с сонным, но решительно настроенным Такао. — На тренировку, — пробурчал он. Сонливость Такао как рукой сняло. — Ты что, Шин-чан! Тебе нельзя еще! Мы ведь это уже обсуждали! Номер шесть вздохнул и попытался не вслушиваться в длинную, эмоциональную тираду, провозглашаемую Такао, но эта миссия была абсолютно невыполнимой. — Вот сейчас ты натренируешься, вспотеешь, простынешь еще больше, пока будешь идти домой, а у тебя горло все еще воспаленное, и вообще, врач сказал, что лучше пока что повременить с нагрузками, и… Слушать эти нотации больше не было сил, и Мидорима решительно наклонился к Такао, бесцеремонно накрывая его губы своими в попытке остановить поток нескончаемых нравоучений и советов. Брюнет попытался протестовать против такого откровенно наглого способа закрыть рот (в прямом смысле этого слова) и попытался отстраниться, но Шинтаро крепко сжал его запястья, не собираясь сдавать позиции. Затыкать рот Такао пришлось долго и усердно, прежде чем сопротивление было сведено до минимума, а потребность в железной хватке исчезла за ненадобностью. — Все равно я тебя никуда не отпущу, — нехотя разрывая поцелуй, пробормотал Такао. Мидорима вряд ли признался бы в этом даже самому себе, но в данный момент желание идти куда-либо испарилось до последней капли.***
Градусник наконец-то показывал тридцать шесть и шесть, головокружение прошло, кашель больше не мучил, равно как и боль в горле. Легкий насморк не мог испортить общей картины, и Мидорима мог с радостью сказать самому себе, что он наконец-то здоров. Настроение было просто прекрасным, и очень хотелось поделиться ним с Такао, который несколько минут назад скрылся в ванной с целью принять утренний душ. Шинтаро примостился на краю кровати, вслушиваясь в шум воды и ужасное пение Казунари. Правда, пение очень быстро сменилось кашлем, за которым последовало громкое чихание и шмыганье носом. У Мидоримы появилось нехорошее предчувствие, только усилившееся, когда бледный Такао вывалился из ванной, глядя на него с виноватой улыбкой. — Шин-чан, кажется, я заболел…