-Ни-за-что.
Простые частицы я повторяю как заклинание. Я не хочу туда. Не-хо-чу.
-Пошли, кому сказала! Мы зачем тогда сюда приехали? Это — культурное наследие! — угрожающе шипит мама.
Поморщившись, делаю неуверенный шаг к толстой розовой стене, отделяющей меня от моего кошмара —
некрополя. Не хочу. Останавливаюсь и умоляюще смотрю на маму. Ответ моей мольбе — её угрожающий взгляд. Пулей сокращаю оставшееся расстояние до входа, являющуюся дырой в том самой стене. Вздыхая, и переступаю «порог» некрополя.
Резкий запах сырости ударяет в нос. Я оглядываюсь; целое поле серых камней, белых колонн и статуй из мрамора, две часовенки и небольшая группа людей. Все обступили женщину, стоящую у чьего-то надгробия из мрамора. Меня передёргивает. Ненавижу такие места, где смерть выставляют напоказ. Некрополь — это статуи, празднующие смерть известных, богатых людей. Кладбище — это другое. Кладбище — это место
памяти.
С трудом заставляю себя подойти к группе. Даже не слушая экскурсовода, разглядываю памятник с презрением. Белый, оштукатуренный, с разнообразными украшениями. Противно. Краем уха улавливаю, что здесь покоится прах великого Ломоносова. Какая прелесть. У всех в глазах — слепое восхищение. Неожиданно, даже для самой себя, отшатываюсь. Я не желаю видеть это великолепие.
Всё ещё не понимая, что я делаю, медленно бреду подальше от группы. Неожиданно спотыкаюсь. Наклоняюсь, что бы разглядеть обо что я споткнулась. Присаживаюсь на корточки и рассматриваю тропинку, состоящую в основном из мха. Приглядевшись, замечаю, что сквозь мох проглядывает тёмный камень. Догадка приходит мгновенно. Осторожно, стараясь не запачкаться, счищаю мох с чьего-то надгробия. Проступают истёршиеся буквы, которые невозможно прочитать. Провожу рукой по очищенной надписи. Внутри могилы что-то шелушит. Резко вскакиваю и отхожу. Взгляд падает на белоснежное надгробие Ломоносова. Меня передёргивает во второй раз. Нечестно! Значит, кто-то щеголяет белоснежной штукатуркой, когда другие тонут во мху под ногами? Возмущённая, ухожу вглубь этого «культурного наследия».
Иду, абсолютно не задумываясь о направлении, автоматически лавируя между надгробиями. Не удивительно, что я врезалась в чьё-то надгробие. Экскурсия обходит это место стороной, хотя довольно приземистое сооружение трудно не заметить. Гранитная подставка для пары небольших мраморных плит, с именем, напутствием и… кажется, стихотворными строчками? Осторожно провожу рукой по одной из плит, убирая грязь. На мраморной плите выдолблены удивительные строчки. С трудом я их шифрую, пусть и не сумев прочитать некоторые…
«Здесь … опочилъ благослеллый свыше,
Вождь силъ, ноящихся съ громами по морямъ.
Онъ былъ въ день брани … агнища тише.
России … сынъ слуга … царям.
Онъ съ верою прошёлъ путь жизни скорбной тесной
И въ смерти верою способенъ торжества.
За подвиг на земли прiель … небесный
И славой возсиялъ во свыше Божества»
Удивлённо смотрю на эпитафию. Провожу рукой по строчкам. И это забыто? Твари.
Оглядываюсь в надежде найти выход, и замечаю плиту, почти полностью ушедшую в землю. На буроватом камне гордо выгравировано: «Долгорукий». Нет, вовсе не Юрий, а некий Василий. Здесь покоится Василий Долгорукий, в совершенно неприметной могиле.
Не могу больше это терпеть. Иду по первой попавшейся тропинке и тихонько матерю всех и вся на чём свет стоит. Краем глаза замечаю выход и не вытерпев, бегу. Перед последним шагом оглядываюсь — лишь на секунду — и взгляд падает на очередную могилу. Вздыхаю. Хорошо — последняя. Белый мрамор, портрет девушки. И имя: Александра Анатольевна Лобанова. И строки:
«И дружба, и любовь, и самый прах мне милой,
Всё, всё отобрала могила.»
Считаю до десяти и поднимаю глаза. На и без того влажную землю падает слеза. Бегу обратно к выходу. Не удивительно, что я врезаюсь.
Потираю бровь и одновременно с этим поднимаю глаза. Надгробие с просьбой присесть и отдохнуть, а после смахнуть пылинку.
Вдох-выдох. Вдох-выдох. Не бежать. Не получается. Я срываюсь на бег.
Переступаю порог.
Я дышу…
Живая.
