The One I Truly Need

Саундтрек: Trading Yesterday — For You Only

Сегодняшний день обещал быть совершенно особенным, непохожим на все предыдущие. Это Чонин понял ещё утром, когда проснулся за десять минут до звонка будильника, хотя обычно он отрывал голову от подушки только когда все пять заходов навязчивой мелодии себя иссякали, а до начала занятий оставалось хорошо если полчаса. Поэтому сегодня он мог позволить себе вольготно поваляться в тёплой постели несколько приятных минуток. И встать аккурат с первым звонком будильника. Ему было непривычно собираться без спешки, не одеваться, попутно чистя зубы, не давиться наспех приготовленным бутербродом с сыром, а спокойно приготовить себе тосты с шоколадной пастой и попить горячего чая. Если бы кто-то из знакомых увидел Чонина сейчас, с поистине детским восторгом уплетающего сладкий завтрак, то ни за что не поверил бы, что этот альфа — самый настоящий и закоренелый ловелас, которого только можно себе представить. Точного числа омег, побывавших в его постели, не мог назвать даже он сам, потому что в какой-то момент считать их просто стало для него неинтересным. Стало куда важнее, что ему не составляло абсолютно никакого труда раскрутить даже самого неприступного омежку на секс в любом более-менее подходящем для этого помещении. Он был опьянён собственным успехом на любовном фронте и останавливаться на достигнутом не собирался. Даже его лучший друг Чанёль, тоже большой любитель одноразовых перепихов, и вообще существо упоротое до последней кондиции, порой диву давался, со стороны наблюдая за чрезмерной сексуальной активностью Кима. И один раз, после того, как Чонин у него на глазах довольно грубо выпроводил из своей квартиры очередного «обработанного» омегу, не выдержал и высказал всё, что он думает по этому поводу. Надеясь на то, что это возымеет какой-то эффект на парня. Но Ким только усмехнулся, пожав плечами, и сказал «Надо успеть вдоволь нагуляться до того, как встретил своего омегу». Впрочем, отчасти Пак понимал его. Ведь когда вокруг столько молоденьких неопытных красавчиков, смотрящих на тебя, как на бога, удержаться очень сложно. Но оправдывать поведение Кима такими доводами не собирался. А Чонин уже давно забил на то, какие ходят о нём слухи среди студентов, на то, что у него репутация бесчувственного эгоистичного чудовища, он просто получал удовольствие от жизни и абсолютно не горел желанием перед кем-то оправдываться за это. Но был в его жизни один проигрыш, перед которым, пожалуй, меркли все остальные победы и все перетраханные им омеги вместе взятые. А началось всё полгода назад, когда деканат внезапно заменил преподавателя по высшей математике, вечно брюзжащего на всех и вся бету, на практиканта, приехавшего из Китая и только-только выпустившегося из университета. Чонин тогда хихикал вместе с остальными, уже представляя во всех красках, как можно будет повеселиться на парах, потому что вчерашний студент-китаец уж точно не был им ровней, даже несмотря на то, что будет у них преподавать. Только все грандиозные планы рассыпались, как карточный домик, стоило этому самому преподавателю войти в аудиторию. Дар речи потеряли даже омеги, потому что севший за учительский стол юноша определенно был каким-то неземным созданием, слишком светлым, слишком красивым. И слишком умным, это студенты поняли чуть позже, когда всю первую пару не они веселились над учителем, а он над ними, констатируя горестный факт — их познания в математике стремились к нулю. Он даже не счёл нужным принять во внимание одну немаловажную деталь: да всей группе было совершенно не до математики, когда перед ними все полтора часа маячило это чудо. Однако Лу Хань, так его звали, был непреклонен и пообещал на следующем же занятии устроить контрольную по всем ранее изученным студентами темам. Не обращая внимания на разнесшиеся по аудитории отчаянные стоны. Чонин же просто не мог не думать о том, что эта красота несомненно должна оказаться в его постели. Потому что он всегда получал то, что хотел, и всегда самое лучшее. И свой провал в этом плане он воспринял как никогда болезненно. А причина провала была проста и весьма прозаична: Лу Хань был бетой. По крайней мере, этот вывод напрашивался у Кима, как и у всех остальных альф сам собой, потому что у Ханя не было своего запаха. Даже намёков на него не было. И Чонин злился, на себя, на своего учителя, на матушку-природу, которая, вероятно, решила посмеяться всласть, сделав такой лакомый кусочек потенциально бесполезным для каких-либо отношений с альфой. Правда пару раз Ким ловил себя на мысли, что рано или поздно он может сорваться и поступиться своими принципами не связываться с бетами, которых он всегда считал вторым сортом. Но он всегда старался гнать от себя эти желания, которые были глупыми и едва ли не противоестественными, с его точки зрения. И за прошедшие шесть месяцев даже успел худо-бедно свыкнуться с мыслью, что Лу Ханя ему никогда не уложить на лопатки. Однако сегодняшний день был особенным во многих отношениях. Едва зайдя в аудиторию, в которой всегда проходили пары математики, Чонин уловил тонкий, почти не ощутимый аромат молочного шоколада, сильно выделявшийся на фоне всех остальных запахов. Первой мыслью Кима было то, что к ним в группу перевели нового студента-омегу. Но даже когда прозвенел звонок, парень не увидел ни одного незнакомого лица среди тех, кто вошёл в кабинет. А потом на пороге появился Лу Хань, и запах шоколада усилился. Чонин нервно усмехнулся, мысленно крутя пальцем у виска и размышляя о том, что он начал съезжать с катушек, раз чувствует то, чего быть не может, у бет нет своего запаха. Но этот дурманящий разум и кружащий голову аромат никуда не исчезал, наоборот, практически с каждой минутой становился всё интенсивнее. А Чонин с всё бОльшим нетерпением ёрзал на стуле, ему до смерти хотелось понять, кто же является обладателем этого запаха. Всех своих одногруппников он исключил сразу, потому что за полтора года обучения уже успел запомнить, как пахнет каждый из них. Ничего похожего. А потом Ким, всё же решив для себя, что сейчас он всё равно ни в чём не разберётся, вновь переключил всё своё внимание на Лу Ханя. И начал замечать интереснейшие вещи. Молодой человек, всегда серьёзный и сосредоточенный, сегодня был совершенно не собран, путался в своих же репликах, допускал ошибки в уравнениях, которые писал на доске, и вообще выглядел так, словно чем-то сильно заболел. «Или как будто у него течка», — на мгновение подумалось Чонину, но он тут же потряс головой, не желая принимать такие мысли. Но, с другой стороны, все признаки были налицо, а уж в них Ким разбирался, наверное, как никто из альф. Но его не покидало ощущение того, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Запах шоколада, невероятно сладкий и притягательный, становился просто невыносимо сильным, заполняя всё пространство аудитории и словно заменяя собой воздух. И к концу пары его чувствовали абсолютно все. Чонин до хруста сжал пальцами ручку, видя, как его одногруппники-альфы пожирают взглядом хрупкого учителя, с горем пополам дописывающего последнюю на сегодня формулу на доске. Зато благодаря этой реакции парень был теперь почти железно уверен в том, что Лу Хань омега. До невозможности привлекательный, течный омега. Поэтому когда прозвенел звонок, оповещающий об окончании занятия, а Хань устало опустился на стул за учительским столом, Чонин первым вылетел из-за парты, даже не удосуживаясь собрать свои вещи, и встал прямо перед столом, лишая других альф возможности видеть обнявшего себя за плечи Лу Ханя из-за его широкой спины. Проходящие мимо одногруппники усмехались, фыркали, посылали в его сторону уничтожающие взгляды, но вступать в перепалку никто из них не решался. Потому что все они прекрасно знали, что если Ким Чонин определил что-то или кого-то как «Моё», то он будет драться за это насмерть. Такие конфликты не были на руку никому. Парень проводил последнего вышедшего сокурсника самодовольной ухмылкой, после чего повернулся к Лу Ханю, который был, похоже, совсем плох. На всегда бледных щеках проступил лихорадочный румянец, губы были приоткрыты, а взгляд расфокусирован. И этот чёртов запах молочного шоколада… Он словно проникал в каждую клеточку тела Чонина, заставляя его рассудок мутиться, а инстинкты брать верх над разумом и здравым смыслом. Но парень держал себя в руках. Пока. — Учитель Лу, полагаю, Вам нужна помощь, — его голос против воли приобрел томные, соблазняющие интонации, но Чонин и не был особо против этого. Он уже решил для себя, что даже если это на самом деле игра его воображения, он всё равно разложит Лу Ханя, прямо сейчас и прямо здесь, на учительском столе. — Нет, спасибо, Чонин, Вы можете идти, всё в порядке, — такой ответ был вполне ожидаем, но Ким вовсе не собирался отступать и отказывать собственным желаниям. Поэтому он, незаметно для полуадекватного Ханя взял со стола ключ и направился к двери, делая вид, что собирается уходить. Наблюдая из-под прикрытых век за своим студентом, Лу Хань уже успел облегчённо выдохнуть, как вдруг до его слуха донесся звук закрывающегося замка. И сердце словно провалилось в живот, а воздуха стало катастрофически не хватать. — Что Вы делаете, Ким? — дрожащим голосом спросил блондин, не желая принимать эту реальность. Он уже чувствовал, как его сущность начинает брать верх над разумом, но продолжал сопротивляться этому из последних сил. — Я уже сказал, Вам определённо нужна помощь, — парень улыбнулся медленно направляясь к Ханю. Старший, заметив это, резко соскочил со стула и едва не упал, в последний момент ухватившись за край стола. Голова шла кругом, а пол уходил из-под ног. — Не стоит делать таких резких движений, учитель Лу, сейчас это Вам не на пользу. Воспользовавшись тем, что Лу Ханю тяжело ориентироваться в пространстве и быстро реагировать, Чонин, оказавшись с ним лицом к лицу, подхватил его под задницу и усадил на стол, не упуская возможности сжать в руках упругие ягодицы, вынуждая преподавателя против воли испустить слабый стон. — Что Вы себе позволяете?.. Не смейте этого делать, — старший звучал отчаянно, пытаясь достучаться до Кима хотя бы словами, потому как сил отбиваться у него не было. А тело, как бы он ни пытался предотвратить это, реагировало на присутствие рядом альфы совершенно однозначно. — Значит, всё-таки Вы — омега, — довольно протянул Чонин, проводя кончиком носа по изящной шее Ханя, вдыхая его умопомрачительный запах. — И как же Вам удалось дурить меня всё время? — лёгкое прикосновение губ к пульсирующей венке отдалось дрожью во всём теле старшего, а пальцы непроизвольно сжали столешницу. — Таблетки, — всё-таки ответил Лу Хань, хотя альфа и не надеялся на это. Всё потихоньку вставало на свои места. — А что же произошло сегодня? Решили поэкспериментировать? — парень усмехнулся и провёл языком по шее Ханя до уха. — Захотелось свести с ума всех альф на факультете? — Они закончились… — вымученно выдохнул блондин, предпринимая слабую попытку оттолкнуть Чонина от себя. — Пусти меня… — Извини, не могу, — ни один из них не обратил внимания на то, как внезапно они перешли с официального тона на неформальный. Но для Кима это было вполне логичным. На его взгляд, довольно глупо было обращаться на «Вы» к омеге, которого собираешься затрахать до потери сознания. — Знаешь, я ведь был уверен, что ты бета, так хорошо ты наловчился скрывать свою природу. И, признаюсь честно, я был близок к тому, чтобы плюнуть на то, что ты не омега, ты слишком желанен, — немного отклонившись, он обхватил лицо Ханя ладонями, заглядывая в его затуманенные глаза, — и ты действительно надеешься на то, что сейчас я просто возьму и уйду? Лу Хань хотел сказать что-то в ответ, возразить, попытаться вразумить этого чёртового альфу, но Чонин не дал ему и слова сказать, затыкая его поцелуем. И в этот момент разум омеги дал системный сбой. Так или иначе, инстинкты, заложенные природой, заглушить силой воли было невозможно. Поэтому он обвил бёдра Кима ногами, прижимая его к себе, и ответил на поцелуй, так страстно, что только этого он и ждал всё это время. Чонин всё ещё не мог поверить своей удаче. Тот, кого он так долго хотел и не мог получить, здесь, отзывается на его ласки и уже почти напрямую требует большего. Не разрывая поцелуя, младший стащил с Ханя пиджак, откидывая его на пол, и принялся расстегивать пуговицы на белоснежной рубашке своего учителя, изнемогая от желания прикоснуться к разгоряченной обнаженной коже. Лу Хань в свою очередь тоже времени даром не терял и, минуя джемпер альфы, предпочёл избавить его от джинсов, ловко расстегивая ремень, а потом и молнию. Ким довольно усмехнулся, отрываясь от сладких губ старшего: — Быстро же ты сдался, — как только последняя пуговица была расстёгнута, он распахнул полы рубашки в стороны, наклоняясь и обхватывая губами сосок, заставляя Ханя почти кричать от удовольствия, обострённого в разы благодаря течке. А потом снова вернулся к его губам, шепча, — ты такой сладкий, с ума сойти можно. Он опрокинул омегу на спину, отчего тот довольно сильно ударился об стол, но не обратил на эту боль никакого внимания, он сходил с ума от желания, чтобы ему как можно быстрее вставили по самые яйца. Он совершенно перестал адекватно воспринимать происходящее, все его ощущения сосредоточились внизу живота, скручиваясь тугой болезненной спиралью. Ким был опьянен этой отзывчивостью и податливостью, его терпение стремилось к нулю. Ему хватило минуты для того, чтобы раздеться самому и избавить старшего от оставшейся на нём одежды, и теперь наслаждался видом распластанного перед ним восхитительного тела, немного угловатого, словно Хань был ещё подростком, но такого соблазнительного, что хотелось послать к чёрту все прелюдии и ворваться в него, заставить выкрикивать его имя. Но с другой стороны, он не мог не спросить, наклонившись к лицу омеги: — У тебя это в первый раз? — и почти сойти с ума, услышав почти не различимое даже в тишине аудитории «Да». Это то, что он хотел услышать. Сколько раз он представлял себе этот момент, этот ответ на вопрос, который почему-то настолько сильно его волновал. Опустившись на колени, Чонин подхватил Ханя под бёдра, подтягивая к краю стола и вынуждая подтянуть колени к груди, чтобы получить доступ к истекающему смазкой нетронутому отверстию. А в следующий миг громкий вскрик омеги разнёсся по аудитории, стоило ему почувствовать первое прикосновение языка к столь интимному месту. Но он тут же закрыл рот рукой, краешком затуманенного сознания понимая, что это вполне могло привлечь чьё-то внимание. А быть застуканным в таком положении ему не очень хотелось. Поняв, что старший пытается контролировать себя, Чонин немного приподнялся, чтобы видеть его лицо. — Не стоит сдерживаться, поверь, здесь отличная звукоизоляция. — Не хочу даже знать, сколько раз ты проверял это… — дыша через раз, проговорил Хань, вызывая у альфы усмешку. — Достаточно, чтобы знать наверняка. Давай, Ханни, кричи для меня… — договорив, он припал губами к сокращающемуся колечку мышц, проскальзывая языком внутрь. И даже если бы старший старался изо всех сил, он всё равно бы не смог себя сдержать. Все ощущения были обострены до предела, низ живота будто жгло раскаленным железом, а Чонин вытворял своим языком такое, что Лу Хань был готов кончить только от этих ласк. И, когда младший обхватил ладонью его член, медленно проводя по всей длине, он не выдержал, выгибаясь в идеальную дугу, почти ломая себе спину и почти срывая голос. Первый оргазм, испытанный в руках альфы, оказался настолько ошеломительным, что Хань на несколько секунд отключился, вновь приходя в себя когда сразу два пальца проскользнули внутрь. Будучи практически мастером в доставлении удовольствия, Чонин с первого раза попал по набухшей простате, согнув пальцы, и омега зашёлся в громком, почти болезненном стоне. — Хватит… Пожалуйста… Пожалуйста… — словно в бреду шептал Лу Хань, широко разводя ноги, и от одного только лицезрения этой картины можно было кончить. Но у Чонина всё же были другие планы. Убрав пальцы, он обхватил одной рукой свой возбуждённый член, направляя его, и плавно вошёл в старшего, пока ещё стараясь контролировать себя, чтобы не сделать больно. Только Хань уже не думал о боли, да вообще ни о чём не думал, он просто обхватил ногами бёдра Кима и резко подался навстречу, насаживаясь до самого основания. Чонин протяжно застонал, не ожидая такого рвения, сходя с ума от жара и узости омеги. Все стоп-сигналы разом отказали. Он двигался быстро, входя настолько глубоко, насколько это вообще было возможно, заставляя Лу Ханя кричать в голос, метаться по столу и впиваться в его плечи короткими острыми ноготками, оставляя царапины. Старший был на пределе, дрожа всем телом и закатывая глаза, снова теряя связь с реальностью, мышцы вокруг плоти альфы бешено сокращались, приближая его к столь желанному оргазму. Пара особенно сильных толчков, и их обоих словно прошивает разрядом тока, Хань кричит, до крови расцарапывая широкую спину Чонина. Младший же издаёт звуки, похожие на тихое рычание дикого зверя, наконец-то заполучившего желанную ему добычу. И только когда он ощущает набухающий узел, в его голове возникает мысль о том, что не стоило так увлекаться процессом, чтобы позволить себе кончить в омегу. Но она исчезает так же внезапно, как и появляется, так как возбуждение, всё еще не отпустившее его, снова одерживает верх над доводами разума. Чонин опустился на Лу Ханя, чувствуя жар его кожи, и вовлек его в ленивый поцелуй, устраиваясь поудобнее на время сцепки. Старший же, казалось, и вовсе не понимал, что происходит, теряясь в пространстве и времени. Смотря на ещё не пришедшего окончательно в себя омегу, Ким расслабленно улыбался, попутно поправляя одежду. Сегодняшний день определенно войдет в топ самых необычных, и самых приятных, в его жизни. Он собрал свои учебные принадлежности в сумку и пошёл к выходу, решив не дожидаться, пока Лу Хань осознает, что произошло и захочет его убить. — Спасибо Вам, учитель Лу, — шёпотом произнёс он, всё ещё чувствуя в носу запах молочного шоколада, исходивший от омеги. Повернув ключ в замке, он открыл дверь и покинул аудиторию, совершенно не думая о том, что теперь, когда она открыта, туда может войти кто угодно. Да и обо всём остальном тоже не думая. В данный момент ему всё ещё было слишком хорошо, чтобы утруждать себя размышлениями о чём бы то ни было. Едва Чонин переступил порог своей квартиры, как ему на сотовый позвонил Чанёль. Который без особых церемоний начал высказывать всё, что он думает по поводу поведения его друга, а в частности относительно похеренной Кимом договорённости встретиться после пар в холле и пойти вместе в клуб. Но гневная тирада Пака прервалась так же внезапно, как и началась, когда он понял, что на все его далеко не лестные фразочки Чонин только мечтательно угукает, словно вовсе его не слушает. — Что-то мне подсказывает, что ты малость не в адеквате, — задумчиво протянул парень. И только после этих слов Ким начал хоть как-то реагировать. — Извини, что? Ах, да, договоренность… У меня появились непредвиденные обстоятельства… — В виде очередной упругой задницы, которую просто необходимо было натянуть в срочном порядке? — Что-то типа того. — Ты неисправим, — Пак вздохнул. — Интересно, настанет когда-нибудь вообще момент, когда ты начнёшь думать головой, а не членом? — на пару секунд он замолчал, дабы выдержать драматическую паузу после философского вопроса, а потом любопытство всё-таки взяло верх. — Ну и кто очередной осчастливленный тобой омега? Я его знаю? — Обойдёмся сегодня без подробностей, Ёль, — неожиданно даже для себя самого, не говоря уже об откровенно обалдевшем на другом конце провода Чанёле, ответил Чонин. — Как это без подробностей? — голос друга звучал возмущённо. — Как же наша традиция? Ты ведь обожаешь по полчаса описывать, в каких позах ты имел свою очередную пассию, а потом я посылаю тебя нахуй, но ты всё равно продолжаешь рассказывать, пока тебе самому не надоест. Какого хрена ты нарушаешь это? — Просто обсудим это в другой раз, сейчас я очень устал и хочу спать, — не дожидаясь очередной порции негодования в свой адрес, Ким сбросил вызов и, на всякий случай, отключил телефон. Сейчас ему действительно необходимо было побыть одному. Хотя бы для того, чтобы понять, почему же на него произошедшее сегодня в университете произвело такое неизгладимое впечатление, что образ Лу Ханя, извивающегося под ним на столе будто отпечатался на сетчатке и не хотел исчезать. А этот чёртов запах молочного шоколада словно въелся во все рецепторы, продолжая дурманить рассудок даже спустя несколько часов. Это становилось как-то… невыносимо. Для альфы, который не помнил ни имён тех омег, с которыми трахался, ни их лиц, ни запахов, без зазрения совести забывая каждого из них уже через пару дней. Проблема была в том, что Ханя так же забыть не получится, ведь они всё так же будут видеться во время пар. Хотя, стоя под расслабляющим тёплым душем, Чонин подумал о том, что будет весьма забавно посмотреть на то, как будет вести себя преподаватель после того, что между ними произошло. Он, смакуя, представлял, как милые щёчки заливаются стыдливым румянцем, дыхание сбивается, а взгляд непроизвольно опускается в пол. Определённо, за этим было бы весьма интересно понаблюдать. Только на этот раз желаниям Чонина не суждено было сбыться. Просто потому, что на следующий день Лу Хань не появился в университете. Что никого особенно не расстроило, потому что для студентов нет ничего лучше пары, которую отменили. Ким, вполуха слушая рассказ Чанёля о том, как он вчера офигенно потусил в клубе, сетуя на то, что друг очень зря с ним не пошёл, думал о том, что, возможно, омеге было куда более неловко, чем можно было даже предположить. И что, вероятно, он предпочёл взять больничный и отсидеться дома два-три дня, чтобы немного успокоиться и набраться сил и смелости, чтобы снова выйти на работу, когда ему придётся, в силу не зависящих от него обстоятельств, встречаться лицом к лицу с альфой, который раскусил его истинную сущность и отымел прямо в аудитории. Поэтому парень нисколько не удивился тому, что следующие три дня, вплоть до конца недели, Хань так и не появился. Минус был один — тот самый вечно брюзжащий престарелый бета, которого поставили им в преподаватели. Он за эти три дня умудрился достать всю группу настолько, что Ким готов был молиться кому угодно, чтобы Лу Хань быстрее оклемался и снова появился на работе. Да и не только поэтому. Конечно, Чонин не хотел себе в этом признаваться, но время от времени он ловил себя на мысли, что начинает вспоминать о случившемся между ними не с самодовольством и гордостью, а с нежностью. Мысленно снова касаясь плавных изгибов тела омеги, слыша в голове его стоны и крики. Чувствуя его запах, всё так же ярко, как в тот день. Это пугало, будто связывало по рукам и ногам. Заставляло терять интерес к каждому из омег, которые пытались к нему клеиться. И Чонин был бы рад принять каждое из совершенно недвусмысленных предложений уединиться где-нибудь, да что-то останавливало его в самый последний момент. В выходные на происходящие с лучшим другом изменения обратил внимание даже Чанёль, когда на предложение «как следует оторваться с сексуальными омежками» Чонин ответил категорическим отказом, сославшись на то, что ему нужно выполнить кучу домашних заданий. Если Пак и охренел до последней кондиции, то виду не подал и никак комментировать поведение парня не стал. За что Ким был ему безмерно благодарен. Беспокойство поселилось в его душе и закрепилось в ней своими липкими лапами, когда ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду следующей недели Лу Хань не объявился. Он словно исчез, словно такого учителя у них на факультете никогда и не было. Плюнув на то, что могут о нём подумать, Чонин время от времени спрашивал кого-то из знакомых, а не знают ли они, куда исчез «наш-симпатичный-математик», но все они лишь пожимали в ответ плечами. Вероятно, кроме него, это абсолютно никого не интересовало. И всё же в пятницу ему удалось выловить на большой перемене вечно занятого старосту четвёртого курса, Минсока, который, помимо того, что был самым порядочным альфой из всех, которых Чонин когда-либо знал, был также всегда в курсе всего, что происходит в университете. Даже того, что не имеет к нему ни прямого, ни косвенного отношения. — Минсок-хён! — едва завидев парня в коридоре, Ким его окликнул и, как только тот остановился, побежал к нему. — Привет, Чонин-а, — улыбнувшись, произнёс Минсок, — что-то случилось? — Извини, если отвлекаю, но у меня дело на две минуты, — получив от старшего кивок, говорящий о том, что он готов слушать, Чонин собрался с духом и спросил, — ты не знаешь, куда делся тот молодой учитель по высшей математике, Лу Хань, вроде бы? А то этот учитель Ли просто с ума уже сводит. Чонину категорически не понравилось то, что брови Минсока удивленно приподнялись. Это явно ничего хорошего не предвещало. — А ты что, ничего не знаешь? — изумился он, и у младшего неприятно засосало под ложечкой. Он отрицательно помотал головой, не находя в себе силы даже ответить нормально. — Его уволили, ещё две недели назад как. — Что? — Киму подумалось сначала, что он ослышался. Уволили? Что за чушь? — Погоди, о чём ты? За что уволили? — Да там ситуация весьма нелицеприятная, — Минсок понизил голос, чтоб его не слышали проходящие мимо студенты, — говорят, что он трахнулся с кем-то из студентов, прямо в аудитории, представляешь? — у Чонина перехватило дыхание. — Вроде как декан его лично застукал, или в процессе или сразу после, этого я точно не знаю. Но был дикий скандал, его даже хотят теперь лишить преподавательской лицензии, за «поведение, недостойное педагога», — последняя фраза была явно цитатой, но младший альфа об этом думать был уже не в состоянии. — Эй, ты в порядке? — голос старосты внезапно стал обеспокоенным. — Ты что-то побледнел. — Да-да, всё нормально, — закивал Чонин, изо всех сил стараясь собраться, чтобы не выдать себя, — спасибо, что просветил. Удачи, — договорив, он поправил на плече сумку и спокойно пошёл дальше по коридору. Но стоило ему скрыться за поворотом, он рванул изо всех сил, не зная куда, но ему жизненно необходимо было сейчас побыть одному. Единственным местом, подходящим ему сейчас, оказалась крыша, благо никто из преподавателей и служебного персонала до сих пор не обнаружил, что замок на двери, ведущей на крышу, давным-давно сломан. Оказавшись на свежем воздухе, Чонин не испытал ожидаемого облегчения. Если не сказать, что ему стало только хуже. Он обессиленно сполз по закрытой двери вниз, садясь на бетонный пол и подтягивая колени к груди. Так мерзко ему не было ещё никогда в жизни. Слова Минсока всё ещё не хотели укладываться в голове, а понимание того, что вся вина за то, что Ханя уволили, целиком и полностью лежит на нём. Он не должен был уходить вот так вот, оставив старшего в невменяемом состоянии, голого, перепачканного спермой, на его же столе. Не должен был, чёрт подери, уйти, оставляя дверь открытой. От собственного бессилия и злости на самого себя Киму хотелось рвать на себе волосы, но он был способен только на то, чтобы сжать пальцами выбеленные пряди, оттягивая до боли, стараясь привести себя в чувство. Он не хотел, чтобы всё обернулось так. Да, его забавляла и заводила сама ситуация — нагнуть преподавателя-омегу прямо в аудитории, Чонин всегда любил экстрим и адреналин. Но никогда прежде его эксперименты не заканчивались так плачевно. Он боялся даже представить, как чувствовал себя Лу Хань в тот момент, когда декан Ким Чунмён обнаружил его в том состоянии, в котором он был. — Что же я натворил, — альфа покачал головой, не зная, куда себя деть, его душил гнев, чувство вины и отчаянье. Ещё не осознавая этого до конца, он уже испытывал к Ханю чувства, выходящие далеко за пределы элементарного желания трахнуть. Его сладкий запах стал неотъемлемой частью жизни Чонина, перекрывая собой все другие, напрочь отбивая желание затаскивать в постель какого-то другого омегу. Ему нужен был только один. И понимание этого обрушилось на Кима лавиной именно сейчас, в самый безнадежный и безвыходный, казалось момент. Он не мог взять в толк только одного: почему он ещё тогда не почувствовал этого? Не понял, что Лу Хань и есть его пара. Может быть, потому что его мозг был затуманен более приземленными, плотскими страстями, и он просто упустил тот момент, когда сердце ударилось о рёбра, словно взывая к тому, чтобы он осознал это. А теперь, похоже, было уже поздно. Чанёля, уже искавшего его по факультету, Чонин постарался обойти за километр. Меньше всего ему нужен был сейчас незатыкаемый словесный поток из уст лучшего друга. Он не мог, и даже не собирался рассказывать Паку о сложившейся ситуации. Да и не только ему, вообще кому бы то ни было. Это было слишком личным для альфы, чтобы делиться с кем-то. Он пообещал себе взять ситуацию под контроль и сделать всё возможное, чтобы хотя бы попросить у Лу Ханя прощения за свою подлость. Однако ситуация вышла из-под его контроля, стоило ему покинуть территорию университета и свернуть на пустующее сейчас футбольное поле. Он сразу понял, что что-то не так, когда ему преградил дорогу высокий светловолосый альфа, с суровым взглядом и какой-то слишком уж тёмной аурой. Чонин уже хотел, было, спросить, что ему нужно, как тот заговорил первым. — Ты Ким Чонин? — спокойно спросил он, смерив парня взглядом. — Допустим, я. А ты кто такой? Ответ на этот вопрос стал полной неожиданностью для него, зато вполне подвёл вполне логичную базу под то, что произошло после. — Брат Лу Ханя, — будничным голосом произнёс мужчина. А затем Чонин получил такую взбучку, какой у него не было никогда в жизни. У него даже промелькнула мысль о том, что этот тип явно занимался боксом, уж слишком точными и болезненными были его удары. Но он даже не пытался дать отпор, прекрасно понимая, что в полной мере заслужил это. Всё, что он предпринимал — вялые блоки, дабы избежать слишком уж ощутимых травм. Надеясь на то, что он останется жив после всего этого. Он практически не чувствовал собственного тела и, когда альфа посчитал, что с него достаточно и ушёл, не сказав ни слова, ещё долго лежал на асфальте, подтянув колени к животу, дожидаясь, пока немного утихнет боль, и он сможет хотя бы добраться до дома. С горем пополам, ему это удалось. Дико болели рёбра, спина и челюсть, но Чонин решил, что обращаться к врачу не имеет смысла, на нём всегда всё заживало, как на собаке. Правда придётся на недельку-другую отказаться от университета, и, само собой, отложить поиск возможностей связаться с Ханем. Который теперь будет куда сложнее, потому что второй встречи с его братом Ким точно не переживет. Эта мысль вызвала у альфы истерический смешок. Дни, проведённые им дома в гордом одиночестве, тянулись бесконечно медленно, и даже постоянные визиты Чанёля их особенно не скрашивали. Другу, дабы избежать лишних расспросов, Чонин наплёл историю о том, что его отметелил нынешний парень одного из омег, которому он разбил сердце. И Пак с лёгкостью поверил в это, потому что подобное уже случалось пару раз. Мысли о Лу Хане не давали ему покоя, а теперь, когда не было никаких перекрывающих факторов, которые могли хоть ненадолго его отвлечь, будь то пары или очередной поход в клуб, давили на Кима с утроенной силой, заставляя ненавидеть самого себя и до крови сбивать костяшки пальцев о деревянную дверь в его спальню. Так он наказывал себя, каждый вечер на протяжении десяти дней вынужденного затворничества. Наказывал за то, что по его вине пострадал тот, кто заслуживал этого меньше кого-либо другого. На одиннадцатый день Чонин всё-таки не выдержал и поплёлся в университет. Только не для того, чтобы просиживать задницу на парах, а чтобы поймать Минсока. И обратиться к нему с весьма странной просьбой. Староста округлил глаза, когда альфа, без особых церемоний, попросил узнать у секретаря в деканате домашний адрес Лу Ханя. На немой вопрос старшего, зачем ему это нужно, Ким на ходу придумал оправдание, сославшись на то, что у него осталась пара книг, которые он одалживал у преподавателя для самостоятельного изучения, и хотел бы их вернуть. Возможно, Минсок не поверил в правдивость повода, но виду не подал и пообещал сделать то, что в его силах. И не соврал. Уже через пару часов Чонин дрожащими пальцами сжимал клочок бумаги с заветным адресом. Почти три часа он просидел на скамейке в парке, стараясь настроить себя на этот визит. Ему было неловко, было стыдно и было страшно. Он не знал, насколько сильно повлиял на Лу Ханя его поступок и последствия, которые он за собой повлёк, но мог точно сказать, что ничего хорошего он не обнаружит. В противном случае его брат не пришёл бы к университету и не избил бы его до полубессознательного состояния. Подходя на ватных ногах к нужному дому, Чонин мысленно молился о том, чтобы омега был сейчас один. Ему не нужны новые травмы в пополнение к ещё не зажившим старым. Пройти консьержа не составило никакого труда. Юный омега, явно устроившийся сюда на подработку в свободное от учёбы время, был очарован уже после первой ослепительной улыбки Кима и пропустил его без каких-либо вопросов. Чонин предпочел лифту лестницу, неосознанно стараясь оттянуть момент этой, без сомнений, судьбоносной встречи. Оказавшись перед дверью нужной ему квартиры, он ощутил, что у него дрожат колени. Если бы кто-то из его знакомых альф видел его сейчас, наверное, согнулся в припадке истерического смеха. Дерзкий, самовлюблённый эгоист Ким Чонин, не знающий, что такое уважительное отношение к омегам, трахающий любого из них, кто ему приглянется, стоит под дверью у омеги и трясется, как осиновый лист. Потому что боится, что его не простят. Боится того, что может там увидеть. Но убегать в последнюю секунду было не в его правилах, поэтому, глубоко вдохнув, он нажал на звонок. Ему открыли только спустя минуту, да и Чонин был бы рад ждать ещё дольше. Или вообще не дождаться, что дверь откроется, и на пороге появится Лу Хань. С залёгшими под глазами тёмными кругами, похудевший и осунувшийся. Какой-то… безжизненный. Словно тот свет, что освещал его изнутри ещё несколько недель назад, вырвали у него из груди. И тот, кто это сделал, стоял сейчас в коридоре, ошарашенно смотря на бледного измученного омегу, в глазах которого не было вообще никаких эмоций. Разве что малая толика удивления. — Не ожидал увидеть тебя здесь, — монотонно проговорил Хань, не отводя взгляда от младшего. — Зачем пожаловал? — Я хотел… Можно с тобой поговорить? Он не мог скрыть шока, отразившегося на его лице, когда Лу Хань отошёл в сторону, освобождая проход. — Ну давай поговорим. Это равнодушие выбило Чонина из колеи. Он ждал, что омега, едва завидев его на пороге своего дома, накинется на него с кулаками, обвиняя во всех смертных грехах, или же захлопнет дверь перед его носом, не желая ничего слушать. Но не на такую реакцию он рассчитывал. Она пугала ещё больше, чем любая другая. И всё же он не мог не спросить: — Надеюсь, твоего брата нет дома? — Нет, он на тренировке по баскетболу, — ответил Хань, проходя в гостиную, Чонин шёл следом за ним. — Значит, он всё-таки накидал тебе? — развернувшись и отметив про себя пару ещё не сошедших синяков на лице альфы, старший хмыкнул. — Так и знал, что мои просьбы этого не делать останутся без внимания, — он встал у окна, облокачиваясь плечом на стену, взглядом указывая Киму на диван. Тот послушно сел. — Выкладывай, что хотел. — Я… — Чонина обескураживало это поведение, но он понимал, что отступать поздно. — Я хотел попросить у тебя прощения за то, что всё так получилось. Мне правда очень жаль, Хань. Лу Хань опустил взгляд в пол и устало улыбнулся. — Знаешь, Чонин-а, если бы тебе действительно было жаль, ты бы, я думаю, не поступил бы так, воспользовавшись ситуацией. Ты мог получить любую задницу в университете, какую ты пожелаешь. Но почему-то тебе захотелось, чтоб это была именно моя. Чем я так отличался от остальных, что ты решил это сделать именно со мной? Эти слова послужили для Чонина чем-то вроде сигнала для того, чтобы высказать всё то, что скопилось на душе за эти недели. — Неужели ты не чувствовал, что я — твоя истинная пара? — он шёл ва-банк, с каждым мгновением всё чётче осознавая, что ему уже нечего терять. Он и так уже потерял того единственного, кто был ему предназначен. Омега тяжело вздохнул, всё ещё смотря куда угодно, но только не на Чонина. — Я понял это в первый же день, когда пришёл к вашей группе на лекцию. Ты пахнешь лесом после дождя — мой самый любимый запах с самого детства. Но к тому моменту, когда мы впервые пересеклись, я был наслышан достаточно. Твоя репутация идет впереди тебя, Чонин. — Ты поэтому принимал таблетки? — ошалело спросил Ким, когда до него медленно начала доходить суть ситуации. — Чтобы я не почувствовал сразу, что ты мой омега? — Ты в принципе не должен был почувствовать и понять этого. Я услышал о тебе достаточно, чтобы прийти к выводу, что лучше я вообще останусь без истинной пары, чем стану очередной галочкой в твоей коллекции. Но эти чёртовы таблетки закончились слишком не вовремя… И всё вышло с точностью наоборот. На несколько мучительно долгих минут в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тиканьем больших настенных часов. Чонин не знал, что сказать, а Ханю, казалось, просто нечего было больше добавить. В конце концов старший не выдержал повисшего в воздухе напряжения. — Я думаю, что тебе лучше уйти, Чонин. Крис скоро вернётся с тренировки, и вряд ли обрадуется, увидев тут тебя. — Хань… — почти шёпотом позвал Ким. — Я понимаю, что сейчас задавать такой вопрос по меньшей мере безрассудно, но всё же… Может быть, когда-нибудь… у меня появится шанс… Лу Хань не стал дослушивать его до конца. — Нет. Ты сам лишил себя всех возможных шансов. Поэтому больше не приходи сюда. Нас с тобой абсолютно ничего не связывает, — сказав это, он наконец отошёл от окна, но лишь для того, чтобы направиться в ванную комнату, одарив Чонина лишь мимолётным взглядом, — дверь закроешь сам, она захлопывается, — бросил он через плечо и скрылся за дверью ванной, оставляя альфу совершенно разбитым и потерянным. «Ну вот и всё… — подумал Ким, чувствуя, как глаза становятся влажными. — Браво, Чонин…» Понимая, что теперь всё действительно кончено, он собрался уйти. Но, уже сделав первый шаг в сторону выхода, Чонин против воли обратил внимание на лежавшие на столе бумаги. И что-то ещё, со стороны похожее на… Сердце пропустило удар, а ноги словно налились свинцом, и Ким, ни секунды не думая, подошёл к столу. Поверх бумаг, с первого взгляда похожих на результаты каких-то обследований, лежал тест на беременность. Положительный. Альфа взял его со стола, сжимая дрожащими, похолодевшими от волнения пальцами. Неужели Лу Хань… Чонин прикрыл рот рукой, чувствуя, что сейчас просто-напросто закричит. Ещё сам не понимая от чего. Но когда его взгляд упал на листок, на котором лежал тест, внутри всё мгновенно похолодело. Ким взял его в руки, поднося к лицу, чтобы убедиться, что ему не мерещится. А когда понял, что это действительно направление на аборт, датированное вчерашним числом, на него нахлынула волна злобы. Зрачки стали почти чёрными, грудная клетка вздымалась, как кузнечные меха, а пальцы почти до хруста сжали тест. Именно в таком состоянии его застал Лу Хань, вышедший из ванной. Он не предполагал, что Чонин ещё здесь, поэтому вздрогнул, наткнувшись взглядом на стоявшего в гостиной альфу. — Почему ты ещё здесь? — он всё ещё старался сохранять спокойствие, хотя сейчас уже можно было понять, по неровно звучащему голосу, что это даётся ему с трудом. — Хочешь ещё раз попасть под горячую руку моего брата? — он хотел добавить ещё что-то, но увидев то, что Чонин держит в руках, мгновенно притих. — Ты ждешь ребёнка? — голос Чонина звучал ровно и холодно, но Лу Хань чётко услышал прозвучавшие в нём металлические нотки. — Да, — спокойно ответил он, — с омегами такое случается иногда, знаешь ли, когда не в меру озабоченные альфы трахают их, не предохраняясь. — А это. Что. Такое? — на этот раз младший отчеканил каждое слово, надеясь на то, что самоконтроль его не подведёт. — Хочешь сделать аборт? — Да ты просто гуру дедукции, — не удержавшись, съязвил омега, хотя понимал, что сейчас провоцировать Кима гиблое дело — он явно был на взводе. — Кто дал тебе это направление? — Врач, — Хань пожал плечами. — Но их дают только… — Только в экстренных случаях, да, — увидев в глазах альфы непонимание, Лу Хань грустно усмехнулся. — Я сказал, что меня изнасиловали. В таких случаях направление дают без лишних вопросов. Чонин не верил своим ушам. Вернее сказать, не хотел верить тому, что сейчас слышит. Сердце билось в бешеном ритме, а пол словно уходил из-под ног. — Ты не посмеешь этого сделать, — почти прорычал он, смотря на омегу с уже нескрываемой злобой. — Думаешь? — лицо старшего, неожиданно для Кима, начало «таять», и на нём наконец начали отражаться хоть какие-то эмоции. — Ты — последний, кто может указывать мне, как поступать. — Мне плевать, последний или не последний. Пока я жив, ты этого не сделаешь. После этих слов в образе Лу Ханя будто что-то изменилось. Словно рухнул какой-то невидимый барьер, скрывавший настоящего, живого омегу за ширмой безжизненности и равнодушия ко всему происходящему. — Кто давал тебе право врываться в мою жизнь? — теперь он не говорил. Он кричал, так громко, что вполне мог сорвать себе голос. А Чонин, пораженный настолько резкой и кардинальной переменой, едва не упал там, где стоял. — Я не хочу этого ребёнка! Что я могу ему дать? Жалкую одинокую жизнь, такую же, как моя собственная? Мы никому не будем нужны! Кто согласится связать судьбу с пользованным омегой с ребёнком на руках? Проваливай отсюда, и не смей даже думать о том, чтобы вернуться! Из-за тебя я лишился работы, которую любил. Ты забрал у меня уважение к себе, надежду на счастье, всё, что мог забрать! Из-за тебя я вынужден пойти на этот аборт, лишая себя, почти наверняка, возможности когда-либо ещё иметь детей! Потому что я не хочу, чтобы мой ребёнок стыдился меня и ненавидел за то, что у него нет отца-альфы. И ты смеешь говорить, что не позволишь мне? Почему? Чтобы уничтожить окончательно? В Чонине что-то оборвалось в этот момент. Не думая ни о чём, решив, будь что будет, он за пару мгновений преодолел разделявшее их с Лу Ханем расстояние и, воспользовавшись его секундным замешательством, резко дёрнул его на себя, обнимая так крепко, чтобы на корню пресечь все возможности вырваться. Осознав, что происходит, омега начал брыкаться и пытаться высвободиться из объятий, но силы были слишком неравны, да и этот месяц, что он практически безвылазно сидел дома на голодном пайке, тоже на пользу ему не пошли. Поэтому через пару минут бесполезных стараний Хань повис, словно тряпичная кукла, в сильных руках Чонина. И впервые за все эти недели давая волю слезам. Нет, он не ревел навзрыд, захлёбываясь собственными слезами. Он бесшумно плакал, прижимаясь щекой к плечу альфы, и лишь по его вздрагивающим плечам да намокающем рукаве футболки Ким понял, что старший плачет. — Зачем ты так поступаешь со мной? — на грани слышимости спросил Лу Хань, не поднимая головы. — Ты хочешь, чтобы мне было ещё больнее, чем сейчас? — Я хочу, чтобы ты не сделал глупость, о которой будешь жалеть потом всю жизнь, — не намного громче ответил Чонин, зарываясь лицом в светлые волосы омеги. — Я не позволю тебе убить нашего ребёнка. Ни за что. — У тебя нет права называть его «нашим», Чонин… — Это можно исправить, — младший наклонился к уху Ханя. — Выйдешь за меня? На этот раз Лу Хань всё-таки поднял голову с его плеча, чтобы удивленным взглядом посмотреть ему в глаза. — Что? — Ты выйдешь за меня? — так же негромко, но ничуть не менее уверенно повторил Чонин, отмечая про себя, что Лу Хань больше не плачет. — Это не акт самопожертвования, что вполне может прийти в твою дурную голову. Просто за то время, что мы провели порознь, я действительно очень много понял. В том числе и то, что я люблю тебя. Поэтому на полном серьёзе и вполне официально предлагаю тебе стать моим мужем. Хань шмыгнул носом, лицо его приобрело задумчивое выражение. — То есть ты предлагаешь мне связать свою жизнь с безответственным малолеткой, который за первые полтора года обучения в институте перетрахал половину омег со своего факультета, воспользовался моим невыгодным положением прямо в аудитории, из-за которого меня уволили, и от которого я, помимо этого, ещё и ребёнка жду, потому что родители не научили его пользоваться контрацепцией? — Что-то вроде того, — растеряно кивнул Чонин, понимая, насколько отвратительными были все эти его поступки, именно сейчас, когда их озвучил Лу Хань. Совершенно будничным тоном, будто говорил о погоде. И альфа осознавал, что Хань будет полностью прав, если пошлёт его сейчас куда подальше. И на этот раз он действительно уйдёт и оставит его в покое. — Я согласен. Бесконечный поток размышлений Чонина и его отчаянных попыток морально подготовится к неизбежному был прерван вот так просто, одной-единственной фразой, которая заставила его почувствовать себя так, словно он заново родился. — Согласен? — всё ещё не веря тому, что Хань действительно сказал это, и согласие не является лишь плодом его воображения, переспросил альфа. Старший улыбнулся. Мягко и тепло. Как будто не было этого, самого длинного в жизни их обоих, месяца. — Полагаю, у меня нет другого выбора, — проговорил он, опуская взгляд. — Моё сердце решило всё за меня ещё тогда, когда я впервые тебя увидел. И поэтому старался избежать того, чтобы ты почувствовал, что я тебе предназначен. Не хотелось, чтобы… — Я понимаю, — кивнул Ким, всё ещё чувствуя невероятный стыд за содеянное. Но вместе с тем и переполняющее его счастье от того, что Хань согласился доверить ему своё сердце, даже после того, что было. И он пообещал себе, что с этого момента он станет другим, новым Ким Чонином. Таким, который сможет оправдать оказанное ему доверие. И всё же он не мог не подколоть омегу по поводу одного момента. — Забавно, ещё несколько минут назад ты кричал, чтобы я убирался из твоей жизни, а теперь соглашаешься выйти за меня замуж. Странно немного, разве нет? — Ты в курсе, что у беременных часто меняется настроение? — поднял брови Лу Хань, смотря на альфу с такой серьёзностью, что тот не смог удержаться от смеха. — Советую не ржать надо мной, через полчаса я могу снова передумать и отправить тебя на все четыре стороны. Чонин усмехнулся, прижимая старшего к себе, полной грудью дыша его ароматом молочного шоколада. И сейчас он точно знал, что решение прийти сегодня сюда было самым правильным за всю его жизнь. И он был там, где должен был быть.