Одержимость

      С тех пор как Хранитель и его спутники (кроме оставшейся на посту Авелин) ушли из города, прошло полтора месяца. К тому моменту каждый уже выбрал собственный путь: Мерриль пустилась в странствия, не видя для себя иного выхода, Варрик притерся в каком-то мелком пограничном городишке, Фенрис отправился вместе с Хоуком в Ферелден. Равно как и Андерс. Он давно покинул Серых Стражей, но отступнику больше некуда было идти. К тому же, последние слухи донесли, что король Алистер проводит политику по облегчению участи Круга. Маг-революционер хотел увидеть это собственными глазами.       События последних лет невероятно сильно тяготили Андерса. Для него в равной степени оставалось непостижимым как-то, что Хоук спустил ему с рук подстроенный в церкви Киркволла теракт, в котором, фактически, выступал сообщником, так и то, что Защитник не оценил мотивов этого поступка. В мировосприятии Андерса никак не укладывался этот парадокс: маг, вставший на сторону Круга, избегает борьбы и признает необходимость надзора над теми, кто наделен Силой — и лишен прав. Мятежное сердце одержимого свободой волшебника разрывалось между преданностью и благодарностью с одной стороны — и непониманием и возмущением с другой. Хоук отказался от дружбы после смерти нескольких священнослужителей. Хоук не принял чувств человека, которому прежде помогал. И все же он остался милосерден.       Отягчающим обстоятельством в этой политической и нравственно-идеологической драме являлось то, что Андерс, в отличие от Защитника, испытывал к последнему нечто большее, чем товарищескую привязанность. Часто целитель задавался вопросом: а не из отчаяния и ревности ли он пошел на крайние меры? Была ли тому виной месть Храму, а не желание привлечь к себе внимание? Андерс отдавал себе отчет в том, что Хоук уже давно имел отношения с Фенрисом. Он помнил также и то, как грубо его отвергли (вероятно, именно тогда Хранитель начал сомневаться в целителе). Отступник допускал, что только из-за обиды пошел на предательство: понимая, что на Хоука можно положиться, он все же испугался и не рассказал о своих намерениях, тем самым подставив самого близкого человека. Эльтина и еще десяток священников погибли, и убийство осталось на совести обоих. Возможно, если бы Справедливость не был двигателем в ужасном происшествии, то попытался бы уничтожить своего носителя в наказание за эти непростительные грехи. Но теперь волшебнику оставалось лишь страдать и раскаиваться.       Долгий самоанализ и признание вины помогали Андерсу сводить концы с концами. Его совесть постепенно умолкала, а вечный поиск нового и возобновление помощи мирным гражданам отвлекали от дурных мыслей. Если раньше отступнику не хватало духу свести счеты с жизнью, то теперь этого попросту не хотелось. В здешних краях целителя помнили не только как нарушителя закона, но и как Серого Стража, добряка, бескорыстного помощника. Он осел на юге Денерима, в порту. Частенько навещал эльфинаж. Местные были благодарны.       Каждые три дня Андерс ходил в «Жемчужину». Далеко не всегда он использовал услуги борделя, однако Санга в благодарность за медицинскую помощь работникам разрешала всего за тридцать медяков проводить вечер вблизи куртизанок и выбирать любые напитки и еду. Целитель прекрасно понимал, что он получает намного меньшую прибыль от этого, чем хозяйка борделя, но закрывал на все глаза. Почему? Здесь прислуживал богатым клиентам один мужчина, брюнет — бастард от знатного рода. Он чем-то напоминал Андерсу Хоука. Быть может, чувством юмора, быть может, внешностью… только у этого парня глаза были зеленые. Такие, какими и должны были быть, по мнению Андерса.       Раньше целитель, видя Защитника с Фенрисом, думал о том, что им следовало обменяться глазами. Едкому и энергичному Хоуку подходил зеленый цвет вместо этого светло-серого, отлично смотревшегося бы на безэмоциональном лице эльфа. Но по прихоти природы случилось иначе. Только в последний день, проведенный в Киркволле, Андерс понял, насколько правильно возлюбленное творение Создателя. Когда отступник признался в содеянном, Защитник смотрел на него. Молча смотрел и тогда, когда целитель попросил смерти. Это был первый и последний раз, в который мужчина увидел в серых глазах такую холодную ненависть — у Андерса до сих пор пересыхало в горле от одного воспоминания.       Потом гнев в сузившихся зрачках сменился состраданием, и Хоук отдал судьбу предателя в руки сопартийцев. Конечно же, Фенрис был согласен с Андерсом в необходимости расплатиться кровью за содеянное. Все, кроме малышки Мерриль, были готовы бросить виновного на произвол. И кроме Защитника, конечно же. Это была его последняя дань скоропостижно закончившейся дружбе.       Если бы Андерс мог, то в тот самый момент признался бы Хоуку в любви без обид и претензий. Но вместо этого он теперь таращился вечерами на зеленоглазого работника борделя и пялил его в своих фантазиях с остервенелой яростью. От прежних романтических порывов не осталось и следа. В один день он не выдержал и, бросив на стойку Санге тридцать серебряников, потащил брюнета в гостевую комнату. Андерсу не пришлось даже напиваться, чтобы наложить свои желания на куда более прозаичную действительность: он целовал своего подложного Хоука, словно возлюбленного, ласкал в горячечном бреду и требовал удовлетворения собственной страсти.       Маг хорошо помнил, как смуглая рука нырнула под мантию, сжимая чувствительную плоть, и член стремительно затвердел. Надломленные интонации в голосе проявились сильнее, когда полные губы обхватили ствол. Отступник даже не стал раздеваться: шипя и по-щенячьи скуля от блаженства, он, наоборот, запахнул голову мужчины собственной накидкой, как будто желая сделать частью себя. Так было легче представлять Хоука на месте проститутки. Бесспорно, Андерс был мастером самообмана.       Целитель замешкался, когда брюнет отстранился, устало облизывая и покусывая раскрасневшиеся губы. Но купленный «Хоук» уже начал быстро раздеваться, намереваясь отработать заплаченные за него деньги, и отступнику ничего не оставалось, кроме как тоже снять с себя сапоги и штаны. «Что тебе больше нравится?» — спросил работник борделя, одарив его одной из своих очаровательнейших улыбок. Андерс с неловким слезливым бормотанием лег на кровать лицом вниз, вопреки прежним желаниям. Ему не хотелось ничего видеть или делать. Когда горячие пальцы с хозяйской уверенностью растягивали зад, целитель исступленно терся пахом о простыни и собственные ладони. А потом внутрь туго впихнулся чужой член. Андерс не успел получить оргазм — он пребывал в глубоком смятении, собственная низость убивала. Сломленный рассудок носителя не выдержал, и наружу вырвался старый друг Справедливость — вернее, то, что от него осталось. Никто не пострадал. Санга наутро рассказала, что купленный магом мужчина испугался и сбежал; помимо прочего женщина попросила, чтобы целитель больше никогда не появлялся в «Жемчужине». Тот прекрасно понимал, почему.

***

      — Андрасте, неужели он решил испортить что-нибудь еще и здесь…       Отступник поднял голову. На стойку трактира, в котором Андерс третий день запивал свое горе, облокотился Фенрис. Его кошачьи глаза, как и всегда, полнились недоверием и презрением. Впрочем, целитель не успел прийти в ярость при встрече соперника: рядом, держа в каждой руке по пинте, стоял Хоук. Его брови изумленно поползли наверх при виде Андерса, но сказать он ничего не успел. Отступник глупо и виновато улыбнулся.       — Привет, Гаррет. И Фенрис… — выдавливая из себя как можно более непринужденный тон, поздоровался Андерс. Но в этот момент его интонации стали еще более жалобно-плаксивыми, и маг прочел это в выражении лица Хоука (тот всегда морщился). Ненависть к себе возросла.       Хоук же под неодобрительное бормотание Фенриса поставил пиво на стол к — кому? Другу? Предателю?       — И тебе привет, Андерс. Я смотрю, ты не выходишь из образа, — хмыкнул маг, смотря на собрата по Силе. Отступник неуверенно дотронулся пальцем до нижнего века. Да, синяки под глазами не исчезали с его лица, а морщин только прибавилось от тяжелой и энергоемкой работы.       — Должен же хоть кто-то постоянно ходить с кислой миной. Ведь наш мрачный принц наверняка стал более жизнерадостным… — усмехнулся Андерс, переводя взгляд на эльфа, мечущего глазами молнии.       — Особенно теперь, — парировал Фенрис.       Хоука ситуация, казалось, забавляла.       — Ну, на самом деле это так, — вставил наконец и он. Андерсу казалось, что Гаррет продолжает этот разговор лишь из вежливости и участия. Дружеская обстановка при этом все-таки требовала дружеского доверия. — Мы с Фенрисом почти сразу двинулись в Ферелден. Побывали в Лотеринге. Мор нанес ужасные раны этой земле, но деревню кое-как пытаются восстанавливать. Знаешь, ты бы там пригодился… чистить следы Мора.       — Думаю, Мора с меня хватит, — уклончиво заметил отступник, улыбаясь. Взгляд невольно зацепился за край кружки, из которой недавно пригубил Хоук. — Я смотрю, вы без снаряжения.       — Да, пару дней назад сняли комнату в Торговом квартале. Деньги нужны, понимаешь…, а здесь наемную работу найти куда проще. Ну, а так какой смысл расхаживать по питейным заведениям при параде, а? — Хоук хохотнул, с прищуром покосившись на прислоненный к столу посох Андерса, потом на полинялые перья, когда-то богато украшавшие оплечье черной мантии.       — Неужто не боишься, что пристанут храмовники? По-моему, маг-отступник и странный эльф, напичканный лириумом — это настоящий пропуск в мир высоких титулов… — Андерс не смог не расслабиться. Простодушные шуточки Хоука просто вынуждали отвечать соответствующим образом.       — Не больше, чем семь раз бежавший из Круга блондинчик, вовремя сумевший воспользоваться служебными полномочиями.       — К тому же, мы весьма авторитетно выглядим, — подал голос Фенрис, толкнув свою кружку к Хоуковской.       — Может быть, ты тоже выпьешь, Андерс? Раз уж мы встретились…       Гаррет со спокойным интересом взглянул в глаза Андерса. Даже сам целитель с трудом мог сказать, что он испытывает в этот момент. Ему казалось, что все очень легко, что не было никаких пережитых в Киркволле кошмаров, что Хоук и Фенрис — просто друзья, что он может просто так вот взять и… Со стыдом отступник понимал, что весь его бытовой альтруизм перетекает в свою противоположность, стоит только столкнуться с желаемым.       — Я… — Андерс неуверенно положил руки на свои бедра, машинально ища какую-то опору, и тут же в его голову закралась низменная и соблазнительная идея. — У меня не хватит денег. Я здесь уже давно сижу, все проел… — губы скривились в неловкой улыбке.       — Алкоголик, — в обыкновенной манере констатировал эльф, пренебрежительно фыркнув.       — Ты сам нажирался и играл с Варриком, — уже более твердо и уверенно ответил Андерс, ощущая азарт.       — Потому что всю жизнь у меня этого не было!       — Эй, мужики, ну, — примирительно поднял руки Хоук. После он бросил строгий взгляд на эльфа, а на Андерса — снисходительный. — Давайте уже. За встречу.       И сделав большой глоток пива, передвинул свою пинту к целителю. Фенрис даже не успел отпить, в замешательстве уставившись на возлюбленного. Гаррет невинно пожал плечами, мол: «не оставлять же человека не при деле». Взгляд эльфа становился тем мрачнее, чем большее счастье загоралось в глазах Андерса. Целитель с благоговением приник губами к кружке с той же стороны, с которой минуту назад пил Защитник. Он представлял, что наконец получает лучший поцелуй в своей жизни. Под закрытыми веками предстало лицо Хоука — так близко, что дух перехватывало. Прохладная горьковатая влага, коснувшаяся губ, олицетворяла вкус желанного рта. Слово «одержимость» приобретало новое значение.       — Эй, оставь мне! — Защитник со смешком отобрал свою кружку у потонувшего в фантазиях целителя. Теперь сделал очередной глоток Гаррет, но с нетронутой стороны. Фенрис, судя по всему, любовника ничуть не ревновал, но с глубоким скепсисом неотрывно глядел на Андерса.       — Ты так к ней присосался, словно тебя на званом ужине орлесианцы поят, — заметил он, хмурясь.       Андерс напоминал несчастного промокшего кота. Его брови по обыкновению сложились в жалостливом выражении, и мужчина опустил голову, сцепив руки в замок.       — А, ну вот и кончилось, — беззаботно констатировал Хоук, заглядывая в кружку. — Пойду еще схожу.       Ох, как много стоило сейчас радушие Защитника! И эльф, и целитель с абсолютным пониманием происходящего проводили мага взглядом. Но Андерс следил дольше, чем было нужно. Первое, что он почувствовал через несколько секунд — это слабый лириумный резонанс, исходящий от приблизившегося Фенриса. Ноздри бывшего раба гневно трепетали, глаза сощурились, брови сдвинулись на переносице. Опершись локтем о столешницу, эльф выгнулся так, что загородил собой едва ли не все поле зрения одержимого.       — Знай свое место, маг. Я знаю, чего ты от него хочешь. И раз уж ты так обожаешь Защитника, просто уйди и не трогай нас. Он до сих пор не переварил киркволльское дерьмо. В частности, то, которое сделал ты. А сейчас все его чувства трещат от твоей наглости.       От Фенриса исходили волны ненависти, а Андерс вытянулся струной, смотря прямо ему в глаза. Целитель был готов винить себя во всем, но прозвучавшее предостережение лишь усугубило ситуацию. Отступник был уверен, что Хоук вычеркнул его из глубин памяти и перестал беспокоиться из-за предательства, как только спутники разминулись. Андерс ни на минуту не прощал себе содеянного перед Создателем, перед всем чертовым ни в чем не повинным народом Киркволла, перед запятнанной честью Гаррета, — но думать о том, что это затронуло не только честь? Это было несправедливо. Андерс словно рухнул сейчас с какой-то горы, на которую долго пытался взобраться. Собственные чувства, мысли духа — они заняли собой все, не оставив даже возможности подумать в прошлом, был ли целитель дорог Защитнику как близкий друг, а не только как боевой товарищ. Он хорошо помнил о том, что во взглядах Хоук всегда склонялся к поддержке магов и чудом убедил даже Фенриса не мыслить о наделенных Силой так радикально. И это после того, как на глазах киркволльцев столько бед было причинено малефикарами. После того, как один из них убил Лиандру Хоук. После того, как сам Первый чародей Орсино прибегнул к магии крови, даже находясь под протекцией Защитника. И после того, как сам Андерс…       Храмовники и те, кто поддерживал их, говорили, что любой чародей не застрахован от соблазнов. Но хуже всего — не демоны и их коварство. Непоправимо изменяет человека собственное безумие. А до безумия доводит, среди прочего, отчаяние.       «Я давно отчаялся», — подумал Андерс.       «Я не узнаю своего друга… это Месть», — именно так говорил он уже давно.       Как эгоцентрично было со стороны целителя обращать на себя внимание: «не только Хоук умеет владеть собой», «есть и другие хорошие маги»… Как нелепо было обижаться на резонное пренебрежение союзников в эти моменты. Какой несовершенной и жестокой оказалась собственная революция! Быть может, единственное, что было положительного в том, ушедшем от Серых Стражей и объединившемся со Справедливостью, Андерсе — так это манифесты. Они никому не причинили вреда. А теперь у него осталась только невинная кровь на руках. Отступнику стоило давно подумать о том, что и Круг, за который он боролся, погиб из-за него.       Даже Справедливость уже давно не появлялся, как раньше, разъяренный одними мыслями о храмовниках. Дух разочаровался в своем носителе. Возможно, он ждал, пока Андерс ослабеет окончательно.       — Я уж не знаю, огорчает тебя отсутствие денег или нейдущие в голову провокационные строки для нового манифеста, но тебе точно стоит взбодриться.       Андерс поднял голову. Напротив снова сидел улыбающийся Гаррет, а перед целителем стояла кружка. Третья — его, личная.       — Ты баловень судьбы, Андерс, — хмыкнул эльф, подпирая кулаком подбородок. Впрочем, даже его настрой больше нельзя было назвать негативным.       — Спасибо, — искренне постарался не онеметь от вновь нахлынувшего счастья отступник.       — Знаешь, с нами случилось столько плохого, — продолжил Хоук, — что я просто не могу смотреть, когда кто-то занимается самокопанием и добровольно складывает голову. Нам всем есть, о чем жалеть, что переосмысливать и за что корить себя, — он нахмурился, — но мы все-таки уцелели. Значит, можно что-то менять. Мы вот с Фенрисом, например, перенимаем друг у друга навыки… в меру наших различий это довольно занятно…       Эльф довольно сощурился (кажется, даже заурчал), а Андерс с интересом поднял голову.       — Например?       — Ну, по-разному. Например, я пробовал ходить босиком… или, вот, учился обращаться с холодным оружием. Знаешь, с мечом управляться тяжелее, чем посохом, но ты только представь, какая альтернатива! Я слышал, Герой Ферелдена — боевой маг. Почему бы и мне не попытаться им стать?       — Герой Ферелдена получил свои знания от древнего духа, — со слабой улыбкой (ревность жрала изнутри) отметил целитель. — Но он мне рассказывал об этом достаточно подробно. Я мог бы поделиться…       — Да-да, обязательно, однажды, — Защитник даже закашлялся сквозь смех. — Ладно, Фенрис, твоя очередь. Я старею, у меня память плохая. Чему ты там у меня научился?       — Тебе самодовольства временами не занимать, — процедил эльф. — Ты научил меня грамоте и показал, что от твоей магии польза есть не только в бою. Ты освободил меня от рабства мести и предрассудков. И посвятил в кое-какие вещи, о которых воспитанные люди не говорят за столом.       Две пары глаз — зеленых и светло-серых — метнулись в сторону Андерса. Тот выглядел доброжелательным и смущенным. На самом деле, целитель старался думать о том, чему мог бы научить Хоука он.       «Ничему».       — А знаете, что, вообще? — Защитник безмятежно махнул рукой, прикрыв глаза. — Я хочу выпить за будущее. И пусть скорее кончается то, что оставил после себя Мор, и гражданские войны не сотрясают мир… никакие войны.       Впервые за вечер во взгляде Хоука промелькнуло что-то мучительно-болезненное. Если не самообладание Андерса, он на месте сейчас разрыдался бы и кинулся бывшим товарищам в ноги. Но мужчины только молча выпили, не чокаясь.       А потом Андерс спрашивал, не связывался ли Хоук с Карвером, нет ли вестей от Варрика с Мерриль, не появлялась ли Изабелла… Захмелев и почувствовав некую уверенность, он пытался восполнить пустоту, образовавшуюся в душе за долгие годы и особенно — за прошедшие полтора месяца. И понимал, что эта брешь слишком велика, чтобы ее заделать.       Когда друзья прощались, целитель пребывал в смешанных чувствах. Отношение Гаррета подействовало, как чудотворный бальзам, но всеобщая боль вела к единственному правильному, по мнению Андерса, решению: магам не стоит больше пересекаться. Одержимый понимал, что его жажда слишком велика, а Фенрис — равно что железный занавес. Эльф честен и никогда не подставит даже соперника, он скорее запятнает собственное имя. Лишних страданий Хоуку целитель этим причинять не хотел…       В спешке переступив порог своей лачуги, Андерс застонал, до боли заламывая руки и впиваясь пальцами в лицо. Все тело жгло огнем, когда Справедливость вырвался наружу. Шум его голоса в голове и повсюду вокруг уничтожал остатки воли мага.       «Это ты во всем виноват! Ты провалил нашу миссию, поведясь на мага-предателя! Ты поставил свою обиду выше чужих судеб! И теперь ты мучаешь нас, гоняясь за призраками! Ты ответишь за это!»       Всхлипывая, Андерс подполз к зеркалу, сквозь пелену видя собственное отражение: ужасное, искалеченное злобой, горящее синим пламенем. И этим чудовищем был не благородный дух. Дух — лишь жертва чудовища.       «Я искуплю свою вину», — в голове собственный голос звучал мягко и уверенно, как и когда-то давно. В нем не было той нервозной дрожи и истерических нот, прорывающихся наружу перед появлением демона. Синий огонь утих, и Андерс улыбнулся себе, снова видя в отражении только измученного человека. Хоук сказал, что он за будущее. Будущее можно построить, научившись на собственном опыте. Возродив прошлые победы. Искоренив ошибки.       Андерс нездорово засмеялся. Скинув мантию и сапоги, он забрался в кровать, потянулся и зарылся в жесткое шерстяное одеяло. Усталость тисками сдавила его многострадальную голову, и скоро целитель провалился в глубокий сон. Завтра должен был начаться новый день.

***

      Почти месяц целитель старательно избегал бывших сопартийцев. Его занятость и наемничья жизнь Хоука с Фенрисом облегчали задачу. Даже когда Андерс срывался и расспрашивал знакомых, он только и слышал, что «те двое выехали из города и пока не вернулись». Однако побег от проблемы оную только усугублял. Зная, что его любовь где-то рядом, в Денериме, в Ферелдене, в самом Тедасе и иногда — в Тени, отступник продолжал мучить себя сомнениями и надеждами. Дух Мести в его голове порой насылал желание покончить с эльфом или самим Хоуком. Благоразумие, в свою очередь, пока сдерживало эти позывы.       Несколько раз, проходя переулками в Торговом квартале, Андерс видел во дворе нагого по пояс Хоука, усердно начищающего оружие и латающего мантию. Маг махал другу рукой издалека, но целитель только улыбался в ответ и шел дальше, изображая занятость. Конечно, это было очередной ложью. Узнав, где живет Гаррет, отступник начал приходить к его дому по ночам. А еще через неделю — старательно узнавать, когда не бывает Фенриса.       Все эти глупые романтические поползновения напоминали Андерсу тот случай, когда они все вместе — конечно, с Хоуком в главной роли — сватали Авелин к Доннику. Различие заключалось лишь в том, что Авелин не рушила своему избраннику веру в близких, не взрывала Церковь, не принимала в себя духов. Донник, в свою очередь, был свободен для отношений. Проанализировав эту ситуацию и горько посмеявшись про себя над собственной, отступник решил, что должен хотя бы показать себя честным и разумным мужчиной. Нужно было объясниться перед Хоуком. И пусть это — чистейший эгоизм, но на сей раз Андерс его признавал. К тому же, ему именно сейчас не хватало рассудительности Защитника.       Когда Хоук открыл дверь своего дома, он снова встретил Андерса крайне удивленным выражением лица. Но в ответ на драматично сведенные брови целителя он сразу же усмехнулся:       — Ну все, не изображай голодного дворового котенка. Стоило ожидать, что однажды ты прибежишь поклянчить молочка.       Сколько двусмысленности во фразе! Где-то в глубине Андерс смутился собственным ассоциациям.       — В смысле… ты хочешь сказать, что ожидал моего прихода? — неуверенно переспросил отступник.       — Еще бы. Если в моих окнах не горит свет и из-за стен не раздается отборная брань и стоны влюбленных мужиков — это вовсе не значит, что твои ночные прогулки под окнами останутся незамеченными. Недели полторы назад тебя застукал Фенрис. А потом мы с интересом наблюдали за тем, как кто-то прогуливается снаружи. Сначала думали, что воры; ан нет, присмотрелись — ты.       — Ох, извини, Хоук… — Андерс чувствовал себя ужасно неловко. Как он должен был это объяснять?       — Я так понимаю, сейчас ты пришел именно по этой причине? — тон Защитника переменился на спокойный и участливый. Он отошел от двери, пропуская целителя в дом, и встал у камина.       — Хоук… Мне было бы намного легче, если бы ты замечал меня только днем и считал, что я не хочу с тобой встречаться. Не хочу знать, как это выглядит с твоей стороны…       — Сейчас лучше, чем обычно, — маг с улыбкой скрестил руки на груди. От этих неуместных уколов целителю почему-то, наоборот, стало легче.       — Я долго думал над тем, что произошло в Киркволле. Мне невероятно стыдно за последние три года. И за три года, что были перед этим, тоже… я страдал и ныл из-за того, в чем виноват сам, — лицо отступника скривилось в отвращении, — и все равно продолжал плодить одну трагедию за другой. Я прятался за своего демона так, как делают это те, кого я ненавидел… и даже не попросил у тебя прощения за то, во что впутал тебя. Именно за это. И осознание того, что это неправильно, лишний раз подтверждает смерть во мне Справедливости.       — Ты только теперь не сочиняй мне новый манифест в свое оправдание. Я же простил тебя. И понял все это гораздо раньше, чем ты, — Хоук с улыбкой пожал плечами, а после хлопнул целителя по плечу, возвращая в равновесие.       — Ну да… Хоук, у тебя есть что выпить? — Андерс нахмурился, бросая взгляд на огонь в печи.       — Ага. Только хотел тебе предложить. Но смотри, от этого пойла голова вмиг отрывается от тела…       Залихватски поводя плечами и пританцовывая при ходьбе, маг вытащил из буфета слегка запылившуюся, уже на треть опустошенную бутыль. Андерс сглотнул.       «Подойти сзади и прижать к стене. Подчинить и сделать своим».       — Знаешь, что я заметил? — начал Хоук, откручивая крышку и делая глоток из горла. Лицо смешно сморщилось. — Ты бежавший из Круга маг. Самому тебе удалось спастись, но ты заболел идеями освобождения всех подневольных. А я — отступник с рождения. При этом ко мне отношение куда более лояльное: я как будто не преступал закон, которого для меня просто никогда не существовало…       Защитник повернулся к Андерсу, передавая ему бутылку в руки.       — Это означает разность восприятия. И что, теперь нужно убедить всех матерей бежать и скрывать своих чад от храмовников? — целитель не вполне понимал смысл предстоящего разговора. Отпив вслед за Хоуком, он закашлялся. Эта жидкость в бутылке напоминала смесь спирта и уксуса. С непривычки заслезились глаза.       — Я понимаю, что это для тебя больная тема, только не плачь, — Гаррет, кажется, того и ждал. — Я к тому, что все суждения об опасности магов — сущий прецедент. Если кто-то сбежал из Круга и прибегнул к Магии крови — сбегут и другие. Если один не попал в Круг и остался на «домашнем обучении» у такого же отца-отступника — это вполне нормально. Если сомниари ушел развивать свой талант к долийцам — это надежно, и можно не волноваться. Я считаю, что контролю над магами не хватает разнообразия. Его нельзя отменять, но нужно ставить эксперименты. Предлагать ученикам Круга службу, которая позволила бы проявить свои способности. Не только «экстренную», военную. Но и вполне повседневную…       — Я думаю, что это… справедливо, — ответил Андерс, испытав какой-то прилив уверенности. Бутылку он прижимал к себе, машинально обводя горлышко пальцем.       — Я писал прошение к королю Ферелдена, Андерс. Здесь действительно прислушиваются. Я был в Круге, и это не Киркволл. Проблема скорее местная, чем масштабная. Получив помощь от Серого Стража-мага, местные жители гораздо спокойнее относятся и к другим «потенциальным одержимым».       — Ты писал прошение? — у целителя сердце сжалось. Хоук, который всегда смотрел на старания Андерса сквозь пальцы, сам пытался сделать для магов что-то на уровне страны! За это стоило еще раз глотнуть той дряни.       — Я просто хотел сказать тебе, что в твоей ситуации во многом виноваты обстоятельства, в которые ты попал. Как только ты их преодолел, ты и потерял почву под ногами. А мне просто хотелось тебя порадовать. Думаю, лично от меня ты достаточно получил за свой проступок… не хочу, чтобы теперь одиночество и антипатия бросили тебя в еще более глубокую яму.       Горько улыбнувшись, Защитник забрал бутыль и убрал на место. По безумным, слишком ярким и светлым на смуглом лице глазам нетрудно было понять, что он хотел бы сказать еще больше добрых слов, но не позволяли характер и принципы. Андерс остановился на том, что большего и не заслуживает.       — Думаю, если бы не ты, я бы точно вырыл такую под собой.       — Не реви только. Я знаю, что ты собираешься, — Гаррет едко захихикал, а потом ощутимо треснул Андерса кулаком в грудь. — Вот выйдешь на улицу — сморкайся в свою мантию сколько хочешь. Только не здесь. А то я тоже расплачусь.       — Я люблю тебя, Хоук, — пробормотал Андерс, посмеиваясь.       — Как и я тебя, Блондинчик.       По тону Хоука также было заметно и то, что он не понял, какую именно природу имеет любовь целителя. А у того на душе уже кошки заскребли.       — Ладно, если ты больше ни о чем не хочешь поговорить, то предлагаю разойтись. Мне выходить на рассвете, так что я в любом случае не могу долго с тобой болтать. Зайди через неделю. Может, привезу тебе какой-нибудь сувенирчик из похода, как в старые добрые времена.       — Ты балуешь всех, кто находится рядом с тобой? — сощурился отступник. — До свидания, Хоук.       — Бывай.       «Я люблю тебя, Хоук». — «Как и я тебя…»       Андерс распластался на кровати, глубоко дыша и теребя пальцами кожу под распахнувшейся мантией. Этот вечер был настолько же чудесен, насколько и ядовит. Достаточно долго целитель справлялся с позывами собственного тела, но не сегодня. Сегодня он хотел выпустить наружу залежавшиеся эмоции.       Правая рука скользнула под пояс, вытягивая твердеющий член наружу, а на левой отступник прикусил большой палец, блаженно улыбаясь и едва ли не урча. Он представлял, как Хоук, говоря столь сладкие в ином понимании слова, гладит друга по щеке и с охотой принимает к себе в объятия. Как целует дрожащие от волнения сухие губы, раскрывая рот и без церемоний занимая его языком. Целитель почти слышал, как трутся друг о друга щетинки над верхней губой и на подбородке. Нужно было только провести по собственному лицу ногтями, чтобы получить похожий звук и ощущение.       Вместе с Андерсом вымышленная рука Хоука стянула с плеч одежду, и горячие пальцы трепетно и внимательно ощупали каждый шрам на груди, животе и боках. Но там, куда стремилась ладонь, никаких ссадин не было. Пальцы ног блаженно поджались, когда отступник вновь ощутил прикосновения к раскрывшейся головке. А потом Андерс решил, что с таким темпераментом и любовью к физическим наслаждениям Защитник мог бы быть хорош в оральном сексе. Растянув губы в улыбке, маг избавился от всей одежды и сел, раздвинув ноги. Продолжая жестко надрачивать член у основания, он согнулся, пробуя собственную плоть на вкус. Это был не первый раз, когда Андерс делал минет себе самому, но происходило такое крайне редко — в моменты особенного воодушевления и темных настроений. Последний раз эта практика всплыла на следующую ночь после смерти Карла. Иногда бывало, что подобное желание провоцировал Справедливость.       Тяжело сопя — согнувшись в три погибели трудно дышать — и мыча в нос, мужчина облюбовывал губами и зубами головку, сминая пальцами мошонку или просто скользя ими в промежности. Одна фантазия плавно перетекла в другую: уже не Хоук отсасывает Андерсу, а они оба ласкают друг друга, экономя время, спеша успеть до восхода солнца. Это ощущение близости и страха не успеть урвать свой кусок счастья вызывало сильный жар в теле. От нехватки кислорода сердце билось сильнее. Почувствовав, как истома скручивается в паху, отступник с шумным выдохом разогнулся, откидываясь на подушки и довершая начатое быстрыми движениями руки, извиваясь в постели, потираясь спиной о шерстяное одеяло, как будто бы это могли колоться щеки и грудь Защитника, а не проеденная молью ткань.       Тихо и прерывисто застонав в момент оргазма, Андерс спустил одну руку еще ниже, поглаживая сжатое отверстие ануса. Его уже давно никто не брал, если не считать того не случившегося в полной мере секса с мужчиной из «Жемчужины».       «У меня давно никого не было», — сказал бы Андерс Хоуку.       «Если хочешь, ты мог бы взять меня», — мягким и уступчивым голосом ответили бы ему.       «Нет… я хочу знать, как ты любишь меня».       Если бы Андерс мог извернуться еще сильнее, то попытался бы сам достать языком свой зад, наплевав на все приличия и нормы морали. Но он лишь с томным движением головы вылизал испачканную собственной спермой руку (целитель хотел бы, чтобы Защитник заставил его повторить то же самое перед ним), а после опустил влажные от слюны и семени пальцы вниз. Один входил внутрь без проблем, принося слабую тупую боль и странное удовольствие. Андерс был медиком. Очень быстро он сделал так, что блаженство утроилось.       Массируя собственную простату, то шипя, то бормоча под нос что-то прекрасно-пошлое и нежное, отступник снова начал гулять ладонью по полуопавшей плоти. Уговаривая самого себя, он возбуждался сильнее. Сейчас, в этом бреду между реальностью и иллюзией желаемого, можно было представить себя лет на пятнадцать моложе, впервые принимающего в себя мужчину — Хоука.       «В свои тридцать с гаком ты не стал менее сладким, Андерс», — низко проурчал в мозгу голос Защитника. Целитель удовлетворенно улыбнулся похвале и закусил губу, смазывая между пальцами собравшуюся на головке влагу.       «Хоук, возьми меня уже, во имя Создателя».       Андерс зашипел, опрометчиво попытавшись впихнуть в себя сразу четыре пальца, но отказался от этой затеи, впустив в себя лишь два — напряженные мышцы не так-то просто было размять самому. Прогибаясь и стремясь взять себя глубже, маг только быстрее начал сдергивать ноющий от истомы член. Громкие стоны еще ближе сталкивали неприглядную действительность с прекрасной иллюзией. Намного лучше стало, когда Андерс встал на четвереньки, уткнувшись лбом в подушку и зажмурившись. Он уснул почти сразу же после второго оргазма, в момент которого призрачный Хоук так собственнически впился зубами в загривок, а целитель проскулил слова любви. Скомканное одеяло служило прекрасной заменой желанному телу.       Когда на следующее утро Фенрис явился в лечебницу с серьезными ранами, он никак не мог понять, почему целитель ходит с такой довольной улыбкой и безобидно парирует все грубые посылы в отношении сумасшедших магов. Еще больше лириумному воину поплохело, когда угрожающе-елейный Андерс поцеловал того в макушку и осыпал ласковыми словечками на выходе. К сожалению эльфа, Хоука на тот момент уже не было в городе.

***

      Неделю одиночества Андерс выдержал с похвальным спокойствием. Несколько раз он приходил к Фенрису, стремясь объясниться и перед ним. Без явной охоты, но и без неприязни, эльф даже приглашал целителя вместе выпить и поговорить по душам.       Почти каждая ночь становилась для одержимого сексуальной пыткой. Он не мог оторваться от собственного тела, а Хоук представал в фантазиях необычайно реальным. Андерс начинал ловить себя на мысли, что этот призрак порожден демоном, который по неизвестной причине все реже и реже тревожил разум своего носителя. Целитель не хотел проверять — и напрасно. Приближалась дата возвращения Защитника. Андерс свято уверовал в свою силу.       — Хоук, — нервно начал Андерс, снова посетив благословенный и проклятый дом. — Мне есть, что еще сказать кроме того, что уже было.       — Да? — Защитник впустил целителя, притворяя дверь. Удовлетворенный взгляд серых глаз говорил о том, что отступник выглядел отдохнувшим. После такого-то!       «Привлекательным», — поддался соблазну Андерс.       — Я долго думал. И… я боюсь, что проблема в прошлом была не только в Круге, храмовниках и моем отношении к ним. И если это перестало быть для меня насущным и я разочаровался… то кое-что до сих пор тревожит меня. Из-за этого я не могу верить себе, Хоук.       Целитель встретился с магом взглядом. Защитник нахмурился, видно, чувствуя, что перед ним заискивают.       — Кто-то в детстве утопил на твоих глазах выводок котят, и ты с тех пор не можешь успокоиться? — Хоук дернул бровью. Андерс тяжело засопел, а прежде спокойный тон понизился и огрубел:       — Кто-то не успел вовремя сделать первый шаг, и теперь ты трахаешь татуированного магоненавистника. Я же говорил, я люблю тебя, Хоук.       Беззаботный дух встречи сменился зловещим молчанием. В этом признании не ощущалось вдохновенных и высоких чувств. Хоуку на плечи словно опустили две тяжелые гири, когда как Андерс сбросил с себя груз мучительницы-совести и теперь медленно разгорался. Осознавал ли он сам, что происходит здесь и сейчас? Вряд ли.       Защитник пребывал в замешательстве. Он потерянно смотрел на кипящего яростью и досадой Андерса. Долгая пауза лишила целителя всякого самообладания: в глазах полыхнул синий огонь, и отступник вцепился Хоуку в воротник, толкая к стене.       — Андерс, давай поговорим! — попытался воззвать к благоразумию опешивший мужчина, но получил только удар по лицу, за которым последовал поцелуй. От нечеловеческой, давящей энергии сводило колени. Раздраженно оттолкнув одержимого, Хоук всадил тому кулаком по скуле. — Возьми себя в руки!       — Ты уже достаточно игнорировал нас, — отвечал сдвоенный голос одержимого и демона. — Все, что было сделано, вершилось в твою честь.       Разодранная щека искрила энергией Тени. В мыслях Андерса-демона вновь мелькали обрывки обвинительных фраз, но осознание самого себя рабом извращенного духа больше не вызывало отрицания. Губы изломала усмешка, а глаза сощурились, когда жилистые бледные руки оттянули ворот собственной одежды, раскрывая шею и грудь.       — Посмотри на это тело, Защитник. Оно продолжало мучиться, пока твой любовник креп и оживал, попав в заботливые руки. За что ты полюбил его тогда? За тяжелую судьбу? Антагонизм? Жалобный взгляд, которым глядели его большие звериные глазки? Я способен на все это в той же мере.       — Тебя уничтожила жалость к себе, Андерс, — с отвращением выплюнул Хоук, шаря глазами вокруг себя в поисках какого-то оружия. Но его взор то и дело натыкался на развращенное тело одержимого. Тот смеялся.       — Ты не можешь оторваться, правда? Не только его тело начинает сиять в моменты гнева. Не имеет значения, что уничтожило меня. Главное, что твоя доброта ко мне не стоила того… нельзя жалеть одержимых, Хоук… я так долго трясся за магов, чтобы увидеть, как Круг сам погибает на наших глазах! Тебя это ничему не научило?       — Андерс! — рыкнул Защитник, надвигаясь на мужчину, а после схватил того за голову, встряхивая. Ладони жгло как огнем.       — Ты просто наивный спаситель всех заблудших. Может, и мне поможешь?       Одержимый вытянулся навстречу магу. В светлых глазах отражались голубые искры от дьявольского сияния и полное неприятие ситуации. Хоук напрягся и зажмурился, когда целитель совершил еще одну попытку поцеловать: на сей раз он терпел, пытаясь понять эти бессовестные губы, с вымученной нежностью забирающие то, что принадлежало им по праву — как думал Андерс. Не получая сопротивления, отступник зажал Защитника у камина, раскрывая оцепеневший рот. Пальцы Хоука все сильнее впивались в виски, словно стремясь сломать черепную коробку. А потом маг неожиданно расслабился, ответив на поцелуй — ласка казалась невероятно-правильной. Горячие, сломленные судорогой руки легли на грудь, забираясь под ворот мантии. Иномирное сияние отступило от зрачков Андерса, и тот задохнулся от счастья, притягивая возлюбленного к себе. Сердце болезненно забилось. Легкие, казалось, не справлялись со своей работой.       — Прости меня, Андерс, — пробормотал Хоук сбившимся голосом. Слезы не текли по его щекам, но в глазах засела горечь — и отступник не мог понять, что происходит. Он пытался прочитать в бледных зрачках ответ, сжимая запястья рук, до сих пор лежащих на груди. Под ребрами поселилась невыносимая боль, и скоро Андерс уже не мог дышать. На скривившееся лицо выползла еще одна улыбка — а потом ребра целителя вывернуло наружу. Осколки костей и куски почерневшей плоти осели на одежде Хоука, по рукам которого струились потоки Магии духа, рвущей тело одержимого изнутри. В последний раз глаза Андерса с огромной мощью засияли синим, кожу прорезало трещинами, и одержимый свалился на пол в лужу собственной крови. Закрыв лицо заляпанными алым руками, Защитник сел рядом, рвано улыбаясь последним судорогам трупа, которым виной были уже даже не метания умирающего организма, а выход остатка губительной магии.       Фенрис пришел домой спустя два часа после этого. Хоук сидел на стуле в полуметре от мертвого Андерса, сжимая пустую бутылку. Мужчина вряд ли что-то соображал, полностью убитый алкоголем.       — Я хочу усмирения, Фенрис, — пьяно ныл Защитник сквозь рыдания, пока эльф спешно оттирал ему лицо и руки от крови. — Это слишком для меня. Не хочу стать таким, как он.       — Приди в себя, Хоук. Он был одержим.       — Чем? Идеей? Демоном? Мной?       — Собой, — нахмурился Фенрис. — Хоук, запомни его хорошим другом. Ты исполнил его желание и дал ему искупление. Нужно убрать тело. К черту Ферелден… тебе нельзя находиться ни в одном месте, с которым связаны хоть какие-то воспоминания.       Андерса похоронили на следующее утро. Когда Варрик все же вышел на связь с Хоуком, тот не стал распространяться на эту тему, но прислал три слипшихся от крови пера. Гном посвятил отступнику самую смешную и поучительную из своих историй.