give the bruises out like gifts

Гарри помнит первый раз. Это началось вскоре после того, как они попали на X-Factor. Сначала цвет был тускло-синий, смешанный с естественным тоном его кожи, в отличии от темно-фиолетового, что он видит сейчас. Он часами смотрел на свое бедро, наблюдая за тем, как цвет медленно изменяется. Дыхание было хриплым, но он не плакал. Ему нравилось это. Ему нравилось, как это выглядит, и нравилось то чувство, когда сильно вжимал пальцы в кожу. Он помнит, когда Луи заметил это, спрашивая, где, черт возьми, он заработал такой сильный ушиб, и Гарри рассмеялся, поведав ему веселый рассказ о попытке добраться до туалета в четыре часа утра. И каждый думает, что Гарри плохой лжец. Луи оставил легкий поцелуй, и все стало лучше. Но это было не так. И синяк продолжал появляться до тех пор, пока Луи не передвинул корзину для белья к соседней двери, так что Гарри перестал врезаться в нее при попытке выйти в туалет. Гарри поблагодарил его, и темное пятно на бедре исчезло, появившись на голени. И Луи снова заметил, но Гарри только покачал головой, заявив, что это безнадежно и уже невозможно исправить. . . . Неуклюжий, и все. Через некоторое время Луи перестал замечать синяки. Ну, конечно, Гарри знал, что он просто не смотрел на них. Они осыпали его тело, но он не любил, когда Луи видел его обнаженным. И в один прекрасный день, во время репетиций Up All Night тура, он пришел с разбитой губой и проявляющимся синяком на скуле. И Гарри рассмеялся, терпя боль, и рассказал, как собрал все лестницы дома. Луи не потрудился напомнить ему, что все лестницы в их доме были покрыты коврами. И Луи держал рот на замке, когда увидел, как Гарри морщился, когда они "танцевали". Не заметил, как Гарри впился ногтями в свои руки, пока хореограф объяснял им "чертовски простое движение". Не заметил, когда Гарри и глазом не моргнул, когда из ран в форме полумесяца начала сочиться кровь. И вот, однажды ночью, Луи проснулся, услышав, как Гарри плачет в подушку. Но так было и в предыдущую ночь. И в ночь до нее. И в ночь три дня назад. И Луи снова задремал. Это больше не помогает. Гарри полностью онемел, и нервные окончания больше не воспринимают боль. Он думал, что сможет вытрясти это дерьмо из себя, но ничего не получается. Луи спит, и Гарри не может перестать плакать - он не может перестать плакать, и что, мать вашу, с ним не так? Он бьет себя, и синяки образуются почти мгновенно, но это не помогает. Он еле встает на трясущихся ногах, грудь резко вздымается от рыданий, и идет на кухню. Ящики гремят, когда Гарри открывает их, но ему плевать, плевать, ведь нужно что-то, что заставит его чувствовать себя лучше, и он кричит, и слышит крики Луи, хватает нож, но совершенно не знает, что с ним делать: нужна кровь, и если ему повезет, то все будет хорошо - он будет чувствовать себя хорошо, или будет чувствовать хотя бы что-то. И он, все еще плача, много раз проводит лезвием по коже. Просто эта странная вещь выцарапывает свой путь по его глотке, что заставляет его тихо кричать и заходиться в рыданиях. Гарри кажется, что он сошел с ума. Рука движется, и ему кажется, как будто он смотрит на все это со стороны. Смотрит, как Луи выхватывает нож из его рук и бросает на пол. Смотрит, как сам начинает кричать и тянется за другим, и он чудовище, что не похоже на него. Смотрит, как Луи захлопнул ящик и схватил руку Гарри. Смотрит, как кулак Гарри врезается в челюсть Луи. Смотрит, как Луи падает на кафельный пол. Смотрит, как этот монстр пинает Луи. Раз, два, три. Но это он, и он это знает. Он, у которого никого больше нет. Он, Гарри Стайлс, кулаками и ногами благодарит того, кто помешал ему покончить жизнь самоубийством. И он не вызывает 911, а звонит парням и умоляет их приехать, и сказать ему, что делать. Лиам вызывает скорую, и Найл плачет, и Зейн включает свет. Лиам бледнеет, и Найл плачет еще сильнее, и Зейн отшатывается. Гарри смотрит на себя, на состояние своего торса, и может только представить, как выглядит его лицо. Гарри не помнит, когда потерял сознание, но рад, что это произошло. Писк раздражает, и он хочет, чтобы это быстрее прекратилось. Гарри понимает, что этот звук означает, что он еще жив, и ему все сильнее хочется это остановить. Его веки трепещут, открываясь, и Зейн сидит у его кровати. - Доброе утро, солнце, - говорит Зейн, кривя губы в ужасной улыбке. Гарри качает головой, осматривая помещение, и замечает, что уже ночь. Голова болит, и с этим боль вспыхивает по всему телу, и он понимает, что его нервная система еще жива. Он жмурит глаза, и, должно быть, упустил небольшой всхлип, потому что - Я знаю, - говорит Малик. Нет, он не знает. - Где остальные? - голос Гарри сухой, потрескавшийся и пустой. - С Луи, - отвечает Зейн. Цунами ненависти к себе обрушивается на Гарри. - Почему ты не с ними? Я не заслужил компании. Зейн смотрит на него, и Гарри знает, что ему жалко его, но он просто не заслужил этого. - Я понимаю тебя. Лиам и Найл - они счастливы. Они думают, что это целиком и полностью твоя вина. - Так и есть, - утверждает Гарри, и кажется, как будто его голова весит сотню фунтов. - Нет, если на чистоту. Я знаю, что ты чувствуешь. - Но- - Сигареты, - говорит Зейн, и это хорошее объяснение. Гарри не нужно большего. - Он в порядке, кстати. Трещины ребер. Повреждена челюсть. Легкое сотрясение от удара об пол. Он будет жить. Треснули ребра. Сотрясение мозга. Гарри сломал Луи ребра. Его череп. Гарри сломал Луи кости. Зейн делает глубокий вздох. - Он не хочет тебя видеть. Гарри сжимает веки и чувствует, как горячие слезы катиться по лицу и стекают в уши, потому что он лежит. - Они посылают тебя на реабилитацию. Это становится еще хуже. - Тур отменен. И еще хуже. - У тебя сотрясение второй степени. И еще хуже. - Когда ты ударил Лу, ты сломал два пальца. И еще хуже. - Луи говорит, что он не может... - голос Зейна срывается, - что он не вернется в One Direction после отпуска, пока ты в... - Зейн замолкает, понимая, что приговор не может быть закончен. Луи не знает, почему он ведет себя так эгоистично. Конечно, он собирается вернуться в One Direction. Он просто. Напуган. Действительно напуган. Он не знает, как позволил Гарри добраться до этой точки. Луи действительно думал, что Гарри может ударить себя - или его. Он даже не знает, что такого произошло, что так расстроило Гарри. Может быть, это химическая реакция, потому что его мозг вышел из равновесия. Некоторые люди всегда в депрессии. Но это было. Это было просто. Это было похоже на фильм ужасов, если быть честным. Всякий раз, когда Луи закрывает глаза, он видит, как Гарри бьет его перед тем, как они оба потеряли сознание. Луи понимает, ему это не нравится, но он понимает. Он отнял у Гарри нож - его способ сбежать. Удар (или больше, Луи не помнит) не был необходим, и Луи дико боится, что Гарри может сделать это снова. Гарри не злой. И никогда не был. Нежный гигант и все. Но... если он смог ударить первый раз, так сможет и еще. Лиам кудахчет над ним, как наседка, вызывая медсестру практически каждый раз, когда Луи зевает и морщится от боли в боку. Найл нехарактерно тихий. В палате гробовое молчание. Лиам ушел в уборную, Найл ничего не скажет, и Луи, на самом деле, тоже нечего сказать. - Я должен кое-что сказать, - бормочет Найл, и Луи смотрит на него. - Что? - Синяки. Не говорите мне, что ты не замечал, - говорит Хоран, выглядя совершенно несчастным и убитым. - Ни, это не наша вина. Найл просто качает головой, подавив рыдания, и выходит из комнаты. Гарри попрощался со всеми, заполнил все документы, обнял каждого, пожелал им удачи, и теперь он уходит. После семи месяцев реабилитации или психушки, или называйте это дерьмо как хотите, он может идти домой. Никто из парней не навестил его. При любом упоминании о них, Гарри немедленно блокировал любой сайт на своем телефоне или ноутбуке. Он был полностью изолирован. Он не знает, как представили общественности состояние Луи. Но он выходит из лобби, несмотря на все страхи, и не знает, чего ожидал. Поклонников, фотографов, парней, мамы, но нет никого. Просто такси. Гарри садится и говорит свой адрес, надеясь, что не обанкротился (хотя он в этом уверен, чтобы они не сказали), а его дом снесли. Но дом стоит, и его вид сеет в груди крупицы надежды, и Гарри глубоко вздыхает. С этим местом связано очень много плохих воспоминаний. И Луи здесь. Только если он не съехал. Но Гарри не стал бы его винить. Семь месяцев это очень долго, после коротких бесед с Найлом, Лиамом и Зейн, и "привет" от Луи, на который Гарри не нашелся, что ответить. Что, если все изменилось? Что, если они его ненавидят? Что, если One Direction больше нет? Это он во всем виноват. Он и его глупая изнурительная депрессия. Но когда Гарри дергает ручку двери, и она открыта, слава богу, потому что он давно потерял свой ключ, и шагает внутрь. Он слышит звук телевизора в гостиной, и это просто чудо, что Луи, съехав, оставил телевизор включенным на семь месяцев. Гарри видел Луи перед отъездом. Найл сказал ему, что вынудил Томлинсона согласиться на это, потому что они не смогут навещать Гарри, когда он уедет. Никто не будет говорить об этом, о психушке. Стайлс в течение пяти дней жил у Перри и Зейна, пока для него подготавливали место в клинике. Раздался ужасно громкий стук в дверь, и Гарри представил, как Луи проклинает свою руку за то, что постучал. Хотя тогда Гарри еще не знал, что это действительно был Луи. Перри открыла дверь, на мгновение замерев, а затем радостно воскликнула: - Луи! Привет! Что привело вас сюда? Она знала. - Я хочу поговорить с Гарри, - пробормотал Луи. Гарри, сидящий на диване, напрягся, и Зейн похлопал его по плечу, прежде чем встать рядом. Пезз привела Луи в гостиную, и Гарри чуть не расплакался в этот момент. Челюсть Луи была темно-зеленого цвета, но Гарри мог сказать, что цвет был практически такой же, как и на его собственных синяках. Гарри никогда не хотел обидеть кого-либо еще, пока причинял боль себе. Они не заслужили этого. Особенно Луи. Не заслужил. И он мог видеть страх в кристально-голубых глазах, когда я тяжелым сердцем вставал с дивана. - Мы можем оставить вас наедине, - сказал Зейн, глядя в пол, когда Гарри прошел мимо. - Подожди, не надо, - воскликнул Луи, хватая Зейна за руку. Его пальцы тряслись, и Гарри показалось, что чувствует, как по щекам бегут слезы. Луи боится его. Гарри посмотрел на Перри, которая была его жилеткой, чтобы кричать и плакать, поскольку с Зейном было спокойно, да, но Перри была как мать. А сейчас в ее глазах читалась жалость, и Гарри отвернулся. Он не заслужил жалости. Не сейчас, особенно не сейчас. Может быть, когда-нибудь потом. - Я пойду принесу немного... крекеров или что-нибудь еще. Это ваше дело, - сказала девушка, выходя из комнаты. - Гм, ну, Зейн ты тоже можешь выйти в прихожую? - спросил Луи, впиваясь ногтями в предплечье друга. Зейн кивнул и рассеяно потер руку. - Я буду в игровой комнате. Я приду, если услышу что-то не то. Луи кивнул ему, резко развернулся и вздрогнул. И Гарри снова проклял себя за то, что сломал ему ребра. - Лу... - и Гарри не знал, как начать. - Мне очень жаль, - сказал Луи, пока Стайлс собирался с мыслями. - Что? Почему ты извиняешься? - Я замечал все твои синяки и слышал, как ты плакал по ночам, даже после того, как ты сказал, что это был плохой сон, когда я спросил один раз. Я должен был спросить снова. Мне очень жаль. И, продолжая разговор, Гарри отказался ото всех его извинений, практически рыдая. Луи так и не сказал, что все хорошо, но он не сказал, что все плохо. И, тем не менее, Луи вздрогнул, когда Гарри обнял его. И теперь, вот он, семь месяцев спустя, после минимального контакта с внешнем миром, он здесь, и Луи может быть в соседней комнате. Или бродяга, который наткнулся на дом богатой пары. С целым складом смазки, которая больше никогда не пригодится. Потому что Луи продолжал покупать ее, а Гарри не хотел больше пользоваться этим. Синяки не позволяли быть обнаженным, и он настолько онемел, что даже не мог поцеловать старшего парня. - Привет? - мягко зовет Гарри, и телевизор замолкает. Слышится топот босых ног по паркету, и из-за угла выглядывает нервный и напуганный Луи. Он все еще боится меня? - Хаз. Ты вырос. Я думал, что больше уже некуда. Гарри пожимает плечами: - Да, здоровый образ жизни способствует росту, - затем он замечает что-то маленькое в руках Луи, - и ты завел кошку? Луи яростно краснеет. - Его имя может быть и Гарри-младший, но большую часть времени я называю его идиотом. И Гарри усмехается, и Луи смотрит, а затем его губы тоже растягиваются в счастливой улыбке, потому что Гарри улыбается. Впервые, за бог знает сколько времени, Гарри улыбается ему, и Луи выглядит здоровым: его кожа ровного, золотистого цвета, и он улыбается. Луи кладет Гарри-младшего (позднее, когда они будут лежать вместе под одеялами, и Гарри будет дразнить его из-за того, что он назвал кота Гарри-младший, Луи будет бормотать что-то о том, как он был невероятно одинок) и сминает в кулаках черную футболку Стайлса. Луи тянет его на себя и соединяет их губы, и Гарри снова улыбается и, Господи, он чувствует себя так хорошо, улыбаясь и дыша, чувствует, он чувствует счастье. И да, иногда он по-прежнему плачет по ночам и бьет себя кулаками, но Луи больше не притворяется, что не замечает. Он держит его, и поет ему, и целует его, и Гарри больше никогда не чувствует онемения.