Никогда не затухающий свет

- Посмотри мне в глаза, Северус, - хриплый, почти не отличимый от змеиного шипения голос Тёмного Лорда прокрадывается в самую душу Снейпа, окутывая собой, безраздельно подчиняя себе. И какого чудовищного усилия нужно добиться от этой души, уже ослеплённой, околдованной, чтобы не стать навсегда послушным рабом вкрадчивого голоса, не раскрыть себя под его настойчивыми увещеваниями, сладкими нотками... Каждый раз, оставаясь одинок и беззащитен перед взглядом Волдеморта, Северус выворачивает наизнанку сокровенные уголки своей души, предоставив господину наслаждаться темнотой и пустотой, безразличием и абсолютным отсутствием сердца — только бы чувство, погребённое тысячью грехов и дурных помыслов, оставалось в самой недоступной, самой недостижимой глубине. Чудовищная мука — притворяться перед искуснейшим на свете мастером распознавать притворство и распутывать обманчивые сети, выцарапывая из-под них любую правду. Чудовищная мука — ощущать, как тонкие, ловкие, бесконечно чувствительные пальцы обшаривают каждый уголок его существа, раздирают в клочья внутренности и оставляют его, Северуса, беспомощным, совершенно обнажённым, открытым со всех сторон. Не так просто было бы выдержать одну лишь подобную пытку — но Северусу необходимо, не сопротивляясь вторжению своего повелителя, расслабив и распахнув сознание, будто бы подчинившись полностью воле Тёмного Лорда, воздвигать вокруг сокровенного чувства барьеры и заслоны всяческой мерзости; их должно оказаться вдоволь, чтобы Волдеморт уверился — да, его преданнейший слуга едва уступает в отвратительных наклонностях ему самому. Впрочем, Северус не притворялся перед Тёмным Лордом — его чёрная душа удовлетворила бы самого взыскательного злодея; слишком много преступлений было совершено Снейпом за долгую жизнь, слишком много червоточин прорезали насквозь его сердце — требовалось лишь притянуть каждую мерзость, каждое преступление к центру, выпустить из своего настоящего, прошлого, даже будущего как можно больше черноты, и даже Волдеморт улыбался кровожадно-змеиной улыбкой, скользнув по губам языком, и позволял себе лёгкое движение пальцев по плечу Снейпа, как будто бы гладят собачонку, которая смогла порадовать хозяина. Северус Снейп, когда-то умолявший Дамблдора защитить Лили Эванс, никогда не подумал бы, что с безупречностью овладеет тяжелейшим искусством обманывать самого могущественного волшебника на свете. Он не смог бы даже вообразить себе бесконечную ложь в глаза Волдеморту — тому Северусу Снейпу ничего больше не нужно было, только бы Лили, его прекрасная Лили с волосами яркого-рыжего солнца, была с ним, в его руках, никому, кроме него, не принадлежавшая. Тот Снейп счастлив был бы, если б Волдеморт расправился с её мужем и ребёнком — да он и предлагал своему повелителю это, упрашивая лишь оставить ему женщину. Четырнадцать лет прошло с тех пор. И своими изумрудными глазами со светлой искрой Лили смотрит на него из глаз мальчишки, который во всём, кроме этого изумительного цвета, напоминает Джеймса Поттера, и ради той частички Лили, которая оставалась навсегда в отвратительном, ненавистном ничуть не меньше его отца мальчишке, Северус Снейп обманывал Тёмного Лорда каждый день, каждый час, каждый миг своей жизни. Никогда нельзя было ему совершенно расслабиться, отпустить чудовищное напряжение всех внутренних сил — невидимые прикосновения пальцев Волдеморта могли в любой момент вторгнуться к нему в сознание, с придирчивостью ощупывая, разыскивая малейший изъян в безупречной преданности тёмному делу. Что-то случилось с душой Северуса в ту сумасшедшую ночь, когда он, уткнувшись лицом в колени возле ног Дамблдора, согласился совершить всё, что угодно, ради той, которая накрепко вплавилась ему в сердце, даже погибнув. И мальчишка, до невыносимой точности повторяющий своего отца и взлохмаченными волосами, и дерзкими повадками, и неискоренимой склонностью к нарушению школьных правил, вдруг обратился из чужака в продолжение Лили, его Лили, вдруг она, будто живая, посмотрела на Северуса из глубины его изумрудных глаз; и какое-то чувство, слишком иррациональное, чужеродное, чтобы потрудиться подобрать слова, объясняющие его, появлялось теперь в нём, когда он видел мальчишку в коридорах Хогвартса — странная, отвратительная напряжённость, которая заставляет присматриваться ко всему, что окружает мальчика, в поисках возможной угрозы... Мальчишка намертво врос в Северуса, обратился его неотъемлимой частью, пускай Северус безуспешно сопротивлялся этому. Часть Лили была ещё жива, воплотившись в своего сына, спасённого ею от смертельных чар. И, как часть Лили, мальчишка неправильным, наизнанку вывернутым образом стал дорог Снейпу. Сам же Северус, впрочем, предпочитал такую неправильность маскировать ненавистью — простое, не требующее объяснений и усилий чувство, предаваться которому, конечно, легче в тысячу раз. - Посмотри мне в глаза, Северус, - нашёптывает струящийся голос Тёмного Лорда, прощупывая обнажённую суть души Снейпа; чудовищная мука начинается с начала; серебристому свету Патронуса-лани ни за что на свете нельзя позволить прорваться наружу. И Северус Снейп вновь прибегает к искусству плетения лживых сетей, которым он овладел в совершенстве, чтобы приглушить в себе до невидимости этот тёплый, огромный, никогда не затухающий свет.